Утреннюю
линейку в областной больнице вел, естественно, главный врач, Марк Аврелиевич .
Как и положено диктатору с манерами демократа, вел он ее четко, допуская тонкий
налет юмора на строгий деловой тон. Когда доклады дежурных врачей отзвучали,
слово было предоставлено заместителю главного по АХЧ.
Бывший блестящий младший
офицер 80-х годов, бывший спивающийся майор 90-х, нашедший свое новое лицо на
этой должности поставленным командным голосом произнес: Я думаю, все знают, что сегодня у нас субботник. Отделения развертываются в
пределах установленных границ: ни шагу вправо, ни шагу в сторону. Все как один
выходим к одиннадцати. Метлы, лопаты, носилки на складе. Огневое поджигание
мусора запрещается. Завтра придут машины и все будет погружено участниками
субботника научно-исследовательского института. Диспозиция сбора мусора – вдоль
автомобильных трасс. Желаю всем успешной работы.
Заведующий чистым хирургическим
отделением Фидель Васильевич Пивоваров, в свое время самый молодой в России
хирург, удостоенный высшей категории, собрал в ординаторской врачей, интернов
и студентов пятого курса, предоставленных в его распоряжение кафедрой.
Идея быстрее закончить с обходом, выпиской, перевязками, пораньше выйти на
трудовой фронт и пораньше закончить была близка всем. Тем не менее, он
отказался разделить во время обхода палаты пополам с доктором Тушиным, коллегой
помоложе, сам оглядел каждого больного, дал необходимые инструкции. Зато уж в
плане оформления эпикризов Тушину равных не было. Картина напоминала сеанс
одновременной игры в шахматы. В то время как интерны и клинические ординаторы
делали перевязки, Иван Андреевич рассаживал вокруг себя студентов (а, еще
лучше, студенток – у них почерк лучше) и каждому диктовал необходимые записи.
Удивительно, он никогда не путал больных, не забывал, на какой фразе
остановился в той или этой истории, нередко помнил номера протоколов операций
или данные анализов. К десяти часам команда в двадцать шесть человек ( врачи,
интерны, медсестры и студенты) вышли в пункт рассредоточения. В отделении
остался клинический ординатор и трое несовершеннолетних санитарок (двое во
главе с интерншей готовили закуски, а одна сновала по отделению). Один
субординатор с двумя большими и прочными сумками удалился в сторону
продовольственного магазина.
Гнойное отделение вышло в несколько
меньшем составе ( меньше интернов, возле тяжелых больных оставался доктор и две
медсестры , а от худеньких девчушек-санитарок толку было мало, так что их
посадили готовить все необходимое к традиционному застолью) и на двадцать минут
позже.
К одиннадцати часам территория клиники
пестрела больничными халатами, яркими косынками и куртками энтузиастов чистоты.
Да, прошли уже те времена, когда на следующий день после праздника имени дедушки
Ленина мы знали, сколько миллионов рублей заработали горожане на благо родного
города и расцветающей Родины, осознавали международное значение нашего почина и
видели солидарность стран социалистического лагеря с нашим народом.
Отставной майор
Малеваный бодро прохаживался по дорожкам и следил, чтобы народ не отлынивал.
-А
у вас, Александр Николаевич, почему так мало народа? Отделение по численности
самое большое, а вывели всего десять человек ?
Заведующий реанимацией мысленно материл
липучего майора. Серега Привалов отпросился на сегодня в отгул еще две недели
назад - теща у него приезжает, надо ехать встречать на пристань за сорок
километров. В отделении девять больных, и только один не в коме. Двое врачей,
четверо медсестер и санитары там. Интернов забрали на узкие циклы. А медсестра
Маринка, бойкая заводила, всегда придававшая особую остроту и прелесть этому
мероприятию, на седьмом месяце беременности. Приди она –сам прогнал бы. Если не
к мужу, то хотя бы на пищеблок, застолье готовить. Тешил он, правда, надежду,
что Пивоваров и Черненко, хирурги, так часто зависящие от его мастерства, не
бросят в беде соседа.
Узкий
треугольник пожухлой листвы, который достался доктору Фрязиной, соседствовал
справа с пивоваровской территорией, а слева - ну, вообщем, она, впервые
участвующая в субботнике, не знала, чье это дело.
Отличительная черта Тушина была в том, что, увидев
новую сестру или молодую докторшу, он заводился и не мог успокоиться, пока не
добьется взаимности . Отказ воспринимал
как непризнание его профессиональных качеств хирурга ( как хирург он был,
действительно хорош, да, говорят, и как
мужчина тоже, но он воспринимал эти понятия нераздельно). Анастасию Владимировну он начал опекать,
едва она появилась в клинике после интернатуры, Та с улыбкой принимала комплименты, охотно
пользовалась его консультациями, но дальше этого – ни в какую. Когда ухаживания приобрели характер
едва ли не агрессивный ( Тушин понял, что его водят за нос и взбеленился), она
наедине сказала ему буквально так: «Ваня, отвянь! Меня интересует карьера, а не
заезженный кобель. А если продолжать будешь – я расскажу главному, как ты ночью
ко мне в ординаторскую ломился. Они с моим папой хорошие знакомые». Слухи, что
папа молодой докторши – дядя очень влиятельный, ходили давно и не были пустыми.
Анастасия Владимировна выгребала граблями пожухлую
листву, стараясь не запылить пальто, поскольку ей, самой молодой в отделении,
рабочего халата не досталось. Наверно, выглядело это несколько неловко, хотя
природная грация ей никогда не изменяла. Поблизости вдруг грянул дружный
мужской смех. Она огляделась. Метрах в десяти, окруженный толпой обожателей –
интернов, стоял Тушин. Все весело глядели на нее.
- Анастасия
Владимировна! Если бы я был художником, я написал бы картину « Диарея Прекрасная».
Представьте : вы, обнаженная, на фоне весеннего
пейзажа рядом с кучей мусора, с развевающимся рулоном туалетной бумаги в
руке.
Тушинские почитатели охотно и громко заржали. Минутная
растерянность Фрязиной вызвала новую вспышку смеха. Тут она откровенно
смутилась и почувствовала, что краснеет. Была даже мысль бросить грабли и
убежать. Вдруг сзади раздался глуховатый голос: «Иван Андреич!». Все глянули
туда.
-А я бы написал картину «Люес непобедимый».
Представьте – вы, обнаженный, в доспехах античного воина лежите поверженный
среди поля битвы . И там, где по классике и положено, с академической точностью
вырисован огромный шанкр.
Автором этого поэза был гинеколог, чуть больше года
работавший в клинике. Работал он четко - и в палате и в операционной.
Заведующая, которой недавно исполнилось пятьдесят девять лет, постоянно
жаловалась на него за неточности в заполнении историй. В клинике к нему
отношение было непонятное. Анестезиологи и сестры уважали: осложнений после его
операций не было. Больные не температурили, не было внезапных ночных
кровотечений. Врачи при упоминании о нем усмехались. Причиной его перехода в
эту клинику было то, что одну пациентку, которую профессорша лечила уже лет
пять от бесплодия он избавил не совсем стандартным способом. Женщина
краснела, лепетала об аборте, чем вызвала праведный гнев Клавдии
Филипповны. Короче, на свете появилась
еще одна семья с первенцем, а Курлатову
пришлось перейти в другую клинику.
Тушин, всегда готовый ответить ударом на удар, вдруг
проговорил что-то о том, как это правильно – вступаться за честь дамы. Причина
такой неожиданной скромности крылась в том, что полгода назад именно люес
победил у него Курлатов – победил быстро, надежно. При этом запрет на секс был
снят еще до окончания лечения и гинеколог брал на себя ответственность, что
дамы от этого не пострадают. И не пострадали.
Анастасия
Владимировна растрогано поглядела на Курлатова и вдруг нашла, что взгляд у него
острый и умный, что одет он небогато, но со вкусом, что по движениям его можно
понять: он не новичок в спорте. О чем был их дальнейший разговор - автору
неизвестно.
Почему медики любят субботники? Время партийной
показухи давно миновало, но охотно, с каким-то даже энтузиазмом каждую весну мы
выходим преображать окружающий мир, перетаскиваем груды мусора, ковыряемся в
грязи. Может, потому, что потом, глянув из окна и увидев весенний пейзаж,
радуешься и разрешаешь себе подумать: « А ведь и я помог приходу весны». А
может, потому, что людям хочется увидеть
друг друга вне стереотипов медицинской этики. Просто побалагурить, посмеяться
на весеннем солнышке, занимаясь не очень эстетичным, но и необременительным
трудом. А уж после этого – за стол. После совместного труда люди сближаются, на
время стираются грани субординации, общение становится проще и приятнее. Охотно в этом участвуют и студенты. Это же
так здорово – осознать себя на одной ноге со своими кумирами, а потом
заслуженно быть допущенными к общему столу, послушать байки подвыпившего
доктора.
Старшая сестра кардиологического отделения,
крепконогая статная шатенка лет сорока, на своем месте чувствовала себя
уверенно. Говаривали, что Главный ей благоволит, и это было правдой.
Благоволение это, однако, не из тех, по поводу которых усмехаются с пониманием
и подшучивают в курилках. Испытанная, надежная старшая медсестра,
способная и приструнить своих
подчиненных, и защитить их от несправедливых претензий или нездорового внимания
врачей для главного не менее ценный кадр, чем талантливый хирург. Марк Аврелиевич
помнил ее совсем молодой, когда он, новоиспеченный начмед принимал ее во вновь
открывшуюся клинику. А уж потом… Эти
дикие летние месяцы, когда все в отпусках, а больные поступают и
поступают. Иринка умела все: и
отработать в приемном покое, и помочь в перевязочной, и отдежурить в реанимации.
Он помнил, как она, замужняя уже, в течение трех суток не выходила из клиники.
И сейчас под ее недремлющим оком отделение было таким, что не страшно внезапно
заявиться в окружении ответственных товарищей – впросак не попадешь. Кроме
всего прочего, она преподавала в медучлилще. С утра настроила девчонок: мы
врачам не указ, а субботник проводить надо.
К одиннадцати часам восемь сестер и санитарок разного возраста, вида и
комплекции и десяток будущих акушерок трудились на субботнике.
К половине двенадцатого вышли врачи отделения.
Единственного мужчину забрали на погрузочно-разгрузочные работы, за грабли
взялись трое интеллигентных дам. Тянул душу вид Зиры Абрамовны, которая по
жизни брезговала всем казенным. Грабли она держала кончиками пальцев, как можно
дальше от себя. Но она тщательно, до каждого листика выскребала подсохший
газон. Ей гордость не позволяла допустить, что даже эту работу она выполнила
некачественно.
Отделение реанимации явно не справлялось с
поставленной задачей. Шутки иссякли после того, как около двенадцати к
пивоваровской команде подошел субординатор, о чем-то пошептался с Тушиным,
потом подозвали заведующего. Работа была закончена уже минут двадцать назад, но
демонстративно уходить первыми было неловко. Тут, однако, появился повод, и
весь коллектив дружно скрылся в первом корпусе. Минут через десять гнойное
отделение во главе с Михаилом Сергеевичем Черненко направилось тем же путем. К часу дня лишь в
двух или трех местах виднелись спины энтузиастов добровольного труда. Александр
Николаевич наливался злобой: его территория убрана едва наполовину, уже трижды
приходил Малеваный и интересовался причиной медлительности. Беременная Маринка
все-таки пришла, не могла она команду в трудный момент оставить. Больше всего
он злился на самого своего закадычного друга Фиделя Пивоварова. Ведь после
сложной операции бегает на цыпочках: вытяни, постарайся. И стараешься, ночи не
спишь, и вытягиваешь. А когда самому надо помочь – нет его. Почуял накрытый стол, и забыл про
товарища. Он уже собрался плюнуть на все и скомандовать своим заканчивать, как
вдруг рядом раздалось:
-Что, Александр Николаевич, давненько не виделись?
Средний и младший медицинский персонал
кардиологического отделения под руководством Ирины Николаевны рассредоточился
на его территории и работа была завершена за двадцать минут. Сама старшая во
всю орудовала Маринкиными граблями, весело
пеняя ей за пренебрежение к собственному положению.
Субботник был завершен на оптимистичной ноте. У
покидающих территорию был вид
победителей, предвкушающих триумф.
И был триумф. Были салаты, колбаса, копченая рыба,
пульмонологи изловчились настряпать голубцов, была водка, шампанское, коньяк,
много пива. Было общение. Доктора рассказывали студентам были и небыли,
студенты знакомились или расширяли знакомство с медсестрами и оказавшимися
здесь будущими медсестрами. Короче, был праздник.
На следующий день Марк
Аврелиевич подвел итоги субботника. Он поблагодарил всех
за самоотверженный труд. Объявлялась благодарность трем отделениям,
первым закончившим работу. Денежная премия выделялась старшей сестре
кардиологического отделения. Констатировалось, что такой дружный и
трудоспособный коллектив является гордостью нашего здравоохранения.
Из необъявленных итогов субботника отмечу несколько.
Доктор Курлатов спустя месяц стал заведовать гинекологическим отделением. Своих
отношений с Анастасией Владимировной они не скрывали, но замуж за него она пока не собиралась: предстоящая московская
ординатура могла представить более
перспективные варианты. Вдрызг поссорились два друга – заведующие реанимацией и
чистой хирургией. Они помирились только на первомайской рыбалке. Двое студентов
сделали предложение своим сокурсницам и получили согласие, третий – отказ. Одна
студентка, одна медсестра и две учащиеся медучилища подверглись аборту. Студент
Петраков, посоветовавшись с юристами, стиснул зубы и сделал предложение
шестнадцатилетней учащейся парикмахерских курсов. Лифтер Романов попал в вытрезвитель.
Порыв прошел. Ждем следующего.
Субординатор - студент VI, выпускного курса
Интерн (интернша) - доктор, едва закончивший ВУЗ, еще не
имеющий допуска к
самостоятельной работе.
Интернатура
– первый после окончания ВУЗа год работы врача
Клинический ординатор - врач, повышающий квалификацию при кафедре
«Узкие циклы»
- краткосрочные, по неделе, занятия всех названных категорий ( см. выше) вне
основной базы ( организация здравоохранения, инфарктное, инфекционное,
туберкулезное отделение)
Диарея -
понос
Люес - сифилис