Петр ПЛЕТНЕВ (Ижевск)

 

А П П Е Н Д Э К Т О М И Я - 1

 

 

Кукушка на часах в ординаторской отрапортовала  четырнадцать  часов. Областная хирургия сегодня дежурит в экстренном режиме: все хирургические беды будут стекаться                                                                            

сюда. Собственно, этот режим работает с восьми утра, но первая половина дня, как  и сегодня, редко отмечается заметным притоком больных. Зато уж потом – досыта. Сегодня седьмое октября, день зарплаты многотысячной армии трудящихся, а, следовательно… Нет, прогнозировать – дурная примета. Хирурги в большинстве своем атеисты, но атеисты, как ни странно, суеверные. Не дай Господи уронить во время операции стерильные ножницы. Или, к примеру, сказать, что процедура простенькая, займет минут пять. Обязательно сыщется  чудо, которое придется разрешать оперативным путем, да еще с такими проблемами!

         Все эти проблемы видятся решаемыми студенту  третьего курса. Кукушка откуковала два пополудни – значит, последняя лекция кончилась и можно заняться тем, что душа пожелает. А желает она многого: и дев прекрасных,  чьи тела в ритме негромкой музыки движутся плавно, и яств заморских под легкое вино, а то и под водочку, и самовыражения по поводу преподавателя, который за… заколебал своим видением предмета. Но все это останется в стороне, поскольку этот студент стремится причаститься к Хирургии. Он проигнорирует дев прекрасных, яства и пития заморские, ученую беседу о бестактном преподавателе. Он войдет в коридор с ободранным кафелем, он наденет священную одежду: белый халат, жестко открахмаленный колпак, стоптанные, но почти стерильные  ( забывшие, когда они шлепали по улицам) штиблеты, он будет ощущать в левом кармане марлевую маску, а в нагрудном – ручку. Он еще не хирург, но он причастен….

         Дмитрий отлично помнил свои первые дни в этой клинике. Человеку из другого мира непонятно будет, что вынести непотребно воняющее судно, прокатить каталку с больным, удержать на столе неадекватного, бьющегося пациента -  не какой-то жест доброй воли, а миссия, возложенная  Доктором, решающим вопросы жизни и смерти. Потом тебе под строгим надзором опытной медсестры могут доверить  выполнить несколько внутримышечных инъекций. А, если твое прилежание будет замечено, ты можешь быть допущен в Операционную и наблюдать за действиями хирурга и ассистента. Если операция проходит под местной анестезией, хорошо отвлечь пациента пустыми, но так важными в этот момент разговорами, вытереть ему пот с лица. Дмитрию много раз удавалось вот так    уболтать даже самых капризных больных, особенно при аппендиците, а пожилой хирург Михаил Иванович Картавых даже предположил, что этот третьекурсник как-то шаманит над ними. Тут же оговорился, мол, пусть шаманит, не на вред же, на пользу.

         Удел третьекурсника (ранний, видно, крепко на хирургию запал) – помогать в выполнении  сестринских функций, а, если доверяют – быть допущенным в качестве писаря к заполнению истории болезни. Зато при этом детально растолкуют, на чем основан диагноз, какая тактика именно в этом случае, именно у этого больного. Когда докажешь, что способен на большее – сам опросишь, осмотришь больного, с благословения докторов заполнишь историю болезни (ох, и ошибок, исправлений было в первых Димкиных опусах!). А коли усердие не изменит и фортуна улыбнется – могут взять ассистентом на операцию. Но это маловероятно. На операции берут субординаторов – им через год самим оперировать. Их рядом нет – сойдут пятикурсники, они на будущий год станут субординаторами. И уж далее по табели о рангах – сонм жаждущих войти в клан хирургов  студентов четвертого, третьего и второго курса. Чтобы третьекурснику оказаться в роли ассистента на большой полостной операции или, например, на аппендэктомии, нужно обратить на  себя внимание  чем- то невероятным, совершить какой-то подвиг. Такое случается редко.

         Мелкие операции – ушить рану, вскрыть гнойник – вот за это шла суровая конкуренция в « подготовительной группе». Здесь  Дима был не на последних позициях. Он уже раз пять ушивал свежие раны, вскрыл пару панарициев. Сейчас шел в «гнойную» хирургию за историей болезни недавно поступившего пациента.

 

         Доцент Васичкин был вне себя. Неделю с небольшим он в больнице, а тут уже Мишаню Торопова назначили руководителем центра по переподготовке специалистов. Провели по кафедре, утвердили на ученом совете, все успели! Он представлял себе старого профессора Гайворонского, который с патетикой кадрового партийного работника говорил о выдвижении молодых кадров, о том, что надо дать парню побольше часов – женился недавно. А Мишаня – парень тихий, сельский. Ум у него какой- то светлый, все он видит по-новому. Но работник-то он кабинетный, полемист он слабый. Ему бы за докторскую сесть. А в этом центре…его же специалисты с мест заклюют, затюкают, да еще и бумагу в Управление напишут – Университет выдвинул слабого преподавателя. А кто заведует кафедрой? Он, Васичкин! Что, рассказывать ректору, что во время выдвижения лежал в больнице с разрезанной задницей и температурой? Как его там… парапроктит…От расстройства, как всегда, носовое кровотечение, а остановить нечем. Схватил полотенце, затампонировал. Минут десять пролежал неподвижно, пока не унялось. Плохо, все плохо!

Васичкин в Университете был признанным лидером  в области психологии и социальных коммуникаций. Умница, великолепно образован, яркий оратор и полемист, но вот горяч, горяч… И еще – терпеть не мог вида крови. Оглядев испачканное полотенце, он, в конец расстроенный, пошел на сестринский пост попросить свежее.   

На посту сидела пигалица лет восемнадцати и занималась какой-то ерундой – кажется, лекарства раскладывала. Вежливая просьба не произвела на нее ни какого впечатления: она только пожала плечами и продолжила свое занятие. Васичкин произнес фразу, которая, по его мнению, должна была заставить сестру немедленно бросить все  и бегом, бегом заняться его проблемой: «У меня было кровотечение, носовое, (он продемонстрировал кровавое пятно приличных размеров), мне срочно нужно чистое полотенце!»

-         Где я вам возьму? – безразличным тоном ответила та. Кому?!

И началось! Гнев по поводу дурацкого решения Совета, злость на свою прикованность к больничной койке, потребность защитить свое достоинство в совсем уж идиотской ситуации с полотенцем заставили его заорать на эту маленькую стерву так, как он, пожалуй, никогда не орал на людей.

Димка оказался поблизости, когда коридор всполошили доцентские децибеллы, влетел на пост (больные уже выглядывали из палат), встал между участниками сцены, из криков Васичкина уже поняв, в чем проблема. Девушка забилась в угол: в глазах ужас и полное непонимание, в чем, собственно, ее вина. Дородный мужик интеллигентного вида с окровавленным полотенцем, поднятым, как знамя, нависал над ней, и орал что-то про врачебный долг.

         - Надо орать!- громко, едва ли не громче доцентского, рявкнул Димка агрессивно. Рожа у него была сосредоточенная, серьезная.

-         Орать надо! Только ором мы добудем полотенце, а иного пути нет!

-         Васичкин ошалело уставился на парня в белом халате, несущего ахинею. А тот продолжал.

              -  Это она! Она сперла все полотенца! Спряталась в женском туалете, на себя   намотала и сперла. Я сам видел! Как ни зайду в женский туалет, она там стоит голая и на себя полотенца наматывает! И мне предлагала!

Оба слушателя от такой галиматьи просто онемели. Новоявленная воровка после этих обвинений тихо готовилась упасть в обморок. У Васичкина просто на время блокировался речевой центр –  даже  тертый полемист оказался не готов к такому откровенному и наглому бреду. А Димка сказал все, что мог. Вывернуть нелепую ситуацию нелепицей наружу – вот чего он хотел.

Молчал студент. Молчала худенькая девчушка. Молчал доцент, гордящийся своим словарным запасом. С его глаз спала бордовая пелена ярости. Он становился самим собой – умным, ироничным, самодостаточным. И этот умный, ироничный преподаватель высшей школы  уже овладел ситуацией, уже искал грамотный, бесконфликтный выход. Самый простой способ уйти от конфронтации – возложить эту обязанность на   другого. Вопрос какой-нибудь, например, задать…

-         А что, в женский туалет вы  часто заглядываете? И зачем?

-         А вы?

-         Я первый спросил!

-         А я пошел за полотенцем!

Подхватив доцентское « знамя», студент пошел в приемный покой, где уговорил сестру-хозяйку на неравноценный обмен. Уходя, он слышал, как  отнюдь не грубый мужчина извиняющимся тоном успокаивал девушку, оказавшуюся даже не медсестрой, а практиканткой медколледжа, первый день занимающейся на этой базе.

Он вернулся на пост, протянул ей чистое полотенце с тем, чтобы она сама отнесла  его пациенту. Еще успел заметить милое веснушчатое лицо, худенькую фигурку, (вот беда, всегда на это смотрел, халатик на груди натянут туго, а лифчика нет), махнул ей рукой и пошел в приемник.

Шестикурсник Серега Плахов, черноволосый здоровяк, добрый, в общем, парень, осмотрел вместе с Димкой худенького мужичка. « Аппендицит. Можно заполнять историю». Отчего же не заполнить? Чай, четвертая уже за вечер. На операции ассистировать все равно не светит: на дежурстве трое субординаторов, один пятикурсник, двое Димкиных однокашников. Ему, салаге, не протолкнуться.  Димка заполнял историю болезни и мечтал об экстренном дежурстве, на котором не было бы ни одного студента – один он. Попросись на любую, самую сложную операцию – не откажут, хотя бы третьим, хотя бы крючки подержать. Конкурентов нет, а доктора здешние студента поймут.

Он уже поставил точку в последнем предложении, когда в приемный покой явился Тушин. Димка с Серегой докладывают: вот больной, вот анализы, вот заполненная история болезни. Доктор сам опросил, осмотрел пациента, прочел Димкины записи… И вдруг этак демонстративно задумался.

-         Так, значит, аппендицит? – адресно, Димке

-         Аппендицит!- ответил тот истово.

-         Острый?

-         Шесть часов назад заболел, а до этого – ни-ни!

-         И что делать будем?

          -  Операция показана! – Димка растерянно смотрел на Тушина. Диагноз очевиден, подтвержден анализами. Что ему надо- то? Стоящий рядом Плахов давно понял, что Димку разыгрывают и постарался парня выручить.

-         Ладно, Иван Андреевич! Пойдемте в операционную, моя очередь подошла.

-  Погоди. Тут вопрос серьезный, тактический. Сергей знал Тушина не первый год и видел: его по непонятной причине разбирает смех, огромных усилий стоит сохранять невозмутимую, даже строгую физиономию. Димка, понятно, в ситуации разобраться не мог, хотя подвох уже  почуял. И вдруг Тушин развернулся к нему и громко спросил:

-         Так, говоришь, в женском туалете?

В приемном покое воцарилась тишина.

-         На голое тело? И тебе предлагала?

Димка понял: хана. Уши, потом щеки покраснели неистово. Студенты, сестры, доктора – все смотрели на него вопросительно. Пока еще вопросительно.

-         А ну – ка, пойдем со мной!

Слегка дернув парня за рукав, Тушин пошел куда-то, помахивая историей болезни.

Ноги ватные, ладони влажные, пальцы холодные, сердце колотится – Димка едва поспевал за Тушиным. Выгонят с дежурства? Заставят объяснительную писать - и в деканат? Сейчас-то куда? Коридоры, переходы, лестницы… Оперблок.  А сюда  зачем?

Откуда ему было знать, что минут двадцать назад Толька Васичкин, приятель Тушина еще со студенческих лет,  заявился к нему в ординаторскую и со свойственным ему юмором рассказал, в какой переплет попал. Находчивый студент в этом повествовании выглядел в самом выгодном свете, а вот сам он -  довольно глупо. В конце разговора – небывалое дело – Васичкин горько признался, что его орлы так бы вряд ли придумали что-нибудь подобное. Да и какие у него орлы? Орлицы…

-                     Мне бы таких парней хоть парочку! Мы бы горы свернули! Может, найдешь?, - едва ли не заискивая, обратился к нему бывший кумир «золотой молодежи» города.

-                     Ну, наши пускай в хирургии горы сворачивают!

Но кто, кто же это так его распатронил?

-     А ведь это, похоже, Мельников! Третьекурсник, ушастый такой, колпак у него, как крейсер «Аврора»!,- подсказал Александр Павлович Лукин.

Впустив студента, хирург сам зашел в «предбанник» и куда-то вдаль скомандовал:

-Тамара Петровна, сегодня мне будет помогать новый доктор!

Димка стоял соляным столбом, не понимая смысла происходящего. Надо было одеть бахилы, маску, колпак, снять свой « коридорный» халат, чтобы, помывшись, одеть стерильный. В каком-то уголке сознания эта программа прокручивалась, но понять, разрешить себе осознать свершившееся как-то не получалось. Привел в чувство резкий голос санитарки: «Доктор, вы долго еще? Иван Андреевич уже моется!» 

Как обрабатывал руки, как облачался, обкладывали стерильным бельем операционное поле – все как в тумане. Сознание включилось, когда Тушин взял скальпель и вопросительно глянул на студента. Ага, взять тупфер и зажим.

Действия ассистента при аппендэктомии были многократно отработаны в сознании и опробованы в экспериментальной операционной. Руки действовали автоматически и, похоже, правильно. Но тут вдруг:

-         Так, говоришь, в женском туалете?

Диме пришлось собрать в кулак волю. Он промолчал.

-         Кто в женском туалете? – поинтересовалась операционная сестра.

-         Да вон, доктор.

-         Доктор? В женском туалете?!

-         Нет. Это мы так, о своем. А с Романовой ты что натворил?

Ну, просто жуть какая-то! Снова щеки запылали так, что, пожалуй, сквозь маску видно. Пару недель назад по дежурству поступила женщина с гнойным маститом. Старшекурсники не любят гнойную хирургию: операции маленькие, а после них на «чистую» могут и не взять. Инфекция…Димка заполнил историю болезни, проговорил с ответственным хирургом, и ему разрешили вскрыть гнойник. Больная, молоденькая совсем женщина, напуганная и собственным состоянием (температура под сорок, и не снижается) и вынужденным расставанием с трехмесячной дочкой, вцепившись в рукав мужа, тоже лет двадцати парня,  шмыгала носом: « Саша, не забудь то, Саша, сделай это, Саша, позвони туда- то, Саша…» У того тоже глаза на мокром месте,  гладит ее по плечу, успокаивает. Надо в отделение поднимать, анестезиолог готов давать наркоз, а они ни как друг от друга не отцепятся. Ну, проводили в отделение, привели в малую операционную. Анестезиолог, пожилой, тощий, ужасно юморной дядька, дает легкий наркоз. Рядом хирург Александр Павлович, давний Димкин знакомый, анестезистка, двое димкиных сокурсников – насупились: « Повезло хитрюге! Нам так не дали!» Анестезиолог, Кирилыч, заливается соловьем: « Не волнуйтесь, все будет нормально, больно не будет. Вот, сейчас вас помажут» - студент йодом, потом спиртом обработал операционное поле. « Сейчас еще помажут»,- Димка занес скальпель для разреза. И вдруг больная громко, истерично, в голос: « Ой, Дима, Димочка, что мы с тобой натворили?!»

 Все присутствующие уставились на студента. Димка замер, не зная, как себя вести. Самое страшное -  не дадут операцию сделать. Кирилыч: «Колись, грешен?» Но Палыч строго скомандовал: «Работай, больная под наркозом!» Ну, сделал он все как надо, но коллеги долго еще фыркали, вспоминая этот случай.

 

-         Так что ты там с Романовой натворил?

-         Мастит вскрыл!

-         Правильно вскрыл?

-         Замечаний не было.

-         А перевязки сам делал?

-         Трижды в день.

-         Выписалась больная?

-         На шестые сутки.

-         Иван Андреевич, не смущайте доктора! – вступилась за Димку сестра.

-         А я не смущаю. Доктор, ты смущаешься?

-         Я ассистирую.

-         И это правильно!

 

Третий час ночи. Четвертая операция. Димка ошалело глядел на Андреича. Было известно, что днем он четыре часа оперировал желудок (язва вросла в поджелудочную железу и ни как не хотела отделяться). Давно бы мог спать – есть кому подменить в бригаде. Дважды заглядывал Пивоваров, заведующий отделением и ответственный хирург: «Андреич, может, подменишься? Не устал?» - «Да нет пока. У нас тут компания теплая!» И работает, перекидывается шуточками с операционной сестрой.

         Димка само участие в операциях считал удачей, а потому, хоть и востер на язык, помалкивал. Первую операцию он, со слов Тушина, ассистировал блестяще. Зато во второй…Операция, собственно, была закончена. Хирург прошил мышцы, Димка завязывал узел… Порвалась нитка. Ерунда, собственно. Прошили во второй раз…нитка снова порвалась. После третьего раза у Димки по спине потек влажный ручеек, и он понял: сейчас его прогонят. Напряженный до крайности, он ожидал строгого, презрительного, иронично-сочувственного взгляда от Андреича, от сестры, и вдруг услышал негромкое: «Наташа, дай нам лавсан». Сестра побежала к банкам с шовным материалом.

-Доктор, вы, похоже, спортсмен! – фыркнула вдруг она.

-А как же!- Димка понял, что терять ему нечего и старался вести себя корректно, но независимо.

-И какой  вид спорта?

-Альпинизм!

-Да где же вы горы у нас нашли?

-Димка начал вдруг увлеченно рассказывать, как ездят они на скалы, как сидят вечерами у костра, как во время прошлого выезда он ушивал ногу парню, неумело работавшему топором.

-Доктор, нам перемываться пора!- позвал Тушин и Димка осознал, что операция закончена, что больного увезли  и на очереди следующий.

-Неужели не прогнали?,- опомнился дебютант.

 Сейчас все это было на задворках сознания. Привидениями мелькнули обиженные лица субординаторов, понявших, что и после второй операции наглый третьекурсник не собирается уходить. Иван Андреевич временами мягко, словно невзначай, поправлял ассистента. Он цепко отследил, как парень вяжет хирургический узел, и успел одобрительно, но незаметно, профессионально кивнуть, сообщая что-то о находках поручика Ржевского в Бухарском походе. После часа ночи  анекдоты пошли ну очень соленые, такие, что  даже бывалый студент ежился. Операционная сестра, однако, только глазками помаргивала, подавая и забирая инструменты. Это ведь по кину каждый знает, что хирург командует: зажим там нужен, пинцет, тупфер. Обязательно добавят: «Спирт!» На самом деле хирург молча протягивает руку и получает то, что сейчас необходимо. Опытная операционная сестра – своего рода экстрасенс, настроенный на хирурга.

Эта операция была особенная. На самом деле каждая операция особенная, одинаковых не бывает. Больной, что называется, пучился: в рану лезли совсем не нужные кишки, затрудняя поиск отростка. Пациент, если разобраться, не виноват, но бригаде от этого не легче. В конце концов Андреич справился с этой проблемой, но при этом выдавал такое, что Димка опасался за колпак, который вставшие дыбом волосы могут сбросить. Рану ушили. Больных больше не было. Бригада, что называется, размылась.

-         Ну, как, устал здорово? В женский туалет не тянет?

-         В женский – нет. А в обычный – всей душой.

-         Тамара Петровна! Позаботитесь о докторе, он этого заслужил.

Нашлось все - кушетка в каком-то закутке, простынь, одеяло. Дима закрыл глаза, но сна не было. В сознании мелькали моменты операций, снова и снова прокручивалось: а, может, надо было так… А, может, здесь проще не зажимом, а пинцетом…Потом все исчезло – Дима уснул.

Он уже крепко спал, когда негромко скрипнула дверь. В комнату вошла худенькая девушка. Осторожно оглядевшись в темноте, она подошла к кушетке, сняла халатик и скользнула под одеяло. В темноте, сонный, усталый, мой герой не сразу разобрался в ситуации. То, что произошло потом, оставило два воспоминания: маху он не дал, а зовут ее Нина. В начале шестого она так же незаметно исчезла из закутка, а парень вольготно растянулся на кушетке и спал почти до восьми. Наступила суббота.