Петр ПЛЕТНЕВ (Ижевск)

 

 А П П Е Н Д Э К Т О М И Я  - 2

 

А ведь  работаем ! И, вроде, не слабо. В этом Димка убедился, перенеся аппендэктомию вдали от родных, хоть и обшарпанных стен. Он уже заматерел, а, может быть, и начал  слегка зарываться. Аппендициты  ему  как-бы  наскучили. Интересовала хирургия желудка, желчных путей, онкология. Ну, и, конечно, большая экстренная хирургия: ножевые и огнестрельные ранения, перфоративные язвы, да мало ли…

Если сначала его хирургические навыки складывались под влиянием осторожного Александра Павловича Лукина и шутника Тушина, то сейчас он оценил работу таких зубров, как  Черненко и Пивоваров.  Тушинские хирургические манипуляции  оставляли впечатление напускной легкости, усугубляемое обильными шутками, всегда звучавшими в операционной. «Старики» (Черненко – 52 года, Пивоварову – 48)  всегда собраны. В их технике было что-то колдовское. Оперировали они, вроде, нарочито медлительно – и тем не менее, быстрее, чем Тушин. Швы словно сами появлялись из-под их рук, сосуды переставали кровоточить, спайки распадались. Попросить бы показать, растолковать, как это у них получается. Но люди они были серьезные, к ним попросту, как к Палычу или даже к Тушину не подступишься. Студентов они почти не замечали.  А так хотелось бы…

А еще немного беспокоила Нинка. Тамара Петровна, знающая в больнице все обо всех, устроила  способную девчонку медсестрой в терапию. Старый товарищ по медучилищу, поработавший главврачом, а ныне прозябающий в облздраве, ради старой приятельницы устроил ее протеже  в общежитие. Старшая сестра оперблока не ошиблась в выборе. Нина оказалась доброй, отзывчивой и работящей медсестрой. Через полгода заведующая отделением призналась, что уже не представляет себе работы без нее. Урезонить ли капризного больного, уколоть ли в еле видную вену, помочь ли сделать срочную уборку – везде она оказывалась палочкой-выручалочкой. Дежурные врачи не раз замечали, как пожилые  пациентки по вечерам подсаживались к ней и, утирая глаза, рассказывали о своей нелегкой судьбе. Видимо, девушка находила нужные слова, чтобы успокоить бабусек – они в один голос нахваливали молоденькую медсестру. Неудивительно, что, выписываясь, они дарили ей то коробку конфет, то торт, то цветы. Но был у девушки один пунктик. Уже после первой зарплаты Нина собрала сестер на чашку чая и удивила их неожиданной речью.

-  Девчонки! Я всех вас люблю, все для вас сделаю, везде помогу: отдежурю не в очередь, сделаю процедуры самым вредным больным, а если, мало ли зачем, презент мой от больных вам понадобился – никогда не откажу. Но об одном прошу, запомните: Димка мой!

Ее внимание Димка ощущал постоянно.  Она старалась, чтобы ее дежурства совпадали с экстренными по хирургии, и, справившись со своей вечерней работой, звала его на чашку чая, если он сам не был занят. Очень часто на столе оказывалась коробка дорогих конфет, торт, а то и (ну, дает!) бутылка коньяка. Бывало, такие посиделки  заканчивались «полежалками», и все благодаря неуемной энергии девушки. «Своей» дамы сердца у Димки не было, а госпитальная этика такие встречи допускала. У подружек эта Нинкина заморочка ничего, кроме грустной иронии, не вызывала. Кто из сестер не мечтал о романе если не с врачом, то хотя бы со студентом высокого полета? Романы такие случались сплошь и рядом, протекали порой бурно и, как правило,  сестрам не приносили ничего, кроме душевных потрясений и гинекологических проблем. Появление в жизни будущего хирурга Марины Нина почувствовала сразу. Димке хотелось объясниться, но сестричка сумела избежать прямого разговора, только дала понять, что ее отношение к парню не меняется. А потом Димка уехал на скалы, а потом с ним случился аппендицит и он лежал в маленькой больнице уральского городка со странным названием Реж.

Этой субботой областная хирургия снова дежурила в экстренном режиме. Нина подгадала себе суточное дежурство: Димкины приятели дали понять, что уж сегодня-то он точно появится.

Сергей пришел на это дежурство не случайно. С сентября он соседствовал по комнате в общежитии с Лехой Красновым, студентом четвертого курса. Учился Леха кое-как, зато работал медбратом в терапии областной больницы. У него всегда и еда была нахаляву (с хозяйкой пищеблока они земляки), и спиртиком разживался, так что на праздники тратиться не приходилось, да и по учебе, как ни странно, многое подсказать мог. Сережа учился прилежно, получал стипендию,  родители, люди не бедные, сыну помогали – а он, понятно, делился с товарищем. Отношения сразу сложились доброжелательные, а потом стали просто дружескими. Сергею именно Алексей предложил приходить к нему на пост помогать по уходу за больными, и второкурсник вскоре научился и уколы делать, и желудок промыть, и клизму, если надо, замастрячить. Вечерами, раскладывая лекарства для больных, парни обсуждали многое: и в какую область медицины податься, и где лучше начинать работать – на селе или в городе, в крупной больнице. Касались и дел сердечных. У Сережки в родном Боткинске была девчонка, дружили еще со школы, целовались, а нынче летом на даче у ее родителей было то, о чем он только Лехе и рассказал. И только Леха успокоил его, как-то по мужски поддержал:

-  Ну и что, что ты у нее не первый? Ты же в другой город уехал! Письма-то  ей часто писал? И когда приезжал, не каждый раз с ней виделся. А сам- то святой? В сентябре с Танюшкой в комнате зачем заперся? О музыке говорили? А твоя в колледже учится, на нее тоже внимание обращают, да не такие салаги, как ты. Что она, железная? Самое главное, чтобы тебя любили. И чтоб ты любил. Вон, как я Нину.

 Нина,  сестричка из первой терапии, была Лешкиной болью. И все из-за   Димки с пятого курса. Леха рассказал, как этот гад, которому хирурги почему-то очень доверяют, сумел устроить ее работать в больницу после колледжа, комнату в общежитии организовал. А что ему? Говорят, у него родня в Управлении, что ни попроси – все на блюдечке. А сам девчонку запугал, спит с ней, жрет конфеты, которые больные ей при выписке дарят. С ним, с Лехой, она хотела бы более близких отношений, но боится – не дай Бог, Димка узнает.

 Пару дней назад они зашли в приемник. У Лешки смены не было, но надо было получить зарплату. Не великие  деньги, да парень-то не мот и не алкаш, у него каждая копейка при деле. Оксана, лет под тридцать сестра, поставила в сестринской чайник и живо набрала номер: «Нин, тут твой пожаловал!» Алексей, порозовев от таких слов, вынимал из коробки купленный с получки торт. Пригласили к столу и старшую приемного покоя.

Чай уже был заварен, торт нарезан, когда в проем дверей влетела худенькая, с осыпанным легкими веснушками лицом девушка. Примерно такой он ее и представлял: не пародия на светскую львицу, а пронзительно милая, даже еще не ставшая вполне городской, провинциалочка – открытая, бесхитростная. Улыбка, озарявшая ее лицо, внезапно погасла, когда она оглядела сестринскую. Было ощущение, что она ищет кого-то глазами. Сергею стало ясно: оглядывается, нет ли ее тирана, Димки. А тот, было доподлинно известно, уехал куда-то на Урал и еще не вернулся.

-   Что, не тот твой? - неожиданно жестко, хоть и улыбаясь, спросила Оксана.

-  Здесь все мои! - ответила Нина, но как-то грустно, и у Сережки защемило сердце. Так хотелось обозначить понимание сложности их с Алексеем отношений, готовность помочь. Помог же Лешка  воскресить их с Аленой любовь.

Выпив чашку чаю, девушка убежала по своим сестринским делам, как ни просил ее Алексей задержаться, поговорить о чем-то личном.

 

         Сергей в компании  субординатора Андрея Гайского и двух студентов четвертого курса с восьми утра ожидали поступления больных в приемном покое. Около половины девятого в смежной комнате кто-то шумно поздоровался с дежурными сестрами. Субординатор сокрушенно покачал головой: « Заявился –таки!»  Дверь отворилась, и в смотровую вошел тощий парень чуть выше среднего роста. Круглая голова, торчащие уши и нос картошкой сослужили бы ему плохую службу при знакомстве с девушками, но чуть ироничное, не исключающее и самоиронии выражение лица, внимательный, цепкий взгляд нивелировали первое желание подтрунить над ним. Вот, значит, о ком ходит столько слухов среди студентов! Димка давно ушел, а Сережа, который знал о нем  правду,    все примерял его внешность на те дела, которые он натворил здесь со второго курса. У студентов, постоянно приходивших на экстренные, Димка вызывал зависть, нередко откровенное восхищение. Интересно, что бы они сказали, зная  его без прикрас,  как Сергей знал из разговоров с Лешкой. Ведь мало кто в курсе, что Лукин  его едва не прогнал с первого же дежурства за наглое поведение. Почему не прогнал? Наверняка, не обошлось без звонка от какого-нибудь начальства. А, учась на третьем курсе, он делал какую- то гинекологическую операцию своей любовнице и она на весь этаж плакала: 

« Дима, что ты со мной натворил?» Анестезиолог Кирилыч как - то вспоминал этот случай. А как этот извращенец на третьем курсе шастал по этажам, заглядывая в женские туалеты? И (везет же нахалам!) другого бы тут же прогнали, а этот сумел предотвратить какую-то кражу полотенец и выгнал из больницы  хулиганов, пристававших к постовой сестре. За это его стали брать на операции и вообще стали относиться по-свойски. А вот теперь Нинка. Ну, наверняка хоть кто-то из врачей был в курсе, как едва ли не насильно навязал Димка ей такие отношения. Куда было деться сельской девчонке? Почему все закрывают на это глаза?

 

 В ординаторской все было по-прежнему. Хирурги принимали утренний кофей, лениво перешучиваясь. Димка, едва поздоровавшись, хотел ретироваться: за столом возле окна громоздилась фигура Пивоварова, а все знали - он не любит, когда в ординаторской отираются студенты. Доктора, однако, встретили его неожиданно тепло, он даже смутился. Усадили, предложили чашку кофе, стали расспрашивать, где он пропадал. Пришлось рассказывать, как ездил на скалы, как уже в  последний день у него разыгрался самый настоящий острый аппендицит, как еле-еле добрался до маленького городка и был прооперирован в районной больнице. Всех заинтересовало, как он перенес операцию под местной анестезией – везде уже эту операцию делали под наркозом. С Димкиной точки зрения, ничего интересного в этом не было. Оперировали его двое интернов. Мало того, что ужасно больно и долго, так еще и подсказывать приходилось, что делать ( это хирургов особенно развеселило, они выспрашивали подробности, потребовали показать шов). Слава Богу, позвонили из приемника, похоже, поступил больной как раз с аппендицитом. Говорил Пивоваров. Неожиданно, прихватив студента за руку, сказал : «Отдыхайте пока, мы сами попробуем разобраться». Кто бы ему возразил?

Оказаться с Фиделем Пивоваровым в операционной – этого Димка давно хотел и боялся. Это ж живая легенда. Чего стоит история, как он в Москве, в бытность ординатором, одному академику не дал оперировать своего больного, даже,  говорят, послал… Но Димке врезалось в память другое. Год назад «Скорая» привезла раненого парня в сопровождении девушки, из-за которой он и получил нож  в грудь. Уже беглый осмотр не оставил надежды: пострадавший скончался при транспортировке. Вокруг погибшего собралась врачи, почти все бывшие на дежурстве студенты.  Послышалось :       « Надо сообщить родственникам». Кто скажет родителям здорового парня двадцати трех лет, который полчаса как ушел из дома, что их сын мертв?  Фидель Васильевич как-то сгорбился, вздохнул и, узнав у девушки номер, пошел к телефону. Димка не стоял в толпе вокруг девушки, которая рассказывала, как шла с другом по улице, как какой- то пьяный хмырь лет тридцати из переулка обхватил ее сзади. Парень отпихнул его. Никто не заметил нож у пьяного, но Володя вдруг схватился за грудь, из-под пальцев показалась кровь. Прохожие загалдели, стали собираться вокруг раненого, «Скорую» вызвали минут через десять. Пока приехали, пока везли…А  этот гад ускользнул в проулок.

Нет, Дима все эти подробности узнал позже. Сейчас важно было понять, что в такой ситуации делает хирург.

- Вы говорите с ответственным хирургом областной больницы. Ваш сын поступил к нам пять минут назад с ножевым ранением в область сердца. Он мертв.

         Пивоваров произносил эти страшные слова тусклым бесцветным голосом. Чувство несправедливости душило Димку. Из-за одного урода погиб отличный парень, родители лишились сына, девушка – жениха, а ведущий хирург области вынужден оправдываться, что медицина была бессильна. В чем его-то вина?

         Вот так Димка познал понятие груза ответственности. Так он понял, отчего «старики» не любят шуток по поводу хирургии.

        

Мылись на операцию. Больная на столе, операционная сестра готова. Пивоваров собран, как обычно, но как-то хитро на Димку поглядывает. Конечно, в операционную вошел первым. Облачился в стерильный халат, натянул перчатки и с самым невинным видом встал слева от больного – туда, где положено стоять ассистенту. Ах, так? Димка с тем же независимым видом встал на место хирурга, после подготовки операционного поля попросил у сестры скальпель и спросил у анестезиолога: «Можно?» До последнего момента надеялся, что это шутка, что сейчас врач усмехнется и скомандует поменяться местами. Ни чуть не бывало, ждет с инструментами ассистента в руках. Тянуть дальше не было смысла, и Димка начал свою первую полостную операцию.

Судьба отнеслась к нему благосклонно. В живот вошли без проблем, поиск отростка тоже не занял много времени – разрез лег как раз над ним. Еще минут пятнадцать напряженной работы ( все-таки впервые), и вот отросток в баночке с формалином, кишка ушита по всем правилам – замечаний у хирурга пока не было. Можно зашивать рану?

-  Ты больную смотрел внимательно?

-  Да.

-  А примету  знаешь?

-  Какую?

-  Самые коварные операции – это..?

-  Когда оперируешь знакомых, родственников, врачей, по просьбе перечисленных. Еще, говорят, с рыжими надо осторожнее.

-  А еще самая первая самостоятельная операция бывает особенной. Ну-ка, попробуй ревизировать рану пальцем – на всякий случай.

 Димка, не понимая, зачем он это делает, обследовал пальцем органы, прилежащие к ране сверху, по сторонам, пошел вниз.

-  Сейчас особенно внимательно.

 Студент определялся: вот слепая кишка, вот мочевой пузырь ( переполнен), вот, вроде, яичник… Оп! А это что?

         Что-то хрящевой плотности, бугристое оказалось под пальцем. Опухоль? Тогда чего опухоль? А если не опухоль, то что? Нехорошее чувство неуверенности в себе острой ледышкой заворочалось в груди.

-         Посмотрите сами!

Фидель Васильевич обследовал рану, кивнул и поднял глаза на Димку.

-         Какая тактика, хирург?

В операционной уже появились Тушин, Лукин, субординатор Андрей и Михаил Иванович Картавых, ответственный хирург по сегодняшнему дежурству.

-         Фидель Васильевич, кого вам третьим в бригаду?

-         Да пока не надо, сами попробуем, - был ответ.

У Димки взмокла спина. Ясно, что разрез надо расширять, операция предстоит большая, хотя какая именно – не известно. Ясно и то, что ему не просто доверяют, его проверяют на прочность. Молча подготовил операционное поле, молча расширил рану…

- Ну, студент, что нашел? – спросил Михаил Иванович. Димка смотрел в операционное поле и ни чего не понимал. Тонкая кишка в месте перехода ее в толстую на протяжении около полуметра была плотно забита чем- то серо-розовым, твердым: не опухоль, не камни в кишечнике, не спайки. Перебрал в памяти все прочитанные монографии, все виденные прежде операции – на ум ни чего не приходило. Беспомощно огляделся: подскажите, не экзамен ведь!

-         Аскаридоз! Никогда не видел? – пришел на помощь ответственный хирург.

Вот теперь понятно! Участок кишки был заперт, как пробкой,  конгломератом плотно сбившихся паразитов. Присутствовавших студентов передернуло от брезгливости, но Димка, как ни странно, испытал облегчение: раз ясен диагноз, понятна и тактика операции. Соображалось четко: обложить  заинтересованную петлю кишки, вскрыть просвет и мягким окончатым зажимом извлечь … кхм … инородные тела из просвета.      « Интересно, блевану или нет? Бутерброд – то здоровый был, с маслом…»,- острой бритвочкой чиркнула по сознанию мысль, - чиркнула и исчезла. Началась работа.

 

         Сергей спустился в приемный покой около полудня. Старшая, видя, что парень не в себе, не удивилась: такое порой случается после первого присутствия в операционной. Как раз поспел чай, студента пригласили. Он сначала с каким- то ужасом отказался, но потом сделал над собой усилие и уселся со всеми, какие- то печенюшки достал. Сестры живо обсуждали Димкину первую операцию. Кто еще, учась на пятом курсе, сам оперировал  живот? Оказавшаяся почему-то здесь Тамара Петровна  назвала три фамилии, одна из них- Александр Павлович Лукин. И тут же добавила: « Но чтобы сразу начать с такой непростой, редкой операции -  нет, такое на моей памяти впервые». А Серега едва сдерживался, чтобы не разразиться в Димкин адрес бранью. Он впервые был допущен в операционную. Как ему хотелось, чтобы этот выскочка опростоволосился! Так ведь наоборот вышло. Димка с операцией  справился, а его, Сергея, заставили пересчитать сложенных в два лоточка паразитов. Пинцетиком их перекладывал, едва не вырвало, пока доложил: « Двести тридцать девять!» Потому и чай глотался с трудом. Андрей Гайский задумчиво рассматривал свою чашку. В его жизни еще не было самостоятельных операций такого объема. Но Димке он не завидовал: выволакивать глистов из кишечника –  не та работа, к которой он стремился.

-         А ведь с Димки магарыч положен - первая операция!

 

Зашить операционную рану, положить стерильную повязку – и, думаете, все, работа закончилась? Нет, теперь надо написать два протокола операции: один в истории болезни, другой  в операционном журнале. Все это – непрерывно отшучиваясь от подтрунивающих хирургов. Уж и за рекордный урожай его похвалили, и почетным гельминтологом нарекли, и обсудили: по четным – гельминтологом, а по нечетным кем?

- Маммологом! ( специалистом по молочным железам), - предложил   Кирилыч. Согласились. Димка недавно получил стипендию и, занимаясь писаниной, прикинул: надо купить два торта – в ординаторскую и в оперблок. В операционную он сегодня уже не пойдет: сладкого понемногу. Вдруг его осенило. Закончив с протоколами, он набрал номер. Трубку взяла Марина.

Хирурги от  торта отказались – мы, мол, больше на колбасу да пироги домашние налегаем. Посоветовавшись с Тамарой Петровной, решили собраться в столовой «чистой» хирургии, поставили чай, на столе появились какие- то салаты, холодец, шпроты – завсегдашняя закуска на студенческих междусобойчиках. Димка все глаза проглядел в окно:  придет ли Марина, успеет ли к двум часам, а если опоздает, то на сколько?

Экзамен она сдала на пятерку. Хотели с группой сходить в « Пингвин», там подавали чудесное мороженое с шоколадом. Но студентки из района заторопились по домам, Галку Олег забрал на чей-то день рождения. Девушка не знала, чем заняться, а потому приглашение на чашку чая сразу приняла. Странно только, почему в хирургическое отделение-то? Как одеться? Если идти в гости на чашку чая, если навестить кого- то в больнице – тут все ясно. А когда и то и другое вместе? Опоздаю…

Минут в пятнадцать третьего она заходила в областную больницу. Строгая санитарка на входе даже и слышать не хотела, чтобы такую фифу пропускать в корпус.

-         В хирургию? После четырех, со второй обувью или в бахилах!

Другие люди проходили, а к ней бабка прицепилась – и ни в какую. Не скандалить же с ней! Выйдя из центрального входа, она медленно побрела вдоль корпуса.

-         Не больно-то и надо!-, думала она, гордо задирая носик.

-         Кто он мне? Друг? Виделись два раза… Любовь? (тут она вспомнила его нос картошкой и ей захотелось расссмеяться). А что он обо мне думает – его проблемы.

На душе все равно было как-то неспокойно. Пообещала ведь, обнадежила, он, похоже, обрадовался ее согласию.

В самом конце корпуса открылась дверь и двое докторов вышли покурить. Дима говорил что-то про вход через приемный покой. Марина с независимым видом прошествовала мимо докторов, вошла в коридор и, опасаясь заблудиться, решила спросить дорогу. В неплотно закрытую дверь она увидела молодого парня и девушку в белых халатах за чашкой чая. Может, ей сюда?

 

Серега одним глазом глянул на дружное застолье ( он до таких мероприятий пока не дорос). Нина сидела рядом с Димкой и не только не смотрела на расположившегося на задворках стола Алексея, а прямо-таки лучилась счастьем, разрумянилась,  то, игриво  обижаясь, требовала к себе от соседа джентльменского отношения, то сама, вскочив, накладывла себе и ему что-то в тарелку. Сам же виновник  бы каким-то рассеянным, беспокойно косился на дверь. Совсем уже ничего не понимая, второкурсник спустился в приемный покой: пусть они там балагурят, а я  поработаю.  Под диктовку Михаила Ивановича  заполнил историю болезни и, похваленный за аккуратность, заглянул в сестринскую. Там пила чай Оксана – высокая стройная блондинка, лет под тридцать сестричка, красивая, чем-то похожая на Барбару Брыльску. Добродушная вроде она, умелая, но во взгляде  плавает  какая-то затаенная боль.

-         Садись, в ногах правды нет. Пока больные не поступают, успеем по чашке.

 -  Оксан, а почему вы Нину из терапии от Димки не защитите? Врачам бы пожаловались… - Сережа удобно уселся в стареньком, но мягком кресле.

            -   Что? Это кого от кого защищать надо? Да  Нинка всем   уши пожужжала: « Мой, мой Димочка!» Глаза выцарапать готова. Каждое дежурство его к себе на чай зовет, и каким они там чаем после двенадцати занимаются – я уж не знаю. Любовь у нее!

         Она как-то невесело и зло  усмехнулась.

-                     Любовь… Уж я-то знаю цену врачебной любви. Бурные ночи, красивые слова и пустота в финале. Вот увидишь – поваландается он с ней, а потом найдет себе студентку – молоденькую, красивую, обеспеченную – и адью, сестричка! Мы это уже проходили!

Эту горькую тираду  прервал стук в дверь. В проеме появилась юная особа в голубом платье с розовыми цветами – из тех, при взгляде на которых у мужчин отвисает челюсть.

-  Здравствуйте!, - Уверенно произнесла она. – Вы не подскажите, где здесь хирургия? Мне нужно найти студента Мельникова с пятого курса. 

-  Подскажем, подскажем!, - Как-то радостно проговорила Оксана. Воровато оглянувшись ( нет ли новых больных, не видят ли врачи –  пост покидать нельзя) она подхватила девушку под руку и повела по коридору.

 

Без двадцати три. Димка упал духом. Нинка, радостная, возбужденная ( не дать не взять именинница) старалась его растормошить, и это раздражало. Ободряюще, как-то по-матерински на него глядела Тамара Петровна, двое субординаторов вели застолье, тщательно скрывая зависть, но зависть, кажется, белую. Алеха сидел с самым безразличным видом и лихо подчищал тарелки. Старшая  приемного покоя, свободные сестры и санитарочки оперблока демонстрировали культурные манеры и, кажется, одна из санитарок, сидевшая рядом с парнем с четвертого курса, запунцовела явно по приятному для нее поводу. Дверь, на которую парень уже перестал оглядываться, открылась. Как-то победно глядя на Нину, вошла Оксана и объявила: « Сюрприз!» Дима увидел знакомый силуэт и вскочил, опрокинув чашки: « Марина!»

         Марина нерешительно остановилась в дверях. Веселье в разгаре, все стулья заняты, может, она здесь лишняя? Та вон, с веснушками – ежу понятно, что не так просто рядом с Димкой, сидящим во главе стола.

-  Стул, еще стул давайте!,- но после бессловесного диалога Нина, признав поражение, покинула свое место, уступив его незнакомке. Оксана с непонятным торжеством, в упор смотрела на юную сестричку, ищущую место в сторонке. Потом, довольная, гордо покинула помещение. Марина, наоборот, чувствовала себя неловко от такой перемены декораций, вовсе не желая причинять неудобства девушке. Возникшее замешательство разрешила Тамара Петровна.

-         Давай, Андрей, разрешаю.

Андрей Гайский объявил, что ни он сам, ни виновник сегодня в операционную не пойдут, а потому в честь новорожденного хирурга… На столе оказалась темная притертая бутылка с притертой пробкой.

-         Всем разведенного, по капельке, а виновнику – неразведенный, и как следует.

Марина с опаской выяснила, что «как следует» - это чуть больше полстакана. Дима встал.

-  И что, это можно пить?, - подумала она. Шампанское, «Мускат», сухие марочные – это понятно. Но как-то она взяла на язык водки и ее всю перекосило. А тут – спирт! Неразведенный! Может, этот парень вообще алкаш?

- Ты не пойми это как-то неверно,- шепнул ей сосед слева, парень чуть постарше Димы. Я его знаю года четыре и ручаюсь: неразведенный спирт он пьет впервые. Он к этому вообще без интереса относится. Но сегодня – его первая в жизни большая операция. Да какая операция – закачаешься! Так что - традиция.

-         А какая это - закачаешься?

-         Это пусть он сам тебе расскажет!,- ответил парень и как-то загадочно усмехнулся.

-         А кто эта девушка?, - спросила она, кивнув на прежнюю Димкину соседку.

-         Нина, сестричка из первой терапии. Дима когда-то здорово ее выручил.

Напрасно она опасалась. Дима после спирта не окосел. Застолье, тем не менее минут через десять незаметно разошлось. Парень отвел ее в какую-то комнату, где по стенам были развешаны какие – то камешки в банках, железки, зачем-то аллюминиевая ложка. Минут пять спустя он, уже в цивильном, объяснил ей.

-         Это наш музей. Все, что ты видишь, вынуто из пациентов.

-         И эта куча гвоздей?

-         Да!

-         А ложка?

-         Из желудка.

-         А бутылка?

-         Это…кхм… из другого места.

-         Б-р-р-р!

-         Это еще не самое ужасное, что можно найти в человеке. Эти камешки, железки, бутылки – отнюдь не апогей.

-         Ну и работа!

-         Работа как работа. Мне нравится.

Hosted by uCoz