100-летию со дня  рождения А.С.Грина

                                                   ПОСВЯЩАЕТСЯ

 

 

 

  

                                 Юрий ГЛАДЫШ,                                          Сергей ЯНСОН

                   «Б И Л Е Т   Д О    З У Р Б А Г А Н А»

  Ироническая фантазия для детей и юношества на темы Александра Грина

                                          в 2-х частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ПИСАТЕЛЬ
ПУТЕШЕСТВЕННИК
ЮНОША
ГРАЧЕСКИЙ
ЮРЛОВ
МУЖИК У КОСТРА
МОРЕХОД
РУЛЕВОЙ

МЕХАНИК
МАТРОС
ЧЕКИСТ

КРАСНОАРМЕЕЦ
ИНЖЕНЕР
ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК
1-Й НЕЗНАКОМЕЦ

2-Й НЕЗНАКОМЕЦ
ЧИТАТЕЛЬ

 

Ведут спектакль ВЫДУМЩИК И УЧЕНЫЙ. Действие происходит  зимой в Петрограде в начале двадцатых годов прошлого столетия. Время действия пролога и эпилога не определено.

Пьеса написана в 1978-79 годах для Московского театра мимики и жеста к  100-летию со дня рождения А.С.Грина. Новая авторская редакция – 2005 год.

 

Пролог

В кафе. За столом двое: Писатель и Читатель -  человек, читающий книгу. Читатель бросает книгу на стол.

ЧИТАТЕЛЬ. Опять про любовь! Сколько можно! Любовь, любовь, мечты всякие! А где же жизнь?

ПИСАТЕЛЬ. Что?

ЧИТАТЕЛЬ. Ничего. Любовь и больше ничего. Опять любовь и никакой жизни. Вот вы – часто влюблялись?

ПИСАТЕЛЬ. Я? Нет. Хотя, впрочем, не знаю.

ЧИТАТЕЛЬ. Вот и я – нет. И никто не влюблялся! Любого спроси, что есть сей предмет? А ничего! Пшик, фикция.

Писатель. Вас обидела женщина?

ЧИТАТЕЛЬ. Что? Меня – женщина? Какая женщина?

ПИСАТЕЛЬ. Ну, вам лучше знать.

ЧИТАТЕЛЬ. Это вам лучше знать.

ПИСАТЕЛЬ. Почему?

ЧИТАТЕЛЬ. Потому, что вы не умеете себя вести.

ПИСАТЕЛЬ. Простите, я не хотел вас обидеть.

ЧИАТЕЛЬ. То-то. Прощаю. Не откажусь и от стаканчика вина в вашу пользу, если вы, сударь, культурный человек. Вы же не будете этого отрицать?

ПИСАТЕЛЬ (с улыбкой). Не буду.

На столе появляется вино.

ЧИТАТЕЛЬ. Я, знаете, сам раньше пописывал. Любил. И писателей любил, и поэтов. И вообще всяких пишущих. Есть в них предназначение души.

ПИСАТЕЛЬ. Как это?

ЧИТАТЕЛЬ. Ну, предназначение души (отпив вина)…  Хороша мадера!

ПИСАТЕЛЬ (читает на бутылке). Из лучших сортов винограда… И пахнет морем…

ЧИТАТЕЛЬ. В вине тоже есть своя поэзия. А то некоторые не умеют, а лезут не в свое дело. Ну, не умеешь, так не берись! Не порть дело! А то, как возьмутся, и начнут, и начнут! Потому и вино теперь большей частью гнилое, и книги – не книги, а тьфу! Ведь верно?

ПИСАТЕЛЬ. Как сказать…

ЧИТАТЕЛЬ. Так и скажи – верно! Мне верить можно. Знаю. Сам писал. Писал и бросил. Бросил, потому что не хочу уподобляться тем лицам, которые пишут только потому, что слово «писатель» нравится девушкам! Ни таланта у такого нет, ни идей, ни принципов. А сам-то! Посмотришь на иного – в чем только душа держится! Но никуда не денешься – писатель! Хоть ты тресни, а писатель. Я, извините, не вас лично имею в виду. У меня вообще такой принцип – когда говорю, я никого лично не имею  в виду…

ПИСАТЕЛЬ. А писать зря вы бросили… Если любишь…

ЧИТАТЕЛЬ. А кто вам сказал, что я люблю писать?  Выдумываете черт  знает что!

ПИСАТЕЛЬ. Да вы сами вроде, только что об этом говорили.

ЧИТАТЕЛЬ. Вранье! Все вранье! И только не думайте, ради Бога, что я неудавшийся писатель. Лучше налейте… Захотел бы, писал не хуже других. Но мне этого не надо. Не надо мне, чтобы девушки кричали мне «писатель» и бросались на шею. Ведь для них все равно, им лишь бы по бумаге водил, да чтоб глаза с поволокой, а что у человека внутри им ведь наплевать!

ПИСАТЕЛЬ. Ну, не всем же…

ЧИТАТЕЛЬ. Всем! Абсолютно всем! Ну, где? Где они, эти ваши всепонимающие суламифи? Покажите хоть одну. Покажете? Не покажете. Вот так! А говорите…

ПИСАТЕЛЬ. Я просто всегда людям верю.

ЧИТАТЕЛЬ. Вы просто ничего не понимаете в жизни.

ПИСАТЕЛЬ. Почему?

ЧИТАТЕЛЬ. Потому. Вы с какого года?

ПИСАТЕЛЬ. С восьмидесятого. Восемьсот восьмидесятого.

ЧИТАТЕЛЬ (смеясь). С восьмидесятого! Был бы я с восьмидесятого, я бы не только девушкам – крокодилам бы верил! Скажет тоже! С восьмидесятого.

ПИСАТЕЛЬ. Я вам кажусь слишком молодым?

ЧИТАТЕЛЬ (с иронией). Нет, вы мне кажетесь старым. И, вообще, лучше налейте. Надо пить. Как можно больше пить.

ПИСАТЕЛЬ. Что с вами?

ЧИТАТЕЛЬ. Кто вам сказал, что со мной что-то? Со мной абсолютно ничего.

ПИСАТЕЛЬ. Но у вас такой вид…

ЧИТАТЕЛЬ. Будто я зря прожил жизнь? Говорите, говорите. Не бойтесь. Я действительно зря ее прожил. Да, от меня ушла любимая женщина. Бросила, можно сказать. Да, я неудачник! Но вы не должны об этом знать. И, вообще, что вы мне в душу-то лезете!

ПИСАТЕЛЬ. Извините, я не хотел…

ЧИТАТЕЛЬ. Не хотел! Да, что там не хотел! Я ведь тоже молодой был. Как вы. Все мечтал – вот буду писателем, ездить много  буду. Ай! Да не то все это. Ради Бога не считайте, пожалуйста, что я неудачник. Я вполне счастлив. Я счастлив сейчас. Мне хорошо. Сейчас.

ПИСАТЕЛЬ. А потом?

ЧИТАТЕЛЬ (ехидно). А у вас плохо со здоровьем. Вам надо написать роман, получить много денег и поехать к морю. Я вам русским языком говорю – мне хорошо сейчас! Это мое жизненное кредо, мой млечный путь.

ПИСАТЕЛЬ. Вы верите в загробную жизнь?

ЧИТАТЕЛЬ. Кто вам сказал?

ПИСАТЕЛЬ. Никто. Я просто спросил.

ЧИТАТЕЛЬ. И спрашивать-то не умеете. А еще писатель!

ПИСАТЕЛЬ. Да, я, собственно, еще только начинаю…

ЧИТАТЕЛЬ. Нет. Не выйдет из вас Толстого.

ПИСАТЕЛЬ. Толстого? Почему Толстого?

ЧИТАТЕЛЬ. Не выйдет. Нет в вас чего-то. Хотя имейте в виду – все, что я тут говорил, к вам не относится. А вот все эти ваши принципы, вера, честь – все это чепуха!

ПИСАТЕЛЬ. А как же, по-вашему, волк, доля, то есть долг, воля?

ЧИТАТЕЛЬ. А никак.

ПИСАТЕЛЬ. То есть как это – никак?

ЧИТАТЕЛЬ. А вот так. Все – от судьбы. Знаете, я очень люблю пословицу: кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Суждено тебе стать бессмертным – ты им станешь. Не суждено – увы! Пишите письма, конфигурально выражаясь. Вот мне, например, суждено пить. И я пью. Потому что – судьба. От судьбы не уйдешь.

ПИСАТЕЛЬ. А разве человек не хозяин своей судьбы?

ЧИТАТЕЛЬ (упрямо). От судьбы не уйдешь.

ПИСАТЕЛЬ. Зачем от нее уходить? Надо управлять ею. Надо оставить себе цель и добиваться ее. Я помню, когда ходил юнгой в море, мы попали в шторм. Работали на палубе. Все вместе. И всех нас вместе накрыло волной.  Двух матросов смыло. Не меня, юнгу, а двух опытных матросов…

ЧИТАТЕЛЬ. А я что говорю – судьба!

ПИСАТЕЛЬ. Да, какая же судьба, если хозяин знал о шторме и не имел права заставлять нас выходить в тот день в море!

ЧИТАТЕЛЬ. Судьба на плохих хозяев…

ПИСАТЕЛЬ. Вас, я вижу, не переубедить.

ЧИТАТЕЛЬ. Не… не переубедить.

ПИСАТЕЛЬ. То-то и оно. Видать судьба моя такая – переубеждать твердолобых.

ЧИТАТЕЛЬ. Я и говорю – судьба!

Затемнение.

 

 

 

Действие первое.

Медленно, словно нехотя, луч софита выхватывает из темноты человеческие фигуры, находящиеся в разных концах сцены. Это – Ученый  и Выдумщик. Оба сидят за низенькими столиками и погружены в свои  дела. Перед Ученым – солидная топка тетрадей и блокнотов, в одном из которых он и сейчас что-то записывает. На нем строгий темный костюм и очки в старомодной оправе. Выдумщик задумчиво листает  книгу  с множеством закладок. На нем свитер неопределенного цвета и джинсы.

Ученый откладывает в сторону блокнот, зажигает настольную лампу и придвигает к себе микрофон. Говорит, слегка щурясь от яркого света.

УЧЕНЫЙ. Дорогие друзья! Позвольте от всей души и от себя поздравить вас с наступающим  праздником и пожелать…

ВЫДУМЩИК (иронично). Здоровья!

УЧЕНЫЙ. Что?

ВЫДУМЩИК. Я говорю, что вы не то говорите. Так нельзя говорить.

УЧЕНЫЙ. А как надо?

ВЫДУМЩИК. Я не знаю. Но надо по-другому!

УЧЕНЫЙ. Послушайте! Не знаете, так и молчите. Попрошу в сторонку! Итак, сегодня мне хочется пригласить вас на юбилейное торжество по случаю…

ВЫДУМЩИК. Ну, право, это же, наконец, скучно!

УЧЕНЫЙ. Господи! А как будет не скучно?

ВЫДУМЩИК. Хотя бы так… Друзья! Мы собрались здесь, чтобы вместе отметить…

УЧЕНЫЙ (язвительно). Стало, конечно, веселее.

ВЫДУМЩИК. Все равно, надо по-другому. Вы должны почувствовать, как.

УЧЕНЫЙ. Но вы же не даете мне, черт возьми, сказать ни  единого слова. Ладно, будь по-вашему, повременим немного с официальной частью. Действительно, не к спеху. Но героев-то вы хотя бы позволите мне представить?

(обращается к публике)

Извольте.

Действие нашей истории начинается в Петрограде в один из зимних вечеров в начале двадцатых годов прошлого века. В России еще шла гражданская война. Происходящее в стране пугало одних, озадачивало других, вдохновляло третьих. Наш рассказ – о тех, кто в самые трудные годы верил в будущее своего отечества.

ВЫДУМЩИК (с запалом). Но ведь можно и иначе! Можно сказать так – шли первые годы Больших Перемен. Многие поверили тогда, быть может, преждевременно и наивно,  в возможность построения справедливого общества.  Первыми среди поверивших в мечту были, конечно же, самые чистые, искренние и возвышенные натуры - фантазеры, одним словом.  Эти чудаки всегда жили в своем собственном, прекрасном и гармоничном мире. Они хотели по его образцу переделать и наш мир, сделать его лучше, краше, добрее. Наш рассказ – о фантазерах и мечтателях.

УЧЕНЫЙ. Вот видите – все прекрасно получается и у вас. Наверное, даже где-то лучше. А то раскричались – у вас, дескать, опыт, вам и карты в руки! А вы-то? Вы ведь Выдумщик. Так и давайте, выдумывайте свои сказки.

ВЫДУМЩИК. Сказки?...

Под звуки далекой мелодии, плавной и неземной, сцена погружается во мрак.

 

Картина 1.

 

В сопровождении все той же мелодии на сцене материализуется декорация скромно обставленной комнаты. Всюду превалирует серый цвет, иногда – с оттенками голубого. На колченогом  столе стоит большое блюдо с тремя картофелинами. За столом сидят Писатель и Путешественник. Писатель одет в длиннополую солдатскую шинель, под ней – свитер.  На Путешественнике – штормовка. За плечами болтается некое подобие рюкзака.

Воет ветер. В щели занавешенного окошка время от времени пробиваются блики уличного фонаря. Раздается одинокий выстрел.

Писатель закуривает и осторожно берет двумя пальцами холодную картошку.

ПИСАТЕЛЬ. Картошечка! Люблю картошечку.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Родина картофеля – юг Африки. Я, когда был там, видел много разных сортов. И все по-разному растут. И что ни  сорт – то объеденье.

ПИСАТЕЛЬ. Хороша с сольцой!...

ПУТЕШЕСТВЕННИК. А некоторые клубни достигают полметра в диаметре.

ПИСАТЕЛЬ (уважительно). Такая и в кастрюлю  полезет.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. А зачем в кастрюлю? Я, когда был в Южной Америке, так заметил – там вообще кастрюль нету.

ПИСАТЕЛЬ (положив картошку на место). В какой Южной Америке?

ПУТЕШЕСТВЕННИК (важно и чуточку рисуясь). В обыкновенной.

ПИСАТЕЛЬ. Да ты, брат, болтун. Сочинитель.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Это ты сочинитель. Это твоя профессия, ты на это живешь. А я просто рассказываю, где я был.

ПИСАТЕЛЬ. Ну и где же ты еще был?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Я был везде. Я веду здоровый образ жизни, в отличие от некоторых не задерживаюсь в четырех стенах годами. А ну-ка (ставит правую руку на стол). Слабо?

ПИСАТЕЛЬ (нерешительно). Может, поедим все-таки?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. А-а! Значит, слабо. А все потому, что ты сидишь здесь и ничего не видишь. И приходится тебе все сочинять. Так же, как и меня.

ПИСАТЕЛЬ. Да, так же, как и тебя. Но ты, кажется, ничего получился. Здоровый.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Еще бы! Когда я был в тропиках…

ПИСАТЕЛЬ. Да, знаю я. Ведь и тропики выдумал я. Они ведь тоже не настоящие.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Почему не настоящие?

ПИСАТЕЛЬ (сердито). Потому, что не настоящие, потому, что он придуманы… Придуманы-то они хорошо, только в них ведь не скроешься от холода и не нарвешь ананасов для продажи на Кузнечном рынке…

Встает и начинает ходить по комнате. Путешественник с интересом смотрит на него.

ПИСАТЕЛЬ. И, вообще, я иногда думаю, что все это никому, пожалуй, и не нужно. Пишешь, пишешь, выдумываешь. Ну, даже и написал, как Толстой, ну и что?  Люди скажут: ну, написал, как Толстой, ну и что? Да и печатают мало. Людям не нужны выдуманные тропики и ненастоящие паруса. В этом мире хорошо только мне. Мне хорошо с моими героями. Они живут по законам честных и сильных людей. Но разве настоящие живые люди живут по тем же законам?

ПУТЕШЕСТВЕННИК (не очень уверенно). Правда и счастье всегда найдет себе дорогу.

ПИСАТЕЛЬ (утвердительно кивая). Чтобы убежать из настоящего в мир, где волшебное море и волшебные корабли! Ты знаешь, вот за это я и люблю искусство. Написал рассказ – и вроде бы побывал там, в волшебном мире.

Подходит к окну и некоторое время внимательно смотрит на улицу. Вздыхает.

ПИСАТЕЛЬ. А вообще-то сейчас надо писать о нехватке дров. Написал – дополнительный паек. Раз за это дают дополнительный паек, стало быть, это и нужно писать. Вчера вот чаю достал. Будешь чай?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Какой чай? Ты все время забываешь, что я ненастоящий. И чаю я не хочу. Да у тебя, небось, и сахару-то нет?

ПИСАТЕЛЬ (грустно). Чего нет – того нет. Ты уж извини за прием.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Не  нравится мне твое похоронное настроение. Попробую маленько развеять его, а, заодно, доказать, что ты кругом не прав. Вот, например, хочешь – у нас будет все?

ПИСАТЕЛЬ (с надеждой). И сахар?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Вот, сахару не обещаю. Но кое-что интересное посмотрим. Видишь вот эту дверь?

ПИСАТЕЛЬ. Ну, конечно. Это надо было предполагать – ты думаешь и говоришь совсем, как я. Я тоже думал не раз – а что было бы, если… Но это, увы, не волшебная дверь. Это дверь в коридор. Оттуда есть выход во двор и есть проход на кухню, где, кстати, перестали готовить пищу, кажется, лет пять назад. По-моему, я все ясно рассказал.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Не ты рассказал, а твой пустой желудок. В этой блестящей речи не чувствовалось прежнего Писателя.

ПИСАТЕЛЬ (опускаясь на койку и закрывая лицо руками). Что поделаешь?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Ну, так как? Открыть дверь?

ПИСАТЕЛЬ. Брось! Зачем? Я проделываю сей процесс по несколько раз на дню, и, что особенно интересно, без видимого эффекта.

ПУТЕШЕСТВЕННИК.  Не будет у тебя никакого эффекта! Поэтому за дело берусь я. Посмотрим, как с ним справится твоя лучшая половина.

Путешественник встает и решительно направляется к двери.

ПИСАТЕЛЬ. Стой! Я пошутил!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. А я нет!

Путешественник красивым жестом распахивает дверь. Комнату заливает золотистый свет. Одновременно раздается крик: «Помогите!»

ПУТЕШЕСТВЕННИК (радостно). Ты слышал?

ПИСАТЕЛЬ (задумчиво). Господи, какой свет! Никогда не видел такого.

ПУТЕШЕСТВЕННИК (повторяет). Ты слышал, черт тебя побери?!

ПИСАТЕЛЬ (почти равнодушно). На улицах неспокойно…

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Ну и дурень же ты! Конечно, неспокойно. И это крик о помощи. Но зовут не кого-нибудь, а нас. Ты разве этого еще не понял? Пошли!

ПИСАТЕЛЬ. Ну…

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Н каких «ну»! Вперед!

Путешественник устремляется в дверной проем, буквально втягивая писателя за собой. Занавес.

 

Картина 11.

На сцене горит слабенькая лампочка, освещая убогие кирпичные стены, потрескавшуюся кладку и обрывок старого плаката. Заунывно воет ветер.

Шестеро свирепого вида Злодеев обступили прижавшегося к стене Юношу. На нем тужурка  и свитер, причем последний чем-то отдаленно напоминает свитер Писателя. Злодеи одеты в лохмотья, типичные для питерских оборванцев двадцатых годов. Старший из хулиганов замахивается.

Появляются Писатель и Путешественник. Знакомый золотистый свет озаряет их лица. Теперь уже Путешественник удерживает Писателя. Но тщетно – тот вырывается и бросается в схватку.

Неожиданно в золотистом свете нам кажется, что лохмотья хулиганов превращаются в атлас и бархат, рваные кепки – в шляпы с перьями.

В руке Писателя откуда-то появляется шпага. Он делает изящный и вполне профессиональный выпад. Разбойники оборачиваются и, как ни  странно, тоже обнажают клинки. Звучит звон боевого металла.

В разгар схватки на сцене появляются Ученый  и Выдумщик. Они останавливаются и наблюдают за борьбой. Ученый взволнован и сердит. Выдумщик загадочно улыбается.

Драка вспыхивает с новой силой.

ВЫДУМЩИК. Ну, вот вам и сказка!

УЧЕНЫЙ (нервно). Хороша сказочка! Смотрите, смотрите! Его же убьют! Писателя убьют!

ВЫДУМЩИК. Зря вы волнуетесь. Вы просто все себе не так представляете. Здесь же происходит не просто драка, а сражение. Вы видите шпагу у Писателя? Шпага – это символ. Рыцарь со шпагой, согласно традициям романизма, справедливый рыцарь.

УЧЕНЫЙ. Что ж вы не дали ему пистолет?

ВЫДУМЩИК. Во-первых, я не арсенал, во-вторых, вы же сами просили сказку.

УЧЕНЫЙ. Но ведь его же убьют!

ВЫДУМЩИК (с иронией). Не думаю. Похоже, он вполне владеет этим оружием.

УЧЕНЫЙ. Да ну вас всех к черту, сочинителей!

Ученый с криком бросается на помощь Писателю и Путешественнику.

Драка начинает затихать. Сраженные Злодеи в живописных позах валяются  вокруг наших героев. На хулиганах – опять обычное тряпье. И шляп с перьями нет в помине. Зато шпага есть. Только теперь она уже в руке не у Писателя, а у Путешественника.

Писатель, Юноша и Путешественник отряхиваются. Выдумщик тихо отводит потрепанного Ученого в сторону.

ПИСАТЕЛЬ (Юноше). Ну, что, парень, жив?

ЮНОША (патетически). Все пропало! Все кончено! О, моя несчастная жизнь, зачем ты мне осталась?

ПИСАТЕЛЬ. Ну, ты, парень, даешь! Хоть бы спасибо сказал.

ЮНОША. Зачем меня не убили? Зачем вы меня спасли?!

ПУТЕШЕСТВЕННИК (поучительно). Во имя жизни, юноша!

ПИСАТЕЛЬ (резко). Да, хватит причитать! Хорош спасенный – спасибо сказать не хочет. Хотя, по-моему, это мы должны говорить кому-то спасибо. Не знаю, как вам, а мне до сих пор неясно, кто же уложил всю эту ораву?

ПУТЕШЕСТВЕННИК (гордо). Я!...

Писатель недоверчиво смотрит на него.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. …И вы!

ЮНОША (переходя на речитатив). Судьба! Зачем ты сохранила мне жизнь?

ПИСАТЕЛЬ (Путешественнику). Ну, и чем же, по-вашему?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Шпагой.

Путешественник протягивает Писателю шпагу. Тот с удивлением смотрит на антикварное оружие.

ПИСАТЕЛЬ. Какой шпагой? Где ты нашел шпагу? Двадцатый век на дворе.

ЮНОША. О!!! Горе мне!

ПИСАТЕЛЬ. Да заткнешься ты или нет?!

ЮНОША (уже значительно тише). Она исчезла…

ПИСАТЕЛЬ. Э-э, брат! Ну, подойди-ка к свету.

Писатель подводит Юношу к единственному месту – под лампочку. С одной стороны к ним подходит Путешественник, с другой – Ученый и Выдумщик. Все рассматривают Юношу.

ПИСАТЕЛЬ (растеряно). Да у тебя вся личность в крови! Что же делать… Пойдем-ка со мной. Я знаю тут место, где можно раздобыть что-то вроде зеленки и бинта.  Пойдем!

ЮНОША. Вы никогда не любили! Вы  не знаете, что это такое!

ПИСАТЕЛЬ. Знаем, знаем. Пошли.

Сердито взглянув на Путешественника, Писатель уводит Юношу. Путешественник, в свою очередь, подмигнув Ученому и Выдумщику, направляется за ними, игриво помахивая шпагой.

ВЫДУМЩИК. Пошли и мы.

УЧЕНЫЙ. А это удобно?

ВЫДУМЩИК (смеясь). Вы забываете, мой друг, о наших с вами обязанностях. Нехорошо.

УЧЕНЫЙ. Простите, ради Бога. Что нужно говорить?

ВЫДУМЩИК. Пока ничего. Думаю, что скажут за нас. Тронулись, дружище.

Ученый и Выдумщик уходят. Занавес.

 

Картина 111.

 

Обыкновенная комната с пестрыми обоями. Большую ее часть занимает огромный книжный шкаф. На столе две пустые бутылки и несколько скомканных бумажек. У окна стоит Юрлов. На диване сидит Грачевский и лениво перебирает струны гитары. Оба одеты в какую-то причудливую смесь гражданского и военного платья.

ЮРЛОВ. Мужик бежит. Прыгает. Холодно.

ГРАЧЕВСКИЙ. И холодно, и голодно…

ЮРЛОВ. Патруль. Этих и мороз не берет. Все ходят и ходят.

ГРАЧЕВСКИЙ. И некому руку подать в минуту душевной невзгоды.

ЮРЛОВ. Вот сказали бы мне сейчас: Алеша, спрыгни с Троицкого моста за десять килограммов мяса. Я бы спрыгнул.

Юрлов отходит от окна. Подходит к столу и внимательно рассматривает пустую бутылку.

ГРАЧЕВСКИЙ. Я бы и за два не отказался.

ЮРЛОВ. Ох, жизнь пошла, совсем по графу Льву Николаевичу Толстому, вегетарианская! Впору романы писать.

Юлов подходит к книжному шкафу и наугад достает несколько книг. Раскрывает одну из них.

ЮРЛОВ. Мадам Брешко-Брешковская. «Дядя решается на подкоп!» (лениво бросает книжку). Молодец, дядя. (Берет следующую). «Ольга сходит с тропы». Молодец, Ольга. (бросает и эту). Николай Васильевич Гоголь. «Мертвые души». Молодец, Николай Васильевич! (Бросает). Нету! Ни Гоголей, ни Чеховых, ни Толстых. Никого нету. Остались одни мертвые души. У тебя как, Грачевский, душа жива?

ГРАЧЕВСКИЙ. Душа-то, может, и жива, а вот живот, наверное, скоро концы отдаст.

ЮРЛОВ. Ни хлеба, ни зрелищ. И современная литература-мать в упадке.

ГРАЧЕВСКИЙ. В припадке…

ЮРЛОВ (не слушает его). Раньше я вот стихи писал. Печатался иногда. И, когда я отправлял их в журнал, то знал, что там сидит, как минимум, грамотный человек. Нынче же у главного, с позволения сказать, редактора, если и есть четыре класса церковно-приходской, то и слава Богу. И ведь он еще этим гордится. Он считает, что это большой плюс.

ГРАЧЕВСКИЙ. Плюс-флюс… Не боги горшки обжигают.

ЮРЛОВ. Да мне плевать, кто обжигает горшки! Мне важно, кто делает сегодня русскую литературу. А делает ее сегодня пролетариат-крестьянин. Что, по-вашему, может написать крестьянин? И как?

ГРАЧЕВСКИЙ. Я вчера мимо Публичной библиотеки проходил. В окно заглянул – никого. Один только красноармеец сидит. Читает.

ЮРЛОВ. Вот именно – один! И не красноармеец, а бывший учитель русской словесности, которому шинель подарили комиссары за лекцию о вреде водки.

Юрлов начинает ходить по комнате из угла в угол. Речь его становится резкой и отрывистой. Он явно раздражен. Подходит к дивану и поднимает с подушек журнал в простой обложке.

ЮРЛОВ. Вот, пожалуйста, журнал «Огонек». Нашего господина Писателя сочинения. Человеку за сорок, а пишет, как ребенок. Ей-Богу, сказки какие-то. Какие-то летающие люди, иностранцы какие-то. Я, пока его не знал, думал англичанин пишет.

Грачевский откладывает в сторону гитару и впервые заинтересовано смотрит на Юрлова.

ГРАЧЕВСКИЙ. Почему так. У него есть интересные вещи. И хорошие…

ЮРЛОВ. Хорошо печь топить, да? (Смеется).

ГРАЧЕВСКИЙ (с упреком). Писатель любит людей. Во всяком случае, больше, чем мы с тобой. А люди платят ему взаимностью. Его читают. Ведь сказки нужны всем. Да и сам он прожил сложную жизнь.

ЮЛОВ (сердито). Жизнь босяка! Сам босяк и жизнь у него босяцкая. И пишет, как босяк. Без точек и запятых.

ГРАЧЕВСКИЙ. Запятые редактор поставит. А рассказы его, хоть и основаны на чудесах, делают людей добрее, лучше.

ЮРЛОВ (вновь сердито усмехается). То-то у него эти Берты и Гарты постоянно из пистолетов палят.

ГРАЧЕВСКИЙ. Да причем тут пистолеты! Он пишет о людях, посвятивших себя мечте, о романтиках… Такая литература имеет право на жизнь.

ЮРЛОВ (отворачивается, теряет интерес к разговору). Все равно. Что может написать сын лавочника? Хлам! Сам оборванец и пишет про оборванцев…

Раздается стук в дверь. Грачевский встает и берет в руки шинель. Юрлов испуганно оборачивается. Оба на мгновение застывают в напряженном ожидании.

ЮРЛОВ (медленно и как бы случайно выдвигает ящик письменного стола). О! Еще кого-то несет! Открывать?

ГРАЧЕВСКИЙ. Открой. Может, хорошие люди…

Юрлов открывает дверь. Входят, точнее, почти вбегают Писатель, Путешественник и Юноша.

ПИСАТЕЛЬ. Это мы. Принимайте гостей.

ЮРЛОВ (иронически). Очень рады. Буквально счастливы.

ГРАЧЕВСКИЙ. Заходи, заходи. Ты, я вижу, не один.

ПИСАТЕЛЬ. Мои друзья. Путешественник и Юноша, который не говорит спасибо за спасенную жизнь.

ЮНОША. А зачем она мне? Вы об этом подумали?

ГРАЧЕВСКИЙ (нравоучительно). Ну, я думаю, мой друг Писатель обо всем подумал и все взвесил.

ЮНОША. Вы только и умеете, что взвешивать. А способен ли кто-нибудь из вас любить?!

ПУТЕШЕСТВЕННИК (вмешивается). Я все объясню. Сейчас все объясню.

ЮНОША. Что им можно объяснить? Этим? Разве он  поймут… Погибла жизнь, любовь погибла.

ПИСАТЕЛЬ. Он весь в крови. Грачевский, я знаю, у тебя есть кое-что по медицине. Не откажи.

ГРАЧЕВСКИЙ. Это мы сейчас.

Грачевский и Юноша удаляются в соседнюю комнату.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Похоже, он потерял любимую.

ЮРЛОВ. Четыре года назад я потерял все. И любовь в том числе. Однако же не кричу об этом на каждом углу.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Он еще молод. А молодости свойственно преувеличивать.

ЮРЛОВ (обращаясь к Писателю). Где вы подобрали этого придурка?

ПИСАТЕЛЬ (задумчиво). Да, так. Было дело…

ЮРЛОВ. Понятно. Тайна.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Никакая не тайна. Открыли дверь в коридор. Вдруг – с улицы крик. Возле самого подъезда. И я вдруг подумал – ведь это гибнет мечта.

ЮРЛОВ (Писателю). Мечта! Хе-хе! Это что, твои герои? Один другого хлеще!

ПИСАТЕЛЬ. Да, это мои герои. На Юношу напали хулиганы…

ПТЕШЕСТВЕННИК. Злодеи!

ПИСАТЕЛЬ. Хулиганы. Его избили, а девчонку то ли увели, то ли сама убежала. Я еще и сам толком не понял. Но надо бы помочь.

ПУТЕШЕСТВЕННИК (с пафосом). Ее похитили. Ее увезли на корабль с черными парусами.

ЮРЛОВ. Слушай, тебе не надоело писать чепуху? Все пишешь, пишешь. Какие-то сказки, прямо. Хочешь, скажу, как надо писать?.. Писать надо, чтоб за живое брало.  Что бы  было, над чем  подумать. А то туда-сюда, только вчитался и – конец. Читаешь и думаешь: а где здесь психологизм? А авторская ирония где? Характеры? Вот ты, как в следующий раз будешь за стол садиться, оглянись вокруг себя. И не просто, а в  широком смысле слова. Огляделся, увидел яркий характер – в роман его! Ситуацию рельефную подметил – в роман! И не пиши  ты рассказики. Ни денег, ни  почета. Пиши сразу роман. Потому как, за что мы любим великих? За роман! Пушкина – за «Евгения Онегина», Гоголя – за «Мертвые души». За роман!

ПУТЕШЕСТВЕННИК (тихо, почти про себя). «Мертвые души» - поэма.

ЮРЛОВ (услышав). Неважно! Все равно за роман.

Возвращаются Грачевский и Юноша. У последнего забинтована голова.

ЮРЛОВ. А вот и  наш сумасшедший вернулся.

ГРАЧЕВСКИЙ (бодро). Кажется все в порядке. Жить будет.  

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Тогда вперед!

ПИСАТЕЛЬ. Куда?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. За ними. За ней. В любом случае – ни они с ней, ни она одна далеко уйти не могли.

ЮНОША. Я готов.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Вот это по-нашему!

ГРАЧЕВСКИЙ (огорченно). А я думал чаю вместе.

ЮНОША. А вы разве не с нами?

ГРАЧЕВСКИЙ (озадаченно). Я? С вами?

ПИСАТЕЛЬ. Предприятие сумасшедшее. Сразу предупреждаю. Но мне лично уже интересно.

Грачевский. А что же.. Если не помешаю… А, Юрлов, пойдем?

ЮРЛОВ. Чтобы посмеяться? (на мгновение замявшись). Отчего ж, я не против.

ПУТЕШЕСТВЕНИК (взмахнув шпагой). Вперед!

ЮНОША. Вперед!

Занавес.

 

Картина 1У.

 

Гранитный парапет набережной. Большие сугробы почти  совсем скрывают от нас Мужика, сидящего у костра. Он с головы до пят закутан в серую шинель, опирается на старую двустволку. Шум ветра становится почти невыносимым. Появляются Писатель, Путешественник, Юноша, Грачевский и Юрлов. На Путешественнике та же солдатская шинель, что была на Писателе в первой картине. Писатель, несмотря на мороз, остался в одном свитере. Грачевский и Юрлов – в офицерских полушубках без погон. В отдалении располагаются Ученый и Выдумщик. Голова у Ученого обмотана бинтом. По ходу действия они перемещаются ближе к основным персонажам.

ПИСАТЕЛЬ (Мужику у костра). Товарищ!

МУЖИК. Что?

ПИСАТЕЛЬ. Я спрашиваю, товарищ, никто из подворотни не выходил до нас?

МУЖИК (радостно). Господи! Люди! Живые! Да, вы к костру, к костру! А то сидишь, сидишь один. Холодно и ни  души кругом. А пост не бросишь. Куда от поста-то…

ПИСАТЕЛЬ. Товарищ, нам бы узнать…

МУЖИК. А вы не уйдете?

ПИСАТЕЛЬ. Мы спешим.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Нам спешить надо.

ГРАЧЕВСКИЙ. А то опоздаем.

МУЖИК. Тогда ничего я вам не скажу. Потому, что пока я не скажу – вы здесь. А как скажу – вас и след простыл. А мне каково, одному-то. На ветру.

ЮНОША.  Все понятно!

ПИСАТЕЛЬ. Товарищ, прояви сознательность. Скажи, куда пошли…

ПУТЕШЕСТВЕННИК (с хитрецой). Ты, что же, контра, здесь у костра  преступный элемент укрываешь?

МУЖИК (примирительно).  Ну ладно. Скажу. Только послушайте одну историю, и скажу.

ПИСАТЕЛЬ. Слушай, товарищ. Я сам писатель, сам истории сочиняю. Скажи лучше, куда пошли люди, что из подворотни вышли.

МУЖИК (с интересом). Писатель? И хорошо пишешь? Тогда тебе вдвойне интересно. Ну, подожди, ей-Богу.  То ведь скучно.

ПИСАТЕЛЬ. А потом скажешь?

МУЖИК. Потом все скажу.

ПИСАТЕЛЬ. Ну, давай, только побыстрей.

Мужик медленно вылезает из сугроба и  устраивается поудобнее. Писатель нехотя опускается на корточки. Путешественник и Юноша остаются стоять. Грачевский, попрыгивая от холода, также приближается к костру. Его примеру следуют Ученый и Выдумщик. Юрлов демонстративно отходит и рассматривает парапет.

МУЖИК (протяжно и нараспев). Значит, жила-была одна купчиха одинокая. И не было у ней никого, то есть, в смысле дружка закадычного. И пошла она однажды в лес, да и заплутала в лесу. А там – сам понимаешь – темно. Ни грибов, ни ягод не видно, одни волчьи глаза горят. Села мадамочка на пенек и плачет. И вдруг выходит из тьмы мужик, а сам весь в мелу.

ПИСАТЕЛЬ (недоверчиво). В мелу?

МУЖИК (уверенно). Ну, да. Она у него спрашивает, ты, почему, говорит, в мелу? А он ей отвечает – я, дескать, не в мелу вовсе, а в китайском порошке. И будет тебе теперь, говорит, в жизни купец молодой и денег много. Тут купчиха плакать перестала, а мужик в порошке вывел ее на дорогу правильную. Вскоре и купец подоспел, прикатил к ней по морю под парусами. Глянула на него купчиха – и как есть в обморок. Усы-то у купца все в китайском порошке, как есть белые! Такая вот история. Так и писать надо. Чтобы правда все – и конец хороший.

Все оживляются.

ГРАЧЕВСКИЙ (поеживаясь от холода). В китайском порошке, говоришь. А что же за порошок такой?

МУЖИК. Сказочный.

ПУТЕШЕСТВЕННИК (оглядываясь на Писателя). А, по-моему, здесь нужно подразумевать какое-либо научное открытие или физическое явление.

ПИСАТЕЛЬ (улыбаясь). Что-то на тебя непохоже. Ты у нас вроде всегда в сказки верил.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. А разве научное открытие – не сказка? Разве не сказка, к примеру, паровоз? А какая мощная аллегория! Какой полет!... Вроде бы мелочь, нюанс, нонсенс! А какое обобщение.

ЮРЛОВ (отворачиваясь, тихо). Господи, какая глупость.

ГРАЧЕВСКИЙ. Друзья, мы, кажется, куда-то спешили.

ЮРЛОВ. Расспешились.

ЮНОША (отчаянно).  Уже понял, что все пропало!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Тихо! Вы слыщите?

ВСЕ ПОЧТИ ОДНОВРЕМЕННО. Что?

ПУТЕШЕСТВЕННИК (с обычной возвышенной интонацией). Это шум двигателей вражеского корабля.

ЮРЛОВ. Чушь собачья!

ГРАЧЕВСКИЙ (неуверенно). Кажется, ветер.

ПИСАТЕЛЬ. Все может быть.

ЮНОША. Это они!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Вот вам и нить – корабль в ночи. И если ведет эта нить в бездну вод, нам ничего не остается, как последовать туда.

Теперь уже все слышат глухой рокот двигателей и треск ломающегося льда. На мгновение сцену освещают лучи судового прожектора и тут же пропадают. Путешественник подбегает к парапету и возвращается обратно. На бегу он сбрасывает неудобную шинель. Под ней оказывается коричневый матросский свитер. На голову Путешественник тут же одевает неизвестно откуда взявшуюся потрепанную черную морскую фуражку. Все возбуждены. Ученый  и Выдумщик возвращаются. Ученый, видимо, хочет что-то сказать, но Выдумщик прикладывает палец к губам и увлекает его за собой.

ПИСАТЕЛЬ. Какая еще нить?

ЮРЛОВ. Совсем рехнулись, господа хорошие.

Теперь уже Грачевский  подходит к парапету и пытается вглядеться в кромешную тьму. К нему подбегает Юноша и явно собирается перелезть через парапет. Грачевский уверенно стаскивает его обратно.

ГРАЧЕВСКИЙ. Забавно. Но других предложений, похоже, нет. И судно это, право, очень подозрительно, даже в наше подозрительное время. А где, кстати, мы возьмем второй корабль?

ПУТЕШЕСТВЕННИК (делает уверенный жест рукой). Он нас ждет.

ПИСАТЕЛЬ. Слушай! А я не зря тебя сочинил.

ГРАЧЕВСКИЙ. А я не зря пошел с вами.

ЮНОША. Вперед!

ЮРЛОВ. Ни  сна, ни отдыха… Ввязались в авантюру.

Перед тем, как сцена погрузится во мрак, мы услышим нарастающий шум винтов невидимого корабля.

Луч выхватывает Ученого и Выдумщика на своих обычных местах – за столиками. Ученый держится за перебинтованную голову и тихо постанывает.

ВЫДУМЩИК. Так, что же вы хотели сказать, коллега?

УЧЕНЫЙ   . Я… О-о! Я хотел сказать, точнее, я хотел спросить, откуда вы взяли этот чертов корабль? О-о!

ВЫДУМЩИК (участливо). Больно?

УЧЕНЫЙ. Еще бы! Оказывается ваше абстрактное зло может вполне конкретно трахнуть по башке. Хорош автор – снабдил героя колющим оружием, а мне пожалел даже ржавую железку!

ВЫДУМЩИК. Нечего было ввязываться в драку. Вы же не претендуете на роль полномочного представителя Добра? То, что Зло больно дерется, к сожалению, не ваша мысль. Вы только испытали ее на своей шкуре. А насчет железки, простите, не ожидал. Это рассуждения дворового хулигана, а не рассказчика.

УЧЕНЫЙ. Ничего себе, рассказчик! Рассказчик, который даже не знает, что произойдет дальше. Откуда корабль, скажете вы или  нет?

ВЫДУМЩИК. Не надо горячиться. Корабль оттуда же, откуда и все остальные – с верфи. Порт приписки – Петроград.

УЧЕНЫЙ. Но зимой?...

ВЫДУМЩИК. Именно зимой…

Выдумщик лукаво улыбаясь перебирает бумаги. Ученый выжидающе смотрит на него. Наконец, Выдумщик находит нужный документ и, надев очки, читает.

ВЫДУМЩИК. «Согласно решения Петроградского Совета на реке Неве и прилегающих к ней водоемах были проведены работы по расчистке льда, с целью обеспечить свободный выход боевых кораблей в Балтийское море через Финский залив при возникновении такой необходимости. Для проведения работ был выделен ледокол средней мощности, бортовой номер…» (снимает очки и обращается к Диктору) Вам назвать номер? Вы так любите цифры.

УЧЕНЫЙ. Сдаюсь. Хотя нет, постойте. Почему вы решили, что этот злосчастный ледокол имеет  какое-то отношение к нашей истории? И откуда взялся второй корабль? Или в бумаге, которую вы сейчас так торжественно процитировали, указан второй ледокол?

УЧЕНЫЙ. Нет.  Но я доволен, что вы задали этот вопрос – иначе это были бы уже не вы. Конечно, я понятия не имею, связан этот ледокол с нашей, как вы выразились, историей или нет. Но мы вполне можем себе представить,  что он имеет самое непосредственное отношение и к истории, и к ее героям. Сказка это допускает.

УЧЕНЫЙ. Но второй, второй!

ВЫДМЩИК. Не знаю. Сказка хороша еще и тем, что содержит в себе обязательный элемент неожиданности. В том числе и для самого рассказчика. Я не знаю ни пассажиров второго корабля, ни его экипаж. Не знаю, откуда он взялся. И наши герои тоже не знают этого. Правда, мне кажется, что Путешественник уже догадывается о чем-то. Но, может быть, мне это только показалось.

УЧЕНЫЙ. А что ж нам делать?

ВЫДУМЩИК. Как это – что? Следовать за героями. Путешественник – парень не промах, да и Писатель наверняка что-нибудь придумает. Только поспешим – судно ждать не будет.

УЧЕНЫЙ (показывает на голову). Только без этого, ладно?

ВЫДУМЩИК (смеется). Не обещаю.

Занавес.

Конец первого действия.

  

Действие второе

Картина У.

Мы видим на сцене палубу и рулевую рубку ледокола. Они ритмично раскачиваются в такт завываниям ветра. За штурвалом стоит Рулевой, рядом с ним пристально вглядывается в бинокль Мореход. На палубе столпились и ежатся от холода Писатель, Путешественник, Юноша, Юрлов и Грачевский.

МОРЕХОД. Лево руля!

РУЛЕВОЙ. Есть, лево руля!

ПУТЕСТВЕННИК (весело). Кантуй!

Писатель и Грачевский выходят вперед и подходят к борту. Писатель торжественно демонстрирует указательный палец.

ПИСАТЕЛЬ. Так спешил, что кожу содрал. Об перила должно.

ГРАЧЕВСКИЙ. Кровь идет.

ПИСАТЕЛЬ. Последняя вытекает, Вы знаете, в человеке шесть литров этой красной жидкости. Удивительно. Шесть литров, а хватает на целую жизнь. Интересно, когда человек умирает, куда кровь девается?

ГРАЧЕВСКИЙ. Здесь я видел аптечку. Надо бы зеленкой помазать.

ПИСАТЕЛЬ. Бросьте вы. Пустяки.

ГРАЧЕВСКИЙ. А то смотрите. Дело, так оказать, хозяйское. Будет заражение - пожалеете.

ПИСАТЕЛЬ. Ерунда.

ГРАЧЕВСКИЙ. Зеленка в склянке тонкой..

ПИСАТЕЛЬ (с улыбкой). Да вы поэт.

ГРАЧЕСКИЙ. К, сожалению – нет. У меня для этого дурости не хватает. Иной раз, бывает, вот-вот и стихами заговоришь, а потом задумаешься - кому это интересно? Для себя писать глупо. Правильно?

ПИСАТЕЛЬ (пожимает плечами). Не знаю.

ГРАЧЕВСКИЙ. Правильно. А иной раз просто жаль. Знаете, будь я поэтом, я бы написал поэму. Я назвал бы ее “Алые паруса”.

ПИСАТЕЛЬ. Алые? Почему алые?

ГРАЧЕВСКИЙ. Не знаю. Просто нравится — “Алые паруса”. Зеленое море, синее небо и алые паруса. Продать идею? (весело хохочет). Много не возьму...

Писатель досадливо отмахивается. Вместе с Грачевским они поднимаются на мостик. Путешественник уже там.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Ну и темень. Точь в точь, какая была

в ту ночь, когда в море уносило жадного лавочника, а моряк стоял на берегу и молчал. Стоял и молчал.

ГРАЧЕВСКИЙ. Какой моряк?

ПИСАТЕЛЬ. Да не верьте вы ему. Он опять сочиняет.

МОРЕХОД. Так держать!

РУЛЕВЙЙ. Есть, так держать!

ПУТЕШЕСТВЕННИК (обижено). Это почему же. Ты же опять думаешь, что я вру. Ты думаешь, что если я то что-нибудь рассказываю, так это уже и вранье.

ПИСАТЕЛЬ. Ну, не вранье, не вранье. Сказка.

ЮРЛОВ (снизу, иронически). Сказочник!

Из люка на палубе появляется Механик. 0н садится на ступеньку трапа и закуривает.

МЕАНИК. Сказка? Сказка — это хорошо.

ПИСАТЕЛЬ. Вы верите в прекрасных принцев?

МЕХАНИК (сплевывает). Нет. Я верю в прекрасные машины. Этот двигатель я собрал своими руками. Я ходил на нем вокруг земного шара.

ЮРЛОВ (Грачевскому). Видел дураков? Погляди.

МЕХАНИК (продолжает). И я верю, что когда-нибудь он поможет мне

взлететь над Землей. Говорят, что сверху она очень красивая.

МОРЕХОД. Ты смотри, действительно не подними нас на воздух, мечтатель! МЕХАНИК. Будь спокоен, капитан. (Всем остальным). Я помню, мне одну историю рассказывали. Вот товарищу Писателю будет особенно интересно. Плыл раз корабль в Атлантике. И вдруг – тайфун!

ЮРЛОВ. В Атлантике тайфунов не бывает.

ГРАЧЕВСКИЙ. Да, погоди ты.

МЕХАНИК. Я не для вас рассказываю.  Меня товарищ Писатель слушает.

Писатель. Говори, говори, Механик.

МЕХАНИК. И вдруг тайфуи1 Что делать? Кто за чистое белье, кто мачту рубить, а капитан говорят — стоять! Смотрят моряки, а они уже летят. Экипаж осмелел, ребята к краю подошли ноги свесили...

МОРЕХОД (отрывается от бинокля и кричит). К берегу давай! К берегу!

Раздается сухой деревянный треск. Одновременно над рубкой вспыхивают бортовые огни неизвестного судна. Среди грохота и хаоса слабо пробивается крик «Помогите!»

ЮНОША. Это она!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Мы настигаем их!

МОРХОД. Стоп машины!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Почему стоп? Вперед!

МЕХАНИК. Есть, стоп.

МОРХОД. Пробоина. Ну, вот. Теперь мы, вдобавок, слепы как котята. На нас могут напасть с любой стороны. (Путешественнику). Ты хоть вооружен, товарищ?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Верой в победу1

МОРЕХОД (устало). Все ясно.

МЕХАНИК. Уходят, уходят. Капитан, они уходят!

МОРЕХОД. Попробуем, не спеша, за ними. Самый малый вперед!

В темноте блестит вспышка выстрела, второго, третьего. Мореход наугад стреляет из нагана. Шпага в руке у Путешественник исчезает, а вместо нее столь же неожиданно появляется маузер.

МОРЕХОД. Давайте полный!

МЕХАНИК. Мореход, нас сносит к берегу!

Сцену заливает алый свет. Мостик и палуба рывком уходят в сторону. Раздается дружный крик «Помогите!»

ГОЛОС МЕХАНИКА. Ну. Полетели!!!

На сцену выбегают, выхваченные лучами приборов, Выдумщик и Ученый. Гаснет алый свет, затихает вдали грохот, все погружается в мрак.

УЧНЫЙ. Что случилось?

ВЫДУМЩИК. Ничего особенного.

УЧЕНЫЙ. Как, ничего особенного? Сначала вы решили угробить одного Писателя, теперь целый корабль, вдобавок  вместе с экипажем. Неужели вам их не жалко?

ВЫДУМЩИК. Очень жалко. Поэтому с ними ничего особенного и не случится. Просто некоторые из них хлебнут немного Невской водички. Но совсем немного. Видите, на помощь уже спешат красноармейцы береговой охраны.

УЧЕНЫЙ. Здорово. А вы купалась когда-нибудь зимой? Не советую. Удовольствие маленькое. Я знаю...

ВЫДУМЩИК (пародируя Диктора). Если знаете - рассказывайте. И, вообще, не пренебрегайте своими обязанностями. А то мы больше пререкаемся между собой, чем действительно ведем спектакль.

УЧЕНЫЙ (жалостно). А они не утонут?

ВЫДУМЩИК. Нет. Обещаю. Кстати, вот их уже и вылавливают.

УЧЕНЫЙ. Слава богу! А куда они пойдут теперь?

ВЫДУМЩИК. Вероятнее всего, их поведут в ЧК.

УЧЕНЫЙ. Вы с ума сошли! И еще говорите об этом так спокойно. Вам не кажется, что на этом  придется поставить точку и во всей нашей истории?

ВЫДУМЩИК. Вряд ли. Ведь, в конце-то концов, это вполне естественно. Время неспокойное.

УЧЕНЫЙ. Вы заговорили совсем как я.

ВЫДУМЩИК. Я просто говорю с вами на вашем языке. У меня несколько иной способ мышления, но в данном случае нельзя отключаться от реальной обстановки. Наших героев могут повести только в ЧК для дальнейшего выяснения личности. Логично?

УЧЕНЫЙ. Вроде. Но что будет с ними дальше?

ВЫДУМЩИК. Нам представляется  возможность посмотреть это

самим. Упускать ее не стоит.

УЧЕНЫЙ. Тут я опять согласен с вами. Мы в ответе перед нашими зрителями за их судьбу. А спор можно продолжить в любом другом месте, если возникнет такая потребность. Время еще будет.

ВЫДУМЩИК (смеется). Конечно. Весьма логично.

Улыбается и Ученый. Оба уходят.

Занавес.

Картина УI.

Холодная казенная комната. Из обстановки — только печка буржуйка, да колченогий стол со стулом. Вдоль стены стоит длинная протертая скамья. На ней под присмотром рослого красноармейца сидят Писатель, Путешественник, Юноша, Грачевский, Юров. За столом сидит Матрос и внимательно смотрит на них.

МАТРОС. Ну, что, господа хорошие? Литераторы? Контру пишем? Воспеваем царские устои, так сказать, поем лебединую песню сладкому буржуазному дурману?

ПИСАТЕЛЬ. Я бы хотел...

МАТРОС (жестко). А я бы не хотел. Кто из вас Писатель будет-то?  Ты что-ли?

ПИСАТЕЛЬ. Да, я.

МАРОС. А на барчука не похож. Должно уголовный элемент?

ПУТЕШЕСТВЕННИК (с жаром). Как вы смеете! Это же Писатель! Его весь мир знает.

МАТРОС. Пока не весь. Я вот не знаю. Да и пишешь-то, небось, плохо. Сказочки какие-нибудь. А сейчас надо писать конкретно. А кто пишет не конкретно - того к стенке, тот революции наипервейший враг! Вот увидел дрова - пиши про дрова. Видишь — революция — шпарь про революцию. Видишь врага — стреляй. А потом пиши о том, как его застрелил. Вот как надо писать! У нас сейчас многие так пишут. И неплохо получается, кстати...

Резко открывается дверь и входит Чекист.

МАТРОС. Встать!

Все встают. Чекист близоруко оглядывает вновь прибывших. Затем устало сгорбившись идет к столу.

ЧЕКИСТ. Сидите, сидите! Ну, что с вами делать-то теперь? И так дел по горло, а тут еще с вами возись.

Звонит телефон на столе. Чекист осторожно берет трубку.

ЧЕКИСТ (в трубку). Что? Кого привели? Так, давайте сюда. (Вешает трубку). Еще каких-то купальщиков бог дал...

В сопровождении еще одного красноармейца входят Мореход и Рулевой. Мореход и Чекист некоторое время ошалело смотрят друг на друга, затем бросаются в объятия.

ЧЕКИСТ. Мореход! Ба! Ты как здесь очутился?

МОРЕХОД (с улыбкой). Привели!

ЧЕКИСТ. А мокрый—то! (Красмоармейцу). Клименко!

КАРАСНОАРМЕЕЦ. Я!

ЧЕКИСТ. Выдать товарищу сухую одежду!

КРАСНОАРМЕЕЦ. Есть!

МОРЕХОД. Постой! Эти ребята были со мной.

ЧЕКИСТ (почти радостно). Точно?

МОРЕХОД. Точнее некуда.

ЧЕКИСТ. Слава богу. А то - куда их девать? Камеры  переполнены. Сам понимаешь.

Чекист встает и торжественно проходит мимо арестованных. Останавливается напротив Путешественника.

ЧЕКИСТ. Только вот этого гражданина надобно задержать. Больно палил громко из своего маузера...

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Так ледокол уже уходил!

ЧЕКИСТ. Какой ледокол?

МОРЕХОД. Тот самый, за которым мы шли.

ЧЕКЯСТ. Что-то ты путаешь, Мореход., Кроме вашего корыта не было на Неве никаких кораблей. Да и не могло быть. А вообще-то, постой (снимает телефонную трубку, вертит ручку аппарата). Алло, Клименко? Сгоняй в береговую охрану и узнай, какие корабли проходили этой ночью по Неве. Ясно? Действуй! (Обращается к Мореходу). Ну, допустим, был второй корабль. Но гналисъ-то вы за ним почему?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Я расскажу.

ЧЕКИСТ (удивлено). Ну, рассказывай. Заодно и личность твою проверим. Пошли.

Берет Путешественника под локоть и уводит его из комнаты. Следом выходят Мореход и Рулевой.

Матрос подсаживается к Писателю.

МАТРОС. Так вы, оказывается, революционный писатель!

ПИСАТЕЛЬ. Не знаю уж теперь, какой я писатель.

МАТРОС. Прощения не прошу, потому что, сами понимаете,

выполнял долг. Для вас хочу предложить историю. Очень интересная история, а вам, как писателю, вдвойне.

ПИСАТЕЛЬ. Валяй. Все равно тут ночевать.

Матрос достает кисет и сворачивает самокрутку.

МАТРОС. Не возражаете, товарищ Писатель?

ПИСАТЕЛЬ (завистливо). Отчего же, кури.

МАТРОС. Сами из некурящих?

ПИСАТЕЛЬ (с деланным спокойствием). Почему (закуривает). Ну, так рассказывайте.

МАТРОС. Ну, так вот. Работала на фабрике в тяжелые дореволюционные годы одна девушка. Работала целыми днями, а домой придет — пьяница-отец избивает и ее и старушку-мать. Старушка была несознательная и все говорила - терпи. Но вот однажды встретила она в лесу революционного матроса, а он ей и говорит: “Погоди, не плачь!. Скоро придет революция, и работать ты не будешь, а будет у тебя муж - моряк славного балтийского флота. И что же ты думаешь? Так все и вышло. Пришел к ней под красными революционными парусами тот моряк, совершилась революция, и они поженились. Вот это история. Жалко, я описать не умею, а то бы еще интереснее было.

Входят Чекист, Путешественник и Мореход. Чекист развертывает записку, внимательно читает.

ЧЕКИСТ. Так вот, ребята. Никаких других кораблей на Неве не было, зато ваш фейерверк видело полгорода. Мы, кстати, и узнали-то о вас, когда кто-то  позвонил со Старого Завода. Сказали, что на Неве корабль горит. Тогда и выслали команду.

ЮНОША. Но ведь она тоже живет у Старого Завода!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Вот вам и нить! Та самая нить, которую мы потеряли  - найдена! Со Старого Завода нельзя было видеть наш взрыв. Он был не так уж велик. Зверь показал вам свое логово. Вперед - на Старый Завод!

ПИСАТЕЛЬ. Ну, а чем ты докажешь, что они там?

ПУТЕШЕСТВЕННИКК. Чувством!

ЮРЛОВ. А мне чувство подсказывает, что ехать дальше некуда. Надобно бы отдохнуть, да и по домам.

ГРАЧЕВСКИЙ. Ты не поэт. Пойми, Юрлов, это же интересно.

ПИСАТЕЛЬ. Ну, ладно, на Старый Завод и - домой! Хватит на сегодня приключений.

ЧЕКИСТ. Автомобиля я вам не дам. Но могу предложить

пролетку.

ЮНОША. Она погибнет, и мы опоздаем!

ЧЕКИСТ. Автомобиля не дам. Не могу.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Зачем автомобиль? Вперед!

ПИСАТЕЛЬ. В путь. Прощай, Мореход! Передай привет Механику!

ЮРЛОВ (Грачевскому). Давай останемся?!

ГРАЧЕВСКМй. Ты хочешь - оставайся, а пойду.

ЮРЛОВ (покорно). Идиотизм...

Путешественник, Писатель, Юрлов, Грачевский и Юноша уходят.

Занавес.

Картина УП.

Сцена заставлена огромными машинами. Многие из них укрыты чехлами. Все погружено в полумрак. Среди этого хаоса пробираются Путешественник, Писатель, Юноша, Грачевский и Юрлов. На Путешественнике черный форменный китель и кожаная фуражка. В руках у Писателя фонарик, которым тот освещает себе и своим спутникам дорогу.

ПИСАТЕЛЬ. Есть здесь кто живой?

ЮРЛОВ. Нету. Никого нету.

Из-за одной из машин появляется Инженер со свечой

в руках. Он одет почти так же, как и Путешественник.

Шею его обматывает громадный пестрый шарф.

ИНЖЕНЕР (обиженно). То есть, как это нету? А я! Я пока живой.

ПИСАТЕЛЬ. Извините.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Нет, нет, подожди. (Инженеру). А вы что здесь делаете?

ИНЖЕНЕР. Это скорее я должен спрашивать, что вы здесь делаете. Но я не спрашиваю. Мне уже все равно. Каждый день кто-нибудь придет, посмотрит вокруг, да и махнет рукой. Безнадежно так. А ведь зря, господа, совсем зря.

ГРАЧЕВСКИЙ. Вы, вероятно, работали здесь?

ИНЖЕНЕР (сердито). Нет, не работал! Я работаю здесь!

Слышите, работаю!

ПИСАТЕЛЬ (повторяет). Извините.

ЮРЛОВ. Глядите, Писатель, еще один ваш тип.

ЮНОША (Инженеру). Вы сказали, что здесь часто бывают гости. А сегодня никто не заходил?

Вместо ответа Инженер ставит свечу на одну из машин, а сам садится на горку кирпичей. Писатель и Путешественник подходят поближе. Юноша и Грачевский обходят кругом несколько соседних машин. Неподалеку на разбитой стремянке примостился и Юрлов.

ИНЖЕНЕР. Устал, господа. Смертельно устал. Когда-нибудь вот сяду вот так же я не встану. (Писателю). Писатель, говорите. Правда?

ПИСАТЕЛЬ. Правда.

ИНЖЕНЕР. Печатались?

ПИСАТЕЛЬ. Было дело.

ИНЖЕНЕР. Понятно. Писатель, значит.

Инженер неожиданно проворно встает и поворачивается к Писателю всем телом.

ИНЖЕНЕР (увлеченно). Вот вы писатель... Вы знаете, сейчас очень мало пишут про нас, инженеров. А ведь здесь столько интересных тем! Разве не интересно описать, как я буду восстанавливать весь этот хлам? Или вот этот станок. В свое время он был чудом техники. Не будет ли это чудом - восстановить чудо? (Смеется). Но я хочу большего. Я хочу, чтобы этот станок работал без моих рук, чтобы он был послушен моей воле, моему мысленному призыву!

ПИСАТЕЛЬ. Интересно. Но что-то не верится.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. А я верю.

ИНЖЕНЕР. Конечно, сразу в это трудно поверить. Но вы ведь писатель, вы должны верить. Я считаю, что человек, если он пишет, должен верить в будущее. Вот, скажем, такая ситуация. Живет одна девочка, дочь бедного старика.

ЮРЛОВ (тихо смеется). И ей нечего есть. Слышали.

ИЯЖЫЕР. Еще послушайте. (Писателю). Вам, как писателю, это будет полезно. Вот... А соседом у них был инженер. Ему тоже было нечего есть (смотрит с укоризной на Юрлова). Он, конечно, мог пойти на завод, зарабатывать большие деньги. Но он был изобретателем. И вот, однажды, он увидел, что дочь этого старика плачет. И, чтобы утешить ее, он пообещал девочке: “Когда ты вырастешь, я приеду к тебе на воздушном корабле. Ведь он был инженером, и это было первое, что пришло ему в голову. Но самое интересное в этой истории - конец. Что бы вы думали? Он приехал, точнее, прилетел за ней много лет спустя. Это был корабль с принципиально новым двигателем. А над ним реял как символ научного открытия алый парус поиска.

Юноша и Грачевский возвращаются.

ГРАЧЕВСКИЙ. (огорченно), Здесь никого больше нет!

ЮНОША. Но где же она?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Спокойно, мой друг. Я верю в счастливый исход.

ЮРЛОВ. Каким будет конец, я не знаю, но я верю, что он все-таки наступит. И, вообще, у меня дома теплее.

ИНЖЕНЕР. И тепло будут давать вот эти машины. Они отдадут его сами. От нас требуется только их придумать и  сделать.

ПИСАТЕЛЬ. И вы думаете, это будет скоро?

ИНЖЕНЕР. Скоро.

ПИСАТЕЛЬ (заинтересованно). Ну, а вы сами сможете делать такие машины?

IОРЛОВ (Грачевскому). Ему бы только хлам собирать.

ГРАЧЕВСКИЙ (резко). Не зубоскаль.

ИНЖЕНЕР. Эх! Будь я хотя бы лет на пять помоложе... Вот Юноше вашему сколько?

ЮНОША. Мне уже восемнадцать... Почти.

ИНЖЕНЕР. Да-а! Вы не понимаете, что такое еще пять лет. Это же целое поколение машин, скачок в технике. Где мои пятьдесят?!

ПИСАТЕЛЬ. Ну, вы еще совсем неплохо выглядите.

ИНЖЕНЕР. Ай! Бросьте. Мне осталось немного... А случись здесь чего со мной, я даже не смогу сообщить об этом.

ПИСАТЕЛЬ. А телефон?

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Вы же звонили?

ИНЖЕНЕР. Я?

ЮНОША. А кто же?

ЮРЛОВ (с иронией). Причудилось.

ИНЖЕВР. Да тут и телефона-то нет.

ПИСАТЕЛЬ. И здесь никого не было?

ИИЖЕНЕР. Нас здесь только двое.

Все испуганно озираются.

ИНЖЕНЕР. Я и мой Старый Завод.

ЮРЛОВ (заливисто хохочет). Поздравляю. Вас надули!

ЮНОША. А как же я? Что мне делать?

ПИСАТЕЛЬ. Успокойся. Рано вешать нос. Мы будем продолжать поиски.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Вот это по-нашему! Моя школа.

ГРАЧЕСКИЙ. Да. И выяснить надо, кто звонил.

ЮРЛОВ. А что выяснять? И так все ясно. Обдурили, как

мальчиков.

ПИСАТЕЛЬ. Ну, вот что. Надо продолжать. А для этого надо побыстрее выбираться отсюда. Инженер, где выход?

ИНЖЕНЕР. Выхода нет...

Пауза. Все замирают.

ИНЖЕНЕР. Шучу. Он по цеху - налево.

ПИСАТЕЛЬ. Тогда пошли. Время дорого, светает...

Все, кроме Инженера направляются в проход между машинами. Первыми идут Писатель, Путешественник и Юноша. Неожиданно сцену озаряет вспышка яркого света. Появляются два Незнакомца. Они хватают за руки Писателя и Юношу. Все погружается в мрак.

ГОЛОС  ПИСАТЕЛЯ. Грачевкий! Юрлов!

ГОЛОС ЮНОШИ. Сюда! На помощь!

Картина У.

Комната, чем-то отдаленно напоминающая комнату Грачевского. Обстановка несколько побогаче: на стене дорогой ковер, хрустальная люстра с подвесками. У окна стоит Загадочный человек. Рядом с дверью небольшой группой стоят Писатель, Юноша и Путешественник, поодаль Грачевский и Юрлов. По обеим сторонам двери с невозмутимыми лицами стоят оба Незнакомца. Одеты в черные кители без погон. Загадочный человек оборачивается.

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Снег идет. Люди прыгают. Холодно. (Участливо) Не понимаю. Не понимаю, чего вы добиваетесь? Взрослые люди, а ввязались в банальную уличную драку, устроили погоню на ледоколе, зачем-то потащились на Старый Завод. Всерьез разговариваете с выжившим из ума стариком-инженером. Неужели вы думаете, что все, что произошло сегодня ночью - это правда?

ПУТЕШЕСТВЕННИК (гордо). Это правда!

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ну, вас-то я вообще не спрашиваю. Вы личность придуманная. Меня удивляет тот, кто вас, так сказать, сочинил. (Писателю). Неужели вы и сейчас будете упорствовать?

ПИСАТЕЛЬ. В чем?

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Да во всем. Во всех своих затеях! В том, что вы сочиняете! В том, что ваши фантазии, якобы, нужны людям. Да, через десять лет вас ни одна собака не вспомнит.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Ты врешь!

3АГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Молчать!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Вы не заткнете мне рот! Потому что я живой человек!

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК (выхватывает маузер). А вот это мы сейчас проверим. На колени! Быстро! (Смеется).

Все остаются стоять. IОрлов послушно опускается на колени.

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Вы все непроходимые идиоты. Единственный умный человек среди вас - Юрлов. Как умному человеку, ему дорога собственная жизнь...

НЕЗНАКОМЕЦ. Пора кончать. Светает.

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ничего, успеем.

ПИСАТЕЛЬ. Я хотел бы знать, кто вы?

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Я? А зачем? Ну, предположим, я - это ты. Твое зеркальное отражение. Только реальное, то, которое в жизни...

ПИСАТЕЛЬ. Ты подлец, а не мое зеркальное отражение.

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. О! Вот это уже разговор. Таким ты нравишься. Сегодня ты уже не тот студень, каким вчера...

ПИСАЬЕЛЬ. Я еще раз повторяю, и буду повторять. Ты - подлец. И если ты не выпустишь нас отсюда, то жестоко поплатишься!

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ха—ха—ха! Вот это комедия! В тебе, я вижу, проснулся мужчина. Что еще скажешь?

ГРАЧЕВСКИЙ. Я окажу. Я не принадлежу к людям, которые способны восхищаться, грубо говоря - писать стихи, одним словом, я не романтик. Но, ей-Богу, мне с ними сегодня было хорошо. Я имел дело с честными и сильными людьми.

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК (удивленно, Юрлову). Смотри-ка, ты? Твой-то дружок разговорился.

НЕЗНАКОМЕЦ. Пора кончать. Светает.

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК (зло). Успеем.

НЕЗНАКОМЕЦ. Надо управиться до рассвета.

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Я оказал, успеем, значит успеем. Здесь есть птицы поважнее представителей широких писательских масс (кивает на Юношу). Вот этот, например.

ПИСАТЕЛЬ. Не троньте его! Это моя пьеса. И я отвечаю за все поступки своих героев.

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Здесь командую я! (подходит к Юноше). Ну-ка, признавайся,  голубчик - нет ведь твоей ненаглядной.  И никогда не было. Морду тебе набили. Одному. А никакой девушки не было. Ты ее выдумал.

ЮНОША. Она есть!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Она есть!

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Я еще раз повторяю. Медленно повторяю - ее нет!

ЮНОША. Она есть!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Мечта существует!

ЗАГАДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК (поигрывая маузером). Ее нет!

ЮРЛОВ. Ну, что вы, идиоты! Ну, скажите - нет, Это ведь так просто! ЮНОША. Она существует!

ГРАЧЕВСКИЙ (тихо). Она существует!

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Да здравствует мечта!

Загадочный человек рывком поднимает маузер и стреляет. Почти одновременно раздается второй выстрел. Загадочный человек хватается за руку. В комнату врываются Чекист с наганом, Ученый и Выдумщик. Ученый сразу же хватает в охапку одного из незнакомцев. Второй бросается к другой двери и наталкивается на Клименко. Чекист  деловито связывает Загадочного человека и передает его Красноармейцу.

В окна струится свет рождающегося дня. И мы видим, что никаких ковров и хрустальных люстр нет и в помине. Мы все в той же комнате Писателя, где и начиналось действие.

ЧЕКИСТ. Все живы?

ПУТЕШЕСТВЕННИК (торжественно показывает всем платок, которым только что зажимал рану на руке). Все. Вот видите – кровь! А то все твердите: «ты ненастоящий», да «ты ненастоящий». А я настоящий! Я живой!

ПИСАТЕЛЬ (опускается на стул). Тогда все. Только вот...

ЮНОША. Погибла любовь...

СКАЗОЧНИК. Она здесь!

Сказочник подходит к двери. Дверной проем заливает все тот же мягкий золотистый свет. Раздается уже знакомая нам мелодия. Все встают и, образуя полукруг, зачарованно смотрят на кого-то, очевидно, появившегося в дверях, но невидимого зрителю. Затем расступаются, образуя узкий проход. Юноша протягивает руку и делает насколько шагов в этот проход. Собравшиеся замыкают за ним кольцо. Свет медленно гаснет. Все тихо расходятся.  Остаются только Путешественник и Чекист. Чекист профессионально обрабатывает Путешественнику рану.

ЧЕКИСТ (тихо). Светает... Совсем, как у нас, в Зурбагане.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. В Зурбагане? Хороший город?

ЧЕКИСТ. Отличный. Приезжайте - посмотрите.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Спасибо. Только куда ехать-то?

ЧЕКИСТ. Как куда? В Зурбаган.

ПУТЕШЕСТВЕННИК (с хитрецой). А где это?

ЧЕКИСТ. Ну, вот, Путешественник, а не знаешь, где Зурбаган. Ведь это же тот город, куда пришла шхуна под алыми парусами.

ПУТЕIПЕСТВЕННИК. Алыми парусами?

ЧЕКИСТ (достает кисет скручивает самокрутку). Да. А на ней повстанцы. И самого главного из них ждала девушка...

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Стойте. Я придумал имя этой девушке. Ее будут звать Ассоль.

ЧЕКИСТ (закуривает). Ассоль? Красивое имя. У моей жены тоже имя красивое - Наташа.

Занавес.

Картина IХ. Эпилог.

Выдумщик и Ученый сидят  на своих прежних местах. Диктор складывает записи в коричневую кожаную папку. Незаметно входит Путешественник.

УЧЕНЫЙ (Выдумщику). Ну и историю мы заварили. Похлеще детективного романа.

ВЫДУМЩИК. А по-моему вышло интересно.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Позвольте. Вы кто такие? И почему вы участвуете в этой истории?

ВЫДУМЩИК. Мы — ее создатели.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Это неправда. Вся эта история — дело рук Писателя.

ВЫДУМЩИК. Писатель здесь не причем. Это мы рассказываем историю из его жизни и объясняем зрителям, если что непонятно.

ПУТШЕСТВЕННИК (подходит ближе). И кто же вам позволил за него его жизнь сочинять?

УЧНЫЙ. Не сочиняем, а поясняем. Разница существенная.

ПУТЕШЕСТВЕННИК. Все здесь происходящее — это плод труда

Писателя, его раздумий. А вот вас я не знаю.

ВЫДУМЩИК. Зато мы вас отлично знаем. Ведь мы сочинили

эту историю. И вас, кстати, тоже.

ПУТЕШЕСТВЕННИК (упрямо). Сочинил Писатель!

Вбегает Грачевский. У него взволнованный вид, волосы растрепаны.

ГРАЧЕСКИЙ. Господа, нас всех сочинили!

Все смеются.

УЧЕНЫЙ (улыбаясь). Вот и разберись здесь. А, может

быть, это и есть сама жизнь? (Путешественнику). Вы интересовались, молодой человек, как попасть в Зурбаган?...

Сцену заливает свет. Раздается  характерный шум крупного аэропорта.

Выдумщик и Ученый сидят на своих местах.

На них синие фуражки с неопределенными авиационными кокардами. Ученый держит перед собой бумажку.

УЧЕНЫЙ (в микрофон). Уважаемые пассажиры! Объявляется

посадка на самолет компании  «Гринавиа», выполяющий рейс по маршруту до Воронежа-Ростова-на-Дону-Зурбагана. Выход на посадку со второй секции.

На сцене толпятся пассажиры. Среди них Мужик у костра, Мореход, Механик, Рулевой, Грачевский, Юрлов, Чекист, Матрос, Клименко, Инженер и другие.

УЧЕНЫЙ. Внимание! На отлетающем рейсе до Зурбагана имеются свободные места. Желающих вылететь, просьба срочно пройти к выходу на посадку.

ВЫДУМЩИК (торжественно). Повторяем! Желающие вылететь до Зурбагана, срочно пройдите к выходу на посадку.

В зал подается трап.

ЗАНАВЕС.

Москва-Ленинград. 1978-2005 годы.

 

 

Коротко об авторах.

Юрий ГЛАДЫШ родился в 1955 году в Москве. Окончил Институт кинематографии и Московский университет. Работал в Госкино Российской Федерации, редакции ижевской молодежной газеты. Пятнадцать лет прожил и проработал на Крайнем Севере, в Норильске. Работал в газете «Заполярная правда», на Норильском телевидении, в пресс-службе городского Совета. После возвращения на «материк» работал в газете «Российская Федерация», московском издательстве. Публиковался в специализированных изданиях Госкино и Министерства культуры России, коллективных сборниках издательства «Удмуртия», журналах «Луч» и «День и ночь». Автор документальной повести «Время «Ч» моего поколения», четырех книг и шести документальных фильмов.

Сергей ЯНСОН родился в 1955 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский сельскохозяйственный институт и Литературный институт имени Горького. Работал в проектном институте, многотиражной газете, на Ленинградском телевидении, в пресс-службе Парламентского собрания Содружества Независимых Государств. В 1987 году в сборнике «Точка опоры» была напечатана его повесть «Дорогая рабочая сила». В 1988 году в Лениздате вышел его первый авторский сборник повестей и рассказов «Необходимо и достаточно». Скоропостижно скончался в 1996 году. В 1999 году в московском издательстве  «Альфа-Лаб» вышел второй авторский сборник Сергея Янсона «Если женщина…», подготовленный друзьями и близкими писателя.

 

Координаты Гладыша Юрия Львовича:

129626. Москва. Рижский проезд, дом 9, квартира 110.

Телефон (095) 683-48-71.

E-mail: your55@mail.ru.

ИНН: 771703313500.

Страховое свидетельство

государственного пенсионного страхования:  060-931-620-42.