Петр ПЛЕТНЕВ (Ижевск)                      

 

 З н а к о м ы  ч у т ь - ч у т ь

 

Неправильное это было знакомство, с самого начала неправильное. Марина не боялась знакомиться с молодыми людьми, она свободно контролировала  развитие таких отношений и, если ее что-то не устраивало,  легко разрывала их.  Этот влез в ее жизнь без спроса. Марине не нравилось, что он позволяет себе приходить, когда ему вздумается, исчезнуть надолго, внезапно позвонить, да еще не ей, а ее отцу или маме, походя передав девушке привет. А больше всего раздражало собственное поведение. В его присутствии она не могла сдержать какой-то глупой улыбки, выполняла любую его просьбу, не успев подумать, зачем она это делает (просьбы, правда, всегда корректные), и эта собственная послушность выводила ее из себя.

Марина класса с восьмого ходила в центральную библиотеку на литературные вечера. Юнна Мориц, Окуджава, Евтушенко стали такой же частью ее внутреннего мира, какими для тела были пальцы, глаза, уши… Какая-то глубокая правда  таилась в их творчестве – а у нее чувство правды, справедливости было, пожалуй, врожденным. Родители, например, беседуя с ребенком, научились взвешивать каждое слово. Парень, сидевший в тот день сзади, протянул, вроде, записку : это вам. На тетрадном листе была изображена… Ужасно курносая, с вытянутыми в трубочку от внимания губами и щенячьим восторгом в глазах (молодая поэтесса читала свои стихи, удивительно созвучные с ее, Марининым миросозерцанием) – но, узнаваемо, она. И вот тут это началось. Девушка уже твердо  решила вернуть приставале его мазню, даже состроила высокомерную, слегка брезгливую физиономию – но не сдержалась, фыркнула от смеха. Этот  шарж так точно передавал ее настроение и, главное, на столько не был обидным, что захотелось сохранить его, показать маме.   

В конце апреля на город обрушилась непогода: похолодало, выпал обильный снег, весенняя тематика исчезла из разговоров. Полуснег, полуслякоть- самая гадкая погода. По дороге к троллейбусной остановке Марину опять разобрал смех.

-              Ты перчатки – то потерял, что ли?

-              Я без перчаток хожу.

-              Купить не на что?

-              Нет. Я альпинизмом занимаюсь. Мне руки закалять надо.

Парень джентльменским жестом отвоевал ей место на задней площадке троллейбуса. Уселась, и ладно. Ехать – то минут двадцать. Она в одно ухо слушала, как парень глаголет о влиянии древней Греции на славянскую культуру, и почему появление Одессы было предопределено еще до рождества Христова… Вдруг – крик в салоне, а потом   какая – то нехорошая тишина. И:  «Ну, что встали? Ну,  упал я! Ну,  придавил его! И что? Вы морду мне набьете? Нате, бейте, я инвалид!»

Остолоп, едва за сорок, под два метра ростом, размахивал на весь салон руками, на которых пальцы были ампутированы то по уровню ладони, то по первую фалангу .

Парень (она уже знала, его зовут Дима, что он учится на пятом курсе мединститута) прищурился, попросил подождать его и явно двинулся в эту клоаку. Марина машинально (он со мной, а я в эти дела не лезу) попыталась удержать его, но он уверенно произнес:

« Минуту!»

Вокруг инвалида в тесном троллейбусе сформировалась «мертвая зона» - никто не хотел приближаться к пьяному, сквернословящему  истерику. Дима легко прошел сквозь это препятствие, склонился над ухом пьянчужки…

« Ну!»-, грубо скомандовал он, выпрямившись.

- Нет, доктор, я в полном порядке! – Он снова поднял руки, но уже словно бы защищаясь.

- Дамочка, извините, если нарушил ваш покой! А вы Алле Семеновне не говорите! ( Это явно Димке) Не говорите, я ее уважаю! Я к ней послезавтра на прием!

Марина такого оборота дела не ожидала, и не стремилась скрыть, что удивлена.

- Ты кто? Мафиози?

-Не знаю. Наверно, в некотором смысле.

-В каком? 

-Ну вот, к примеру, дядька. Все, что было надо - напомнить, что ампутировали ему пальцы в ожоговом центре.  Алла Семеновна, настоящая мама этого отделения, курирует всех своих больных и они ее на руках носить готовы. Ведь выкраивает каждый миллиметр жизнеспособной ткани, ведь день и ночь над  ними колдует. Он скорее повесится, чем дискредитирует своего доктора. А я… Я просто делал ему перевязки.

-  Перевязки?           

-  Давай  о чем-нибудь эстетичном. Ты знаешь, как написалась сказка «Три толстяка?»

-  Как?

              -      А интересно тебе, кто такой Петров в авторском конгломерате « Ильф и Петров»?

              -      Ну, интересно!

   -   Так вот, это родной брат Валентина Катаева, Петя Катаев. Бывший сотрудник Одесского отдела по борьбе с бандитизмом,  он приехал в Москву к своему брату. А Валентин со своим приятелем Юрой Олешей жили там на окраине и   чудили. Кукла у них была здоровенная, под размер   годовалого ребенка. Они устроили, что она падает с подоконника, когда по улице идут симпатичные девушки. Те бросались спасать, помогать…Это было поводом для знакомства. Ну, познакомились они с юными особами.  Вдохновленный Олеша пообещал чудненькой пятнадцатилетней мещаночке, что напишет великолепную сказку, именно ей посвященную. Девушка была очарована энергичными ухаживаниями, но идиллию нарушило появление Петра Катаева. Этот повел себя иначе:  пригласил ее  в цирк, потом – в ресторан, а потом - в ЗАГС. Сказки он ей не рассказывал,  а просто взял замуж. И погиб – самолет, в котором он летел,   подбили немцы. А Олеша не солгал: сказку написал -  «Три толстяка».

  Так доехали до Марининой остановки. Нет, он не разрешил ей одной добраться до  квартиры на  лифте: настойчивый, он  доехал с ней до ее этажа, потребовал познакомить  с мамой (зачем?), и сообщил ей, что не намерен это знакомство считать какой-то случайной встречей. А мама не растерялась:

  - Я не удивлена. Это нормально: у дочери появился  друг, который к ней относится серьезно.

Марина не пускала к себе едва знакомых парней.  А этот как-то естественно, легко вошел в ее квартиру (она даже не успела оглянуться, а он уже о чем- то беседовал с ее папой), потребовал чашку кофе (да, не попросил, а как- то ненавязчиво истребовал) – и она, как дура, принесла, и опять улыбалась,  услышав  комплимент:  « А по поводу такой леди хочется писать стихи». Улыбалась, мысленно браня себя и за эту улыбку, и за вовсе не характерное для нее  послушание.

Напоив нежданного гостя кофе, она хотела тихонько спровадить его восвояси. Не тут- то было. В прихожей оказались родители. Этот шустряк, одеваясь,  успевал толковать с папой что-то о марках титана, с мамой – как провести тетю Веру к доценту Сергеевой, а Марина молча хлопала глазами: такими своих чопорных родителей она не видела.  Когда через пару дней мама, а на следующий день отец ненавязчиво стали интересоваться, звонил ли Дима, девушка просто испугалась. Выяснилось, что тетю Веру, действительно, проконсультировал какой-то важный доктор, попасть к которому она пыталась вот уже третий месяц, а  папа нашел титановую ленту той марки, которую искал Димка. Но обиднее всего было то, что этот разгильдяй не напоминал о себе. Марина придумала уже штук шесть вариантов разговора с ним, совершенно исключающих всякое продолжение отношений. Но все эти варианты вдруг забылись, когда он позвонил. Какие там варианты! Девушка вынуждена была звать отца к телефону, к разговору подключилась мама. Марина стояла и смотрела на родителей, оживленно обсуждающих что-то с ее (ЕЕ?) парнем. Потом папа положил трубку и с каким-то победным видом произнес:

-     Он о тебе не забывает ни на минуту.

-  Воспитанный человек мог бы напомнить о себе иначе,- (она уже натурально сердилась - ни один из ее сценариев не прошел). – И пораньше! 

-  Но ведь эти скалы… А потом операция…

-  Какая операция?

            Отец с мамой как-то странно переглянулись.

-  Он ей ничего не сказал! – как заклинание, проговорила мама.

-  Стесняется…боится…нашей Маринки боится!

-  Коля! ( Марина года три не слышала, чтобы мама  так звала отца) .

-  Коля! А ведь он ее любит! И боится. Помнишь, как ты?

Оказалось, этот парень был на каких-то скалах, заболел, ему  сделали операцию и домой он вернулся совсем недавно.

Они разговаривали, словно ее не было рядом . 

Осталось только пожать плечами.

У Марины он появился только в пятницу, накануне экзамена. Потолковав о сессионных заботах, он вдруг позвал ее родителей и вынул из дипломата две путевки в конный поход.   Девушка, все еще подозревая блеф, демонстративно приняла приглашение, ожидая родительского запрета. И просчиталась. Мама  стала расспрашивать о датах похода, отец интересовался особенностями экипировки и она поняла, что поход для них – дело решенное. Ах, так? Ну, так я пойду, и пусть вам будет хуже!

Димка вызвался проводить ее на  экзамен. В вестибюле Университета, когда они уже прощались ( парень спешил на какое-то дежурство) к ним подошел доцент Васичкин. Вежливо кивнув студентке, он неожиданно протянул руку  Димке, как старому знакомому. Тот ответил на рукопожатие буднично, даже ( или это Марине показалось) капельку свысока.

-  Вы ее смотрите, не обижайте,- сказал он, уходя. Доцент почему-то кивнул.

-  Этот молодой человек, кажется, хирург? – спросил Васичкин.

-  Наверно, будущий, - ответила Марина.

-  И ваш хороший приятель?

-  Да так… Знакомы чуть-чуть.