Причастен к этим произведениям я оказался вот по какой причине. Николай Васильевич Попов, старый «режимник» Института физики, согласился с Анатолием Васильевичем Новиковым («Золотой ларец»), что неплохо бы выпустить совместную книжку… А то, мол, по отдельности не такая толстая получится. Не солидно. Попов предоставил свои рассказы, а Новиков указал на… афоризмы, которые я собственноручно (но без указания действительного авторства) писал для книжки «Золотой ларец». В общем, сверстал я «дедушкам» брошюрку, которую озаглавил «Доброе время». Договорился с типографией о выпуске. Тиснули тираж.

         Творчество Н.В.Попова осталось в моем архиве и я могу его представить теперь как своего автора. Прямого собственного письменного творчества второй автор – Н.В.Новиков – не имеет. Его «текст» -- это его беспокойная биография, плодотворное тщеславие и страсть к собирательству. По этим «мотивам» писали многие. В том числе, и я.

         Попов пишет сам. (Л.Р.)

 

**************************************

 

Н. В. ПОПОВ

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

ФРОНТОВЫЕ РАССКАЗЫ

 

1.     Пчелы воюют                                     

2.     Ишак "захватил" "языка"                    

3.     Месть Васи-казака                              

4.     Ведь я живой!                                              

5.     "Арбуз"                                               

6.     Живой факел                                       

7.     Рубахи на бруствере                                    

8.     Портрет фюрера                                           

9.     Новое оружие                                     

10. Лебедка                                               

11. Люся                                                   

12. Его смерть не взяла                            

13. 121-й патрон                                       

14. На шахматной доске ... снаряд                    

15. Все снаряды - в цель                                    

16. Мундштуки из запалов              

17. Раненая медаль                                            

18. Немец в подполье                               

19. Собака с крестами                              

20. "Морская" батарея                             

21. Захват "языков"                                  

22. Горсть песка                                       

23. Ужин на минах                                             

24. Гробы - плавсредство                                  

25. Листовками из минометов - по немцам      

26. Спящий часовой                                          

27. Смерть вдвоем                                             

28. Трофей - орудийный замок                         

29. Смерть связистов                               

30. Снайпер                                                        

31. Три пленных танкиста                                 

32. Разведчик с собакой                                    

33. Карандаши                                          

34. Выстрел                                                        

35. Книгоноша                                         

36. С этими «самоварами» можно воевать!               

37. И горы не преграда                            

38. Рыбалка толом                                             

39. Юбилейные залпы                              

40. Часовой из двух солдат                               

41. Поединок                                                     

42. Портрет у дороги                               

 43. Цвай шляфен

 

АРМЕЙСКИЕ РАССКАЗЫ

 

                                     

1. Повар Голопупенко (юмореска)

2. Погоны младшего лейтенанта

3. Стрелять будете вы!

4. Дорога

5. Насморк

6. Маршал помог

7. «Сын» Жукова

8. Полет за границу

9. Эхо войны

10. Телеграмма Ворошилова

11. Ты и это не знаешь?..

12. «Проверено военной цензурой»

13. Конфеты

14. Строевой смотр

15. Дырка в стене

16. Танкист в капусте

 

БЫТОВЫЕ РАССКАЗЫ

 

1. Коза в эфире

2. «Нечистая сила»

3. Поросенок в чемодане

4. Рыба и лопата

5. Смерть от «медвежьей» болезни

6. Часовой мастер

7. Болотный газ

8. Расправа с привидением

9. Миноги в пироге

10. Старик и мухомор

11. История с актером

12. Пот на анализ

13. Шампанское с выстрелом

14. Гоша и уголь

15. Гоша в гостиничном номере

16. Гоша и водка

17. «Знание» грузинского языка

18. Первое кино в деревне

19. Снимки, не увидевшие свет

20. Земляк Хрущева

21. Колхозный хряк и конопля

 

СТИХИ

 

 

 

 

От автора

 

         В жизни каждого человека бывают случаи необыкновенные. Они обычно навсегда остаются в его памяти. В данной книге собраны факты, происшедшие в свое время на фронте, в армейских условиях мирного времени и житейские бытовые истории. В одних случаях участником их был автор, другие - услышаны от своих товарищей и рассказаные однополчанами, однокашниками по учебе, третьи – присланы в письмах.

         Все эти истории имеют определенное место действия, происходили они с реальными людьми, но за давностью лет фамилии и имена многих из них забылись.

         Нет ничего интереснее реальных историй. Они порой нам кажутся даже вымыслом или фантазией. Как говорится, «невероятно, но факт».

 

ФРОНТОВЫЕ РАССКАЗЫ

 

 

ПЧЁЛЫ ВОЮЮТ

 

Этот случай произошел во время Великой Отечественной войны. На одном участке фронта в Венгрии. На пути продвижения наших войск стояла небольшая высотка, про которую солдаты говорили: «Шишка на ровном месте». Местность с нее просматривалась на большое расстояние. Один склон занимали немцы, другой - наши солдаты. Все попытки овладеть высоткой кончались неудачей.

Был в роте солдат Илья Киселев, родом из Сибири. Степенный, угрюмый, в глазах какая-то тоска. Это можно было объяснить. Дома у него осталась большая семья. Всем уже было ясно, что война подходит к концу, но каждого беспокоило одно: доживешь ли до победы, уцелеешь ли в этом пекле? Когда Илья получал из дома письмо, то уединялся в какое-нибудь укромное местечко и несколько раз перечитывал послание от родных.

Несмотря на замкнутость, солдаты любили его за сметку, сноровку, находчивость и рассудительность. Был он ряб. Про таких в народе говорят: «У него на лице целую ночь черти горох молотили». Об этом кое-кто говорил и в глаза и за глаза, но Илья не обижался.

Когда бойцы попадали в тяжелое положение, то часто говорили: «Придумай что-нибудь, Илья! Покумекай своей головой». И бывалый солдат действительно давал дельный совет.

После одной из попыток взять высотку штурмом, когда полегло немало наших товарищей, Илья ходил особенно мрачный. Погиб его друг - парень из Рязани. Весельчак и балагур. Как они, люди разные по характеру, подружились - это всем казалось дивом. А дружба их началась еще до боев в Венгрии. В одном из боев рязанец спас жизнь Илье. Вот с тех пор и зародилась у них боевая дружба.

- А что, если попробовать...- сказал однажды в минуту затишья Илья Киселев.

- Ты что-нибудь придумал? - сразу обратились к нему солдаты.

- Погодите. Это дело надо хорошо обмозговать. Может сразу не получиться. Врага бить - не посуду: ум нужен. Напролом победа близко, да склизко.

Только через два дня Илья высказал свое предположение командиру роты. Оказывается, не так далеко от высотки находится пасека, на которой чудом уцелели несколько ульев с пчелами. Киселев заметил ее, когда однажды ходил в тыл. Несмотря на гремевший поблизости бой, крылатые труженицы занимались своим мирным делом.

Ночью началась операция «Пчелы». Группа солдат под руководством Ильи Киселева отправилась на пасеку. Осмотрели несколько ульев. Отобрали рамки с более полными сотами. Все не могли удержаться от соблазна попробовать душистый теплый мед. Солдаты посмеивались над такими товарищами, получившими, как шутили, «легкие колотые ранения».

Соты с медом и облепившими их пчелами были доставлены на высотку. Большую трудность представляло то, как переправить их к немцам в окопы. Выход был найден. На ничейной полосе был небольшой окопчик, в который пробирались то наши разведчики с перископом, то немцы. Днем там находиться было смертельно опасно. Так как любой предмет, появлявшийся над бруствером, сразу же поражался снайперской пулей.

...Ночную темноту прорезали трассирующие пули. Эти летящие разноцветные огоньки создавали какую-то зловещую красоту. Каждый такой зелененький или красноватый «жучок» нес смерть. Плотно прижимаясь к земле, солдаты доставили соты с медом на нейтральную полосу. Аккуратно положили их в ниши, часть - на бруствер окопа, а некоторые оттащили даже в сторону немцев. Пчел старались не стряхивать, а осторожно поправляли, чтобы они оставались на сотах.

Отход был таким же бесшумным. Правда, одного царапнула шальная пуля, но легко, и он добрался до своей траншеи сам. Немцы и наши постреливали, пускали в небо осветительные ракеты. Иногда раздавались разрывы мин или снарядов. Шла обычная фронтовая ночь.

Чуть стал брезжить рассвет. Все с нетерпением ждали, что же принесет утро. Вот первые лучи осветили высотку. Наши старались стрелять реже, чтобы дать противнику возможность кому-то пробраться на нейтральную полосу. Разведчики вели усиленное наблюдение. Вот два немца, извиваясь ящерицами, ползли к окопчику. Обнаружив там сладкий гостинец, стали с жадностью есть мед. Потом, забрав часть рамок с собой, отправились обратно.

И вскоре началось... На немецкой стороне раздавались громкие крики. Солдаты махали руками вокруг лица, некоторые даже выскакивали из окопов, но пораженные меткими выстрелами наших бойцов падали на землю. Уже тысячи пчел кружились над немецкими окопами. Чем можно было защищаться от жалящих существ? Ничем. Только бегством. И часть немцев драпанула вниз, к реке. Наши этого и ждали. Командир роты попросил артиллеристов дать побольше огоньку и поднял солдат в атаку.

Высота была взята.

- Ну, стратег, - сказал командир роты Илье Киселеву после боя. - Большое тебе спасибо за солдатскую смекалку и находчивость и, обняв, он крепко по-мужски поцеловал Киселева. - Молодец, спасибо!

От волнения прерывающимся голосом солдат ответил: «Служу Советскому Союзу!» И тут же добавил: «Это не я, а пчелы дали немцам жару. Их надо благодарить».

 

 

ИШАК «ЗАХВАТИЛ» «ЯЗЫКА»

 

Во время боев в Карпатах в пехотные полки и к нам, артиллеристам, поступило большое количество ишаков. Эти неприхотливые животные были в горах незаменимы. Они очень выносливы, с тяжелым грузом взбирались на высокие и крутые горы и в дождь, и в снег, и в туман. И еще одна их особенность: ишаки хорошо запоминали местность. Если ишак один раз прошел по маршруту, то он уже в следующий раз не собьется в пути, что важно особенно ночью.

Этот случай произошел в одном из пехотных полков нашей Новороссийской горно-стрелковой дивизии. Поздно вечером повар Аршанянц повез ужин во второй батальон. Кругом густой лес. Темень. Хотя тропинка повару известна, он все же боялся заблудиться. Вперед себя пустил ишака: умный карабахский ишак не собьется с пути! Еще немного времени, и ужин будет на позициях батальона. Но... тут как из-под земли перед поваром встали четыре немца. Двое из них схватили повара. Третий немец подгонял ишака длинной палкой. Вероятно, ишак «сообразил», что попал к врагу. Копытом задней ноги, подкованным на острые шипы, он так лягнул фрица между ног в определенное место, что тот дико заорал и грохнулся на камни. Гитлеровец, державший уздечку, выпустил ее и бросился к своему товарищу. Ишак удрал по тропинке, и сам привез ужин в батальон.

Из четырех немцев на ногах осталось трое. Двое несли своего товарища, подбитого ишаком, а третий вел повара, у которого была забинтована рука, несколько дней тому назад обваренная кипятком. Немцы хотели связать повару руки, но Аршанянц притворился раненым и дал им понять, что рука очень сильно болит. Фашисты поверили ему.

Пройдя некоторое расстояние, немцы, которые несли пострадавшего солдата, свернули вправо, вероятно, в свою санчасть. Повара повел один конвоир. Дорога шла в гору и становилась все круче и круче. И тут Аршанянцу пришла в голову мысль: расправиться с противником «методом ишака».

Подпустив немца поближе к себе, повар изо всей силы двинул его ногой. Немец упал. Повар мгновенно бросился на немца и, вырвав у него автомат, прицелился. Ошалевшему от неожиданности гитлеровцу ничего не оставалось другого, как покорно задрать руки вверх.

Роли переменились. Теперь повар с автоматом шел сзади немца, а тот покорно шагал впереди.

Аршанянц стал сомневаться: правильно ли он идет, не попадет ли со «своим» немцем к противнику. К счастью, вскоре он услышал русскую речь. Спрятавшись за деревьями, немного подождал. То шли наши развед­чики. «Язык» был доставлен в полк.

Чтобы проверить, все ли правильно рассказал повар, не приврал ли что-нибудь, допросили и немца. Он все подтвердил и еще добавил: «Какой хитрый солдат, он даже свою маленькую лошадь научил убивать наших…»

Командование дивизии наградило повара орденом «Красной Звезды», а для ишака солдаты сделали из снарядной гильзы большую медаль с надписью «3а храбрость и находчивость» и повесили ее на шею живот­ному. До конца войны ишак носил эту «медаль».

 

 

 «МЕСТЬ» ВАСИ-КАЗАКА

 

В 7-й батарее нашего артполка санинструктором была Лена Бондаренко, девушка молоденькая и на лицо приятная, но очень уж худая. Артиллерийский разведчик Вася Михайловский был горазд на различные клички своим сослуживцам и прозвал Лену «Душа на костылях».

Как-то, находясь на НП, Михайловский позвонил на батарею. Там в это время у телефона дежурил Иван Скориков, молоденький солдат, родом с Кубани. То ли извилин в мозгу у него было маловато, то ли по молодости не подумал о последствиях телефонного разговора.

Вася Михайловский так рассказывает об этом случае.

После обмена несколькими фразами я спросил:

- Как там поживает «Душа на костылях?» А о том, что я называл так нашего санинструктора, знали все. Все-таки я не равнодушен был к этой «душе».

Телефонист так и брякнул Лене, которая находилась рядом с ним в землянке:

- Вася вот спрашивает: «Как поживает «Душа на костылях?» Шлет тебе привет.

- Передай своему вредному Васе-босяку, чтобы в его бестолковую голову попала немецкая пуля за такие унизительные слова.

Весь этот разговор мне и передал солдат. После такого случая я стал думать, как этой «противной» Ленке за такое пожелание мне отомстить. И вскоре такой случай представился.

Находились мы в то время во втором эшелоне, но наши пушки на всякий случай стояли на танкоопасном направлении. Захожу как-то в домик, а там Лена, уложив посылку, собиралась ее зашивать. У меня сразу возник план «мести». Я и говорю: «Лена, тебя срочно вызывает комбат к четвертому орудию». Это метров триста от дома. Она ушла, оставив посылку на столе. Я быстро заглянул в посылку и увидел там ворот­ник из чернобурки. Вытащил я его и туда положил кусок овчины, ко­торый я отрезал своей финкой от старой шубы, что висела возле двери на крюке. Скоро Лена вернулась, быстро зашила свою посылку и сдала старшине на отправку.

Прошло какое-то время, и посылка дошла до родителей, живших недалеко от Минеральных вод. Через месяц Лена получила письмо из дома, в котором ей писали, что посылку получили, за что спасибо. Только одно непонятно: зачем прислала кусок старой овчины, которую называешь чернобуркой и просишь, чтобы мы ее сохранили тебе на воротник. В ответ она написала: «Вы, видно, люди темные, и ничего не понимаете. Здесь, в Европе, многие модные дамы носят на пальто такие воротники».

Родители, получив письмо, заподозрили, что с их дочкой что-то неладное: не контужена ли она, все ли в порядке у нее с головой. И они пишут на этот раз письмо комиссару батареи, в котором спрашивают, все ли ладно с их дочкой.

Комиссар вызывает санинструктора на беседу.

- Сержант Бондаренко! Вы не контужены? - спрашивает он. - Как у вас с головой?

- Все нормально, товарищ комиссар! А в чем дело?

- Тогда скажите, зачем вы родителям послали кусок старой овчины?

- Да не обращайте, товарищ комиссар, внимание на их письмо. Темные они люди, ничего не видели. Не овчина это, а чернобурка.

Комиссар поговорил с Леной еще несколько минут и отпустил ее.

Только через 25 лет во время встречи ветеранов войны в Сева­стополе я признался в своей «мести».

- Лена, вспомни, кому ты в свое время пожелала немецкую пулю? - спросил я ее.

Она вспомнила.

- За такое пожелание солдату, находящемуся все время на передовой, ты заслуживаешь большего наказания.

И я рас­сказал ей о своей мести, которую осуществил.

Мы простили друг друга: я - сказанные Леной оскорбительные слова в мой адрес, она - мой злой поступок.

 

 

ВЕДЬ Я ЖИВОЙ!

 

Бои в Карпатах шли тяжелые: было много убитых, а еще больше раненых. Хирурги не успевали оперировать. Медсанбат располагался в селе Звала. Ведущим хирургом в то время был майор Трофимов.

При большом поступлении раненых у операционной образовалась очередь. Хирург заметил, что у стены лежит умерший солдат. Он тихо сказал  санитару: «Этого надо отнести в морг». Установив очередность раненых, врач снова ушел в операционную.

Через час майор вышел в приемную. У стены по-прежнему лежал мертвый. - Почему не вынесли? - строго спросил он санитара.

- Забыл, товарищ майор. Некогда было!

- Отнести сейчас же!

Через некоторое время майор Трофимов снова вышел в приемную. Мертвый солдат лежал на том же месте. В это время привезли еще несколь­ко раненых. Нужно было разместить их,  напоить горячим чаем. Хотя у са­нитара дел очень много, но нельзя же держать мертвого среди раненых. Это очень плохо действует на психику солдат. Санитар был из выздо­равливающих, в существующих порядках разбирался мало.

- Мне такие помощники не нужны! - повышенным голосом сказал Трофи­мов. - Немедленно вынесите или завтра же отправлю в часть, на передовую!

Все это слышал молчаливый, исполнительный санитар операционной Ходжаев. Когда хирург ушел, он без лишних слов взвалил труп на плечо и отнес его в морг. Никто этого не заметил. На освободившееся место пере­двинулся раненый боец. Пригревшись, он крепко уснул. Подошли санитары, положили спящего солдата на носилки, накрыли простыней и понесли через улицу в покойницкую.

Раненый думал, что его несут в операционную, и молчал. На улице он сразу стал мерзнуть и подал голос:

- Черти, куда меня тащите! Холодно!

- Куда, куда! На кудыкину гору! - сердито ответил санитар. - К покойни­кам!

- Как к покойникам? Ведь я живой!

- Доктор лучше знает, куда тебя нести. Велел нести к покойникам - вот и несем! А ты лежи и  не рыпайся!

Навстречу шел другой врач Науменко. Увидев его, раненый закричал во всю глотку:

- Доктор! Спаси! Живым в покойницкую волокут!

- Вы что, с ума сошли! - закричал на санитаров врач. - Сейчас  же отнесите его в приемную!

 Раненый спрыгнул с носилок и, опередив санитаров, побежал в дом.

 

 

 «АРБУЗ»

 

После взятия Новороссийска наша дивизия прошла Гайдук и через Волчьи ворота вышла на станицу Раевская. Солнечное, теплое утро. Поступила команда: «Накормить людей и лошадей!» И только стали готовиться к этому приятному занятию, раздалась новая команда: «Орудия - на передки! Рысью к станице Анапско-Николаевской!» Немец здесь оказал сильное сопротивление. Разведчики штабной батареи - глаза и уши полка - получили приказ: «Немедленно на окраине станицы занять наблюдательный пункт и оттуда корректи­ровать огонь артиллерии!». Когда подходили к окраине, по разведчикам ударили пулеметные очереди. Солдаты залегли. А потом ползком и короткими перебежками через огороды стали продвигаться к ближайшим домикам.

К ефрейтору Михайловскому подползает солдат Адам Зоркин, ко­ренной москвич, и за собой тянет какой-то груз, завернутый в плащ-палатку. Толкает товарища в бок и говорит:

- Вася, я арбуз на огороде сорвал, большой-большой.

- Ну ладно, Адам, - отвечает тот. - Займем наблюдательный пункт и с удовольствием полакомимся твоим арбузом.

Пехота погнала фрицев дальше. Вскоре все затихло. Бой отодви­нулся. Артиллеристы расположились завтракать. В это время подошли командир полка Стрункин и замполит Руднев. Разведчики при­гласили их к арбузу. Они с удовольствием присаживаются на землю.

- Ну, Адам, - говорит Михайловский, - доставай свой арбуз. Тот разворачивает плащ-палатку и кладет на середину… большую зеленую тыкву. Разведчики сразу поняли, что это такое, и разразились гомерическим хохотом. Руднев тоже смеется, а командир полка сразу напустился на Зоркина: «Говнюк! Скотина! Ты что, ни разу не видел арбузы? Зачем пер эту дурацкую тыкву?»

Адам от испуга вытаращил по-глупому глаза и, зная гнев Стрункина, растерянно стоял, опустив голову. Но все обошлось благополучно, без наказания.

 

 

ЖИВОЙ ФАКЕЛ

 

Все, кто был на фронте, особенно в первые годы войны, если не держал в руках, то наверняка знал бутылки с зажигательной смесью. Ее называли сокращенно КС и расшифровывали - коварная смесь. Пущенная рукой солдата в танк, бутылка разбивалась, жидкость на воздухе моментально вспыхивала, и вражеская машина горела.

Это грозное, но и опасное оружие. КС могла вспыхнуть не только на броне немецкого танка, но и в кармане солдатской шинели, а то и в руке, когда бутылку разбивал осколок, пуля или случайный удар.

Подобный случай в августе 1942 года произошел под станицей Крымской (ныне г. Крымск). По тревоге наш батальон ночью из Темрюка маршем направился на развилку дорог Крымская-Неберджаевская. Какой-то неумный командир распорядился выдать личному составу бутылки с зажигательной смесью. Этот начальник, видимо, забыл, что бутылки с КС - оружие обороны. В каждом стеклянном сосуде дремлет грозный военный огонь. Он не разбирает, это живой человек или вражеская машина. Тех и других сжигает одинаково.

Более опытные солдаты, зная об опасности бутылок с КС, изба­вились разными путями от них: закопали в ямки, сунули под корни деревьев, отпустили в протекавшие по пути движения ручей. Новички не знали, куда положить это грозное оружие: одни - в карман, другие - в противогазную сумку, предварительно обмотав бутылку полотенцем, а третьи несли в руке. Вот звякнуло разбитое стекло, и ночь осветилась ярким факелом. Солдат, облитый КС, пытался сбить огонь, катаясь по земле. Товарищи выливали на него из фляг воду, кто-то накрыл плащ-палаткой, но это не помогало. Дикий крик раз­давался в ночной тишине. Некоторые, отцепив от ремня малые сапер­ные лопатки, бросали на горящего человека землю. Огонь стал стихать, а потом погас окончательно, Тихие стоны, запах горелого, растерянные фигуры солдат, стоящие вокруг - этим закончилось пламя КС.

Спасти солдата было уже невозможно. Похоронили его тут же в лесу. Маленький холмик земли, да каска на могиле - вот и все.

Батальон двинулся вперед, на встречу с врагом. А на родину по­гибшего солдата ушла похоронка со словами: «...погиб смертью храбрых в боях за Родину...».

 

 

РУБАХИ НА БРУСТВЕРАХ

 

В феврале 1943 года в район Станички под Новороссийском был успешно высажен десант майора Куникова. Этот плацдарм вошел в историю под названием «Малая земля». В апреле здесь шли особенно кровопролитные бои. Немцы, осуществляя свою операцию по ликвида­ции десанта под кодовым названием «Нептун», ввели в бой четыре пехотных дивизии, более тысячи самолетов, свыше пятисот орудий и минометов, десятки танков. Трудно, очень трудно было сдерживать такой напор немцев. На стыке двух бригад они вклинились в распо­ложение наших войск. Без помощи авиации восстановить положение было невозможно. Но как применить на таком пятачке самолеты, чтобы не по­разить и своих солдат? Как сообщить летчикам, где проходит наша линия обороны? Как обеспечить точность ударов авиации? Эти во­просы волновали наше командование. Как всегда в сложных условиях боевой обстановки выручала солдатская находчивость и смекалка. Сотни солдат и матросов, сняв нательные рубахи и тельняшки, раз­ложили их на брустверах окопов, точно обозначив боевые порядки наших войск.

Вскоре в небе появились знаменитые «Ильюшины», и на головы фа­шистов полетел смертельный груз: бомбы, огненные трасы пулеметов и ракетных снарядов. Летчики, имея хорошо видимые ориентиры, уве­ренно пикировали на противника и отбросили его на прежние пози­ции.

Опасное положение было ликвидировано.

 

 

ПОРТРЕТ ФЮРЕРА

 

В апреле 1943 года в политотделе морской бригады зародилась необычная мысль: нарисовать большой портрет Гитлера и установить его напротив немецких окопов. Пусть в день рождения бесноватого фюрера немцы полюбуются его изображением.

Портрет был выполнен с большим мастерством Борисом Ивановичем Пророковым, в то время еще мало известным, а впоследствии худож­ником плаката с мировым именем. Гитлер со звериными конечностями, обросшими густой шерстью, во весь галоп удирает с Кавказа.

Место на нейтральной полосе, где было установлено это про­изведение, заранее пристреляли из пулеметов и минометов. Разве гитлеровцы смогут потерпеть такой позор и надругательство над своим вождем? Конечно, нет. Они обязательно постараются снять портрет. На это и была рассчитана затея наших десантников на Мысхако.

Первая попытка немцев закончилась тем, что несколько враже­ских трупов осталось лежать на земле. Вторая вылазка стоила жизни еще десятку человек. После этого охота к снятию портрета у противника пропала, и он в течение дня взирал на творение русских. Под вечер фрицы снова поползли к портрету, и морские пехотинцы вновь успокоили охотников меткими выстре­лами. Под покровом темноты группы немецких солдат начали про­бираться к щиту, забрасывая десантников гранатами. Снова ниче­го не получилось.

Все попытки снять «портрет» фюрера закончились полным про­валом. Десятки трупов солдат в мундирах мышиного цвета оста­лись лежать на каменистой земле Мысхако.

 

 

 «НОВОЕ ОРУЖИЕ»

 

Есть под Новороссийском гора Колдун, где в большом количе­стве водились черепахи. Один из десантников как-то принес та­кую черепашку в окоп. Привязал к ней проволокой от кабеля пус­тую консервную банку. Кольнув перед «атакой» иголкой в зад, направил ее на нейтральную полосу в сторону немцев. А, как известно, когда колют в зад, то движение совершаешь впе­ред. Черепаха быстро поползла. Пустая банка звякала о каменис­тую почву. Дело было вечером.

Темнота окутывала позиции. Тотчас же в небо взвились ракеты, и в сторону звуков понеслись трассы пулеметных и автоматных очередей, ударили минометы.

Этот случай дошел до командования бригады, и было приказано «снарядить» уже десятки черепах. Снова были привязаны к чере­пахам консервные банки, и «войско» отправлено в сторону окопов противника. Одни ползали по нейтральной полосе, другие направля­лись в сторону гитлеровцев, третьи - вдоль линии фронта, чет­вертые - возвращались в наш тыл.

Создавалось впечатление, что русские Иваны в непосредствен­ной близости ведут какие-то земляные работы. Снова ударяли пу­леметы, в небо взлетали ракеты, но при свете их ничего подозрительного не было видно. Если бы противник мог подойти на поле боя, то он увидел бы продырявленные консервные банки да разо­рванных и раненых осколками черепах.

В течение нескольких ночей десантники не давали врагу покоя, используя такое «Новое оружие». Трудно сосчитать, сколько сна­рядов, мин и патронов заставили истребить фрицев черепахи!

 

 

ЛЕБЕДКА

 

Десант майора Цезаря Куникова крепко вцепился в берег в райо­не Станички и отражал все атаки немцев. Жил обычной фронтовой жизнью. То появится на нейтральной полосе большой «портрет» Гит­лера, то в «наступление» на противника пустят черепах с привязан­ными к ним консервными банками. На этот раз десантники устроили для вражеских солдат представление с психологическим эффектом. Кто-то доставил в одну из траншей лебедку и большую бухту троса. На участке, возле немецкой линии обороны, на кольях было натя­нуто проволочное заграждение. Ночью несколько десантников под­ползли к заграждению и привязали трос к кольям и, разматывая его, вернулись в свои окопы.

На рассвете лебедка заработала. Немцы, кто с удивлением, кто со страхом, смотрели, как повалилось заграждение из колючей про­волоки и поползло в сторону русских. Какая сила тащила его прочь от гитлеровцев? Этот вопрос возникал у каждого, кто видел нео­бычную картину. Противник открыл ураганный артиллерийский и пу­леметный огонь. Только тогда остановилось движение: осколки пе­ребили трос. Колючая проволока лежала грудой в нескольких десят­ков метров от немцев. Информбюро в тот период о подобных собы­тиях почти ничего не сообщало. Хотя на плацдарме каждый был ге­роем.

Десант на Мысхако получил всемирную известность только после войны, особенно когда появилась книга «Малая земля», напи­санная Аркадием Сахниным и вышедшая под фамилией прославленного в послевоенный период маршала Леонида Ильича Брежнева, бывше­го в 1943 году начальником политотдела 18-ой Армии.

 

 

ЛЮСЯ

 

Почти месяц идут ожесточенные бои на «Огненной земле» - Эльтигеке. В отдельные сутки противник предпринимал до 19 атак, чтобы сбросить крымский десант в море. После очередной контратаки десантники снова вынуждены были отойти на свои прежние позиции. На нейтральной полосе стонали раненые: свои и вражеские. Санинструктором третьего батальона 1337 полка нашей 318 Новороссийской десантной дивизии была Владилена Токмакова. Звали ее все ласково - Люся. Имя ее знали не только наши солдаты, но и немцы, и часто, когда не было стрельбы, кричали из своих окопов: «Льюся, иди сюда! Ком, ком! Хир гут!» (Иди, иди! Здесь хорошо!)

Слыша стоны и жалобные крики, Люся думала: «Неужели до ночи оставишь их без помощи? Сколько крови они потеряют?! У многих начнется гангрена…» Да у нее и у самой было ранение в шею: недавно царапнуло осколком. Даже себя перевязать некогда. Как помочь раненым?

Дерзкая мысль пришла ей в голову. Оторвав от подола рубашки широкий лоскут, смочив палец в сочившейся на шее крови, она провела две перекрещивающиеся линии: на белом полотне получился красный крест. Подняв этот своеобразный флаг над бруствером, прошлась с ним вперед и взад по траншее - наши и гитлеровцы с недоумением смотрели на происходящее. Огонь со стороны немцев прекратился. А чтобы вражеские солдаты видели, что Люся - это женщина (она, как и все на плацдарме, ходила в брюках), посове­товали ей натянуть поверх брюк юбку. Юбку, конечно, достать было невозможно, но пригодилась гимнастерка. Разорвав шире ворот, она натянула ее на брюки. Стрельбы со стороны противника не было. И тогда Люся решилась вылезти из траншеи, и пошла в полный рост на нейтральную полосу, размахивая флагом. Стала выносить раненых. Одного, другого, третьего. Так она вытащила пять человек. Противник тоже, показав флаг с красным крестом, начал собирать своих раненых и убитых. Когда Люся в траншее перевязывала вынесенных раненых, к ней подбежал молоденький лейтенант, только что прибывший недавно в полк из училища.

- Кто разрешал устраивать такое перемирие? - кричал он на санинструктора. - Выберемся отсюда, получишь на всю катушку, имей это в виду.

Повернув к нему свое скуластое лицо, перемазанное кровью, своей и чужой, Люся со злостью бросила:

- Слушай, лейтенант! Мотай отсюда со своей катушкой! Знаешь куда?!

После войны Люся осела жить в Краснодаре. Долгое время ра­ботала на консервном заводе. Сейчас на пенсии. Часто приезжает на встречи ветеранов-однополчан. С возрастом она потеряла свою стройность, блеск в глазах, но такая же быстрая, решительная и резкая, какой была на «Огненной земле» в Крыму в 1943-м.

 

 

ЕГО СМЕРТЬ НЕ ВЗЯЛА

 

Тяжелый немецкий снаряд разорвался возле орудийного расчета. Наводчик Вахрин повалился наземь. Он был недвижим и не дышал. Когда перестрелка затихла, товарищи, выкопав неглубокую яму не­далеко от пушки, похоронили артиллериста.

Не успели обветриться комья земли на могиле, как прибыл командир  артдивизии, чтобы вынести благодарность меткому наводчику, который с закрытой позиции первым снарядом подбил немецкий танк. Подобные случаи бывают очень и очень редко.

- Где наводчик Вахрин? - спросил майор.

- Погиб смертью храбрых, - ответили его товарищи, - захоронили вон там, - и показали на маленький холмик земли.

Командир приказал откопать солдата и похоронить его со всеми подобающими храброму воину почестями.

Все были крайне удивлены, когда поднятый из могилы солдат вздохнул полной грудью. При осмотре выяснилось, что Вахрин Василий Никифорович был ранен в ногу и тяжело контужен. Был без сознания, и товарищи решили, что он мертв.

После войны, придя домой, он долгое время работал слесарем-наладчиком в совхозе «Нечкинский» Сарапульского района.

 

 

121-Й ПАТРОН

 

Шла вторая половина июня 1941 года.  Раннее утро. Кругом тишина. Вдруг взрывы снарядов и бомб нарушили ее. Началась Великая Отечественная война.

Пограничники, теряя своих боевых товарищей, отражали первые ожесточенные атаки немцев. Кончились патроны. На третьи сутки отчаянного боя, в минуту короткого затишья, пришел старшина  и дал каждому солдату по 120 патронов. А затем, называя фамилию бойца, вручил еще до одному патрону. и говорил такие слова: «Эти сто двадцать патронов - по врагу, а 121-й - берегите!» Он не произнес больше ничего, но каждый понял, что хотел сказать старшина.

Все долгие года войны пограничник из деревни Большая Ерыкса Граховского района носил этот патрон в кармане гимнастерки, а 9 Мая 1945 года сдал его, но уже другому старшине.

 

 

НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ…СНАРЯД

 

Штабной блиндаж командира пехотного полка Каданчика размещался под скалой, в мертвой зоне. Кругом были заросли кизила и терна. Рядом с дверью - круглый стол и две скамейки. Командир и его заместитель по политчасти Гассиев в минуты затишья  иногда играли на сто­ле в шахматы.

Во время обстрела противником наших тылов один из немецких снарядов во время полета чиркнул гребень высотки перед блиндажом, но не взорвался, а, пропахав землю, плюхнулся на шахматную доску,  разбросал все фигуры на землю.

Лежит эта пушечная граната на столе этаким поросеночком и покачивается с боку на бок.

Командиры опешили: вот-вот рванет - и конец. Оба шахматиста задом, задом - и в блиндаж. По телефону вызвали саперов. Они пришли, взяли осторожно немецкий «гостинец» и шуранули его с обрыва вниз. Снаряд взорвался.

 

 

ВСЕ СНАРЯДЫ - В ЦЕЛЬ

 

Пристрелочные орудия в 1942 и начале 1943 года применялись еще редко. В нашем полку этому делу решили обучить все батареи, чтобы неожиданно для противника открывать залповый огонь батареей, дивизионом и даже полком, и начались усиленные занятия.

В июле 1943 года провели практическую стрельбу. В полку были точные координаты крупного наблюдательного пункта (НП) немцев, который находился на школе в городе Новороссийске. Пристреляли репер (специально избранная в районе цели для стрельбы вспомогательная точка, по которой ведется пристрелка орудия с последующим переносом огня для поражения цели). А потом первый дивизион залпом ударил по школе. Из сделанных трех залпов дивизиона ни один снаряд не оторвался в сторону, все попали в цель. НП больше не существовало.

Мы стоим на берегу моря. Идет сентябрь 1990 года. Вдали виднеется высота Сахарная голова. Вспоминаем бои 1943 года.

- Вон на той высоте был наш НП - говорит бывший разведчик штабной батареи Василий Михайловский. - А вот на этом месте, что рядом с нами (это уже новый дом, построенный после войны), находилась немецкая столовая. Эта цель была заранее пристреляна. И когда в столовой набралось значительное количество немцев, командир полка Стрункин дал команду: «Дать залп полком по цели!» Раздались выстрелы десятков орудий. На наших глазах дом стал оседать.

Помощник начальника штаба полка Мельник, увидев эту картину в стереотрубу, горестно вздохнув, сказал: «Где я потом, после войны, буду жить?!» Оказывается, в этом доме была его квартира, из которой он ушел на фронт бить врага.

 

 

МУНДШТУК ИЗ ЗАПАЛА

 

Одно время все наши артиллеристы увлеклись изготовлением из плексигласа и дюральалюминия наборных мундштуков. Сырье для этого находили в местах падения сбитых самолетов. Лучшим мастером считался наводчик Иванющенко, украинец лет двадцати пяти. Из-под его руки выходили самые красивые изделия.

Однажды подносчик патронов Кокоев спросил у него, из чего он делает такие красивые мундштуки.  «Из запалов от гранат», - ответил тот серьезно, даже не улыбнувшись. Наивным, доверчивым был осетинский паренек. Все принимал за истину, из-за этого порой попадал впросак.  «А как же это сделать? Запал взорвется, если вытащишь кольцо?» - задал вопрос Кокоев. «Сожмешь запал большим и указательным пальцем, кольцо вытащишь и осторожно разжимаешь пальцы, чтобы не было резкого удара, а потом уже отпиливаешь напильником нужную длину». Принял и этот совет подносчик за чистую монету.

Запалы для гранат были действительно окрашены красным или зеленоватым лаком и выглядели красиво.

Однажды, когда расчет отдыхал в минуту затишья, Кокоев, взяв запал и сидя около входной двери блиндажа, стал производить манипуляции, о которых рассказал ему Иванищенко. Чувствуя, что пальцы с силой разжимает пружина, и может произойти взрыв, Кокоев в испуге сунул запал под плащ-палатку, что лежала на нарах. Не подумал он о том, что ею накрыт спящий солдат. Раздался хлопок. Солдат громко закричал, вскочил и, прижимая одну руку к заду, выскочил в открытую дверь. Проснулись и остальные. Кокоев бледный сидел на земле и ничего не мог ответить на вопрос командира орудия Степаненко.

Только через некоторое время все выяснилось. Санинструктор вытащил пинцетом мелкие осколки из ягодиц пострадавшего и смазал ранки йодом. Ранение было из числа легких. Даже очень легких.

Наборные мундштуки временно перестали делать. А Кокоев, когда заводили о них речь, ругался по-русски, по-осетински и уходил в сторону.

 

 

РАНЕНАЯ МЕДАЛЬ

 

Немецкая группировка войск в Прибалтике была разбита, частично уничтожена, частично рассеяна и остатки ее скрывались в лесах. Каждый момент можно было ожидать неожиданной стычки с врагом.

Старшина на лошади едет в расположение своей роты, которая переместилась на другое место. Раннее утро. Кругом тишина. Туман медленно поднимается от земли. Поют птицы. Благодать. Не верится, что в такое тихое время могут убить.

Вдруг из-за кустов с поднятыми руками вышел немец в ободранном мундире. Грозный, заросший щетиной на лице. Старшина только успел расстегнуть кобуру, как немец швырнул с плеча к ногам его коня свой автомат. «Криг - капут! Гитлер - капут!» - беспрестанно повторял немец и шел к старшине. Подойдя вплотную, неожиданным рывком он схватил лошадь под уздцы, выхватил из кармана парабеллум и выстрелил в грудь старшины. Пуля ударила в медаль «За отвагу» и срикошетила, спасая человеку жизнь. Старшина покачнулся в седле, но успел произвести ответный выстрел в лицо врага. Немец медленно оседал, все еще цепляясь за узду, и рухнул к ногам коня. Старшина, пошатываясь, слез с седла и обшарил противника. Из кармана вытащил еще один пистолет. Ногой перевернул немца на спину, посмотрел некоторое время на труп. С трудом взобрался в седло и поехал дальше.

На груди старшины среди орденов висела медаль «За отвагу», искореженная, погнутая какой-то неведомой силой. Если бы она могла говорить, то рассказала бы эту историю.

 

 

НЕМЕЦ В ПОДПОЛЬЕ

 

Артиллеристы со своими противотанковыми пушками проскочили с ходу на нейтральную полосу. Когда поняли свою ошибку, было уже поздно: немцы перебили всех лошадей. Командир батареи, увидев такой оборот дела, поднял находившихся рядом пехотинцев в атаку. Захватили деревню. Заходят в дом, что стоял на окраине. Все на столе: еда, выпивка. Ремень офицерский на лавке лежит. А за сто­лом никого нет. Подошли к подполью, открыли западню. Один солдат говорит: «Сейчас швырну одну гранату, и все будет ясно: есть там кто-нибудь или никого нет». И отстегивает от пояса РГД без оторочительной рубашки.

Вдруг в отверстие появляется голова, и дрожащий немец произносит: «Гитлер капут! Да здравствует Сталин!» (Видно, знал гитле­ровец немного русский язык).

Петров полоснул из автомата по фигуре, и немец мешком свалил­ся с лестницы вниз, не успев даже ойкнуть.

- Зачем ты это сделал? Надо бы его в штаб доставить - говори­ли ему товарищи.

Порой солдат в порыве ненависти к врагу совершал необдуманный поступок.

 

 

СОБАКА С КРЕСТАМИ

 

Немецкая оборона прорвана: войска двигаются вперед, одни - в Севастополь, другие на мыс Херсонес, где идут последние бои.

За походной кухней второй батареи артполка бежит маленькая дворняжка. На шее у нее болтается ожерелье из немецких железных крестов, на хвосте тоже привязан крест. Солдаты, увидев эту кар­тину, кричат: «Смотрите,  Гитлер-пес, собака Гитлер бежит!». На это повар отвечает им: «Что Гитлер  - пес, это видно, но этот песик не Гитлер». Собачка подбегает к солдатам, громко лает и весело крутит хвостом, позвякивая крестами.

Два дня тому назад разведчики взвода управления нашли в блиндаже на высоте Горной два ящика немецких железных крестов и как трофеи принесли их на батарею. Повар Кодатно соорудил из них ожерелье и надел на приблудившуюся собачонку.

Несколько дней песик бегал за кухней, а потом неожиданно исчез. Огневики, смеясь, говорили: «Наверное, утопился он в Черном море от позора. Разве выдержать постоянные насмешки».

 

 

МОРСКАЯ БАТАРЕЯ

 

Орудия батареи установлены на 3-м километре от цементного завода «Октябрь». Перед нами оставленный врагу Новороссийск. Он весь в дыму и пламени пожарищ. В Цемесской бухте на плаву горит не­сколько катеров. Снарядов на батарее очень мало. Ведем редкий огонь.

К вечеру приезжает старшина Махотин. Он привозит бочонок сливочного масла, два ящика кишмиша, хлеб и новое флотское обмундирование. Наши хэбэ, сильно грязное и местами порванное при отступлении, мы быстро сбрасывали к орудиям (пригодится на чистку пушек) и надеваем на себя тельняшки, бескозырки, брюки и форменки. Личный состав преображается на глазах, не узнает друг друга. Сапоги свалили в кучу. На ногах красуются новые ботинки. Но долгой наша радость не была. На другой день в расположении батареи появился майор Стрункин, в то время заместитель командира полка. Он несколько раз прошел возле пушек, посмотрел на «матросов», которые отрывали ровики для снарядов, и снова вышел на дорогу. Потом, посмотрев на развернутую карту, снова подошел к пушкам.

- Где здесь стоит 7-я батарея 239 артполка?-  спросил он близстоящих «матросов».

- А вот мы и есть 7-я батарея, - ответили ему.

- Это же морская батарея! - сказал майор. А когда рассказали, как сухопутные расчеты превратились при помощи старшины в морские, он сердито приказал: «Переодеться в свою армейскую форму, а это барахло сдать старшине. С ним будет особый разговор».

На наше счастье, мы еще не успели использовать свои брюки и гимнастерки на ветошь. Жаль было снимать обмундирование, но ничего не поделаешь: приказ есть приказ, да и мы не моряки, хотя и воюем на берегу Черного моря.

 

 

ЗАХВАТ «ЯЗЫКОВ»

 

Осень 1944 года. Бои идут в Карпатах. Я лежал в санчасти, так как сильно простудился. Рано утром в дом, где находились больные и легко раненые, прибежал гуцул, в шляпе, но босой, хотя на земле лежал уже снег.

- Пан капитан (жители селения всех наших солдат и офицеров называли «пан капитан»), - громко говорил гуцул. - Там, - показывая рукой на окраину деревни, - немцы... Зашли в хату... Каждый герман мае пистоль, шмайссер... - гуцул сильно дрожал, то ли от холода, то ли от страха. - Их надо стрелять!

Захватив оружие (оно было у нас с собой, так как передовая находилась недалеко), я с группой лечащихся солдат выскочил на улицу и побежал к указанному дому. В мыслях было одно: захватим пленных - получим орден.

В хате, в которую мы ворвались, действительно увидели за сто­лом обедающих немцев. Оружие их было составлено в углу, часть его висела на крюках по стенам.

- Хенде хох! - крикнули мы и наставили свои карабины и авто­маты на немцев. Они подняли руки вверх, а   один из них, достав из кармана какой-то документ, стал показывать его, беспрерывно повторяя:

- Их бин коммунист... Их бин арбайтер... Ми есть Комитет «Фрейч Деичланд»... Свободной Германия».

Путая немецкие и русские слова, объяснял всем этот высокий худощавый немец с железным крестом на шее.

- А вот мы вам покажем сейчас свободную Германию! А ну маршерен во двор! Шнель, шнель!

- Лос! - кричали наши солдаты, выталкивая немцев из хаты прикладами.

Чем закончилась бы эта встреча с немцами, сказать трудно, но в это время во двор вбежал наш офицер, майор. Упомянув несколько раз нашу мать, господа бога, богородицу и других святых, он приказал нам покинуть двор, короче говоря, убираться вон.

- Это «наши» немцы, - несколько успокоившись, стал нам объяснять он. - Один из Комитета «Свободная Германия», созданного еще в июле 1943 года. У нас уже почти полгода. Ходят с нами в разведку, за «языками». Они, пожалуй, « языков» больше притащили, чем вы видели живых немцев. Тоже мне, «немцев захватили», марш отсюда! - крикнул майор нам на прощание, улыбаясь в усы. - За «языками» надо в немецкий тыл ходить, а не здесь орудовать.

Позднее мы узнали, что в нашей дивизии действительно есть группа немцев, которая ходит с нашими разведчиками за «языками».

 

 

ГОРСТЬ ПЕСКА

 

В конце февраля 1942 года до командования пограничников майора Рубцова дошли сведения, что противник начал перемещение своих войск из Балаклавы. Видимо, готовилась какая-то операция. Срочно нужен был «язык». Ночью на поиск ушли три группы полковой разведки, в одной из которых был Володя Чепурной, мальчик из Николаева (впоследствии он стал сыном нашего артиллерийского полка во 2-ой батарее).

Разведчики успешно прошли заграждения из колючей проволоки, на которой висели пустые консервные банки, и по-пластунски поползли вглубь немецкой обороны. Обнаружили блиндаж. Притаились, осматриваясь вокруг. Через  несколько минут из блиндажа вышел офицер и закурил. Как назло, недалеко взвилась в небо ракета  и осветила местность. Офицер заметил сержанта Виноградова, который был ближе всех к нему и, выхватив «вальтер», выстрелил. Пуля попала в разведчика, операция была под угрозой срыва.

Володя, схватив горсть песка, швырнул его в лицо немца. Эти несколько секунд растерянности противника помогли разведчикам быстро оглушить «языка», затолкнуть в рот кляп и обмотать его веревкой.

На выстрел уже выскакивали немецкие солдаты. Отходить пришлось с боем. В штабе полка пленный, а им оказался военный инженер, дал ценные сведения.

 

 

УЖИН НА МИНАХ

 

Преследуя противника, наши войска подходили к Тамани. Батарея расположилась на винограднике. Темно. Идет нудный, моросящий дождь. Все промокли до нитки. Плащ-палатки стали как жестяные, больно трут шею. На краю виноградника одиноко стоит полуразрушенный саманный сарайчик. Крыши нет. От дождя не спасешься, но пронизывающий ветер сюда не проникает.

Хочется есть, курить и спать. Ждем своего комбата Цогоева. Его вызвали в штаб, где он должен получить приказ на занятие  огневых позиций и о дальнейших действиях. А пока мокнем и ищем топливо. Надо приготовить ужин и хотя бы чуть-чуть обсушиться. Наш повар от злости чертыхается. Кругом ни кустика, ни деревца, да и от саманного сарайчика ничем горючим не разживешься.

Повар Кодатко с двумя солдатами уезжает на повозке в моросящую темень. На рассвете он возвращается обратно. Повозка нагружена какими-то черными круглыми блинами, которые блестят от дождя. Втроем они сбрасывают их на землю. А потом повар начал их крушить топором. Нас разбирает любопытство. «Что это такое?» - спрашиваем мы друг друга. Но идти по грязи на ветер никому не хочется. Несколько человек все же отправились к кухне. Сквозь шум дождя слышим крики:

- Братцы-славяне! Наш повар привез немецкие противотанковые мины. Взорвет все к черту! - и они опасливо бегут назад, под защиту стен.

На крик выскакивает командир первого огневого взвода Андрей Саморуков. Он видит, как от ударов топора железные корпуса мин раскалывались, и на землю вываливались желтые, как мыло, куски тола. Кодатко  собирал их в мешок и тащил к топке кухни.

- Ты что, с ума сошел?! - кричит лейтенант Саморуков. - Брось сейчас же это занятие!

- Надо же мне чем-то топить, чтобы ужин приготовить. А то у всех кишка кишке кукиш кажет. Копоти, правда, много будет, но сварить кашу и суп можно будет. Да вы не бойтесь, товарищ лейтенант, ничего страшного нет, - и повар продолжал крушить мины. Саморуков осмотрел несколько мин и ушел, покачивая головой, к своим расчетам.

Часа через два была подана команда: «Всем на кухню. Получать завтрак!» (по существу это был вчерашний ужин). Весело поблескивая зубами, сверкающими на закопченном лице, повар ловко орудовал своим черпаком.

- Побыстрей, побыстрей подходите! Накормлю вас сейчас противотанковым супом и минной кашей.

- А не взорвемся мы от твоего кушанья? - весело спрашивали солдаты.

- Нет. Я запалы в котел не клал. А будут у кого слышны в животе «взрывы», обратитесь к санинструктору. Он даст порошок.

Кругом стоял хохот.

В Крыму, где с дровами было также плохо, Кодатко «изобрел» свое топливо. Брал кирпичи, вымачивал их в ведре керосина и топил ими печку в землянке. Это новшество вскоре использовали многие в полку.

 

 

ГРОБ – ПЛАВСРЕДСТВО

 

Сапун-гора и высота Горная. Бои идут уже в Севастополе. После упорного сражения враг был выбит с берегов Северной бухты. Наши войска стали переправляться через залив на Корабельную сторону. Вот здесь-то и произошел необычный случай. К берегу друг за другом двигались бойцы и несли какие-то длинные ящики. На снарядные они не были похожи. Подошедший офицер спросил одного из солдат с загадочным грузом:

- Что это вы несете?

- Деревянные бушлаты для фрицев, - ответил тот. - Спасибо немецким интендантам. Немало гробов они заготовили для своих соотечественников. Им они не нужны, а нам пригодились. Хорошее плавсредство для переправы.

И боец деловито стал спускать свой груз на воду.

Плоты из черных гробов с белой свастикой поплыли к противоположному берегу, где еще кипел бой, и куда спешили бойцы. Они спешили, чтобы совершить возмездие за разрушенный город, за погибших боевых товарищей.

 

 

ЛИСТОВКАМИ ИЗ МИНОМЕТА - ПО НЕМЦАМ

 

Однажды разведчики притащили в расположение 2-й роты 137-го отдельного полка морской пехоты несколько связок листовок с призывом к немецким солдатам сдаваться в плен. На одной из связок было написано: «Политруку роты! Листовки разбросать по переднему краю. Срок исполнения двое суток. Об исполнении донести. Л.Брежнев». Кто такой Брежнев? Не знал ни политрук роты Ханин, ни командир роты.

Так или иначе, а надпись на связке была приказом, и его следовало исполнить. Но каким образом? Разведчики ушли в тыл,  а своих в роте не было. Послать матросов в нейтральную зону, а она была глубиной 15-20 метров, тоже было рискованно.

Выполз Ханин из своей землянки, где находился он с командиром роты и телефонистом. Недалеко, на площадке, стоял 55-миллиметровый минометик, а рядом в ящике - еще не протертые от смазки мины. И его осенила мысль: использовать миномет для доставки листовок прямо в расположение противника. Фрицы их там прочитают и прямо колоннами пойдут к нам сдаваться в плен.

Нашел политрук телефонный провод покрепче, сделал петлю по размеру трубы миномета, протер несколько мин, связал листовки в небольшие пачки, соединил проводом, накинул петлю на трубу и опустил мину в трубу, спрятав голову за бруствер.

Выстрел... Слышен шелестящий звук удаляющейся мины. Ожидание взрыва. Но каково было удивление политрука, когда он увидел связку листовок на своем прежнем месте, а вместо петли - как ножом отрезанный конец кабеля. Сколько не усиливал кабель и втрое, и вчетверо - ничего из этого не выходило.

Услышав выстрелы, из землянки выполз командир роты и накричал на Ханина за мальчишество: «И себя угробишь и нас перебьешь!»

С минометом не получилось. Стал приспосабливать к осуществлению своего намерения ракетницу. Вынимал из гильзы часть заряда, вставлял туда сверток листовок и делал выстрел. Пролетев 5-6 метров, листовки падали на землю. Не получился и этот вариант.

Оставалось одно: ночью выйти на самую ближнюю точку к противнику, выбрать правильное направление ветра и по ветру разбросать листовки. Он взял с собой еще двух матросов, почти двухметрового роста. Подползли поближе к переднему краю и стали с разных точек бросать в сторону немцев листовки. Ветер нес их к противнику.

Все были крайне удивлены, когда дня через два в расположение роты перешел плюгавенький немец с нашей листовкой в руках.

 

 

СПЯЩИЙ ЧАСОВОЙ

 

Дует пронизывающий норд-ост. Темень, хоть глаз выколи. Да еще мелкий дождь. В такую погоду стоять на посту - дело незавидное. После полуночи пошли проверять посты. Часовые - у пушек, а вот у четвертого орудия никакого нет. На наши окрики: «Часовой! Часовой!» - никто не отозвался. Подошли к кустам, и здесь увидели спящего солдата. Сделав из снарядных ящиков что-то наподобие ниши, часовой, сидя, крепко спал. Карабин был зажат между коленями.

Осторожно взяли оружие. Сержант Степаненко принес из блиндажа большой немецкий мешок, в котором нам привозили продукты. Рывком сверху накинули этот мешок, повалили солдата набок, завязали обрывком веревки и потащили к землянке командира огневого взвода.

Чтобы создать обстановку захвата часового противником, полушепотом произносили отдельные немецкие слова: «Ферфлюхте! Ком цу мир! Шваин!», «Шнель,шнель!», «Яволь!» Периодически резко бросали мешок с часовым на землю, немного отдыхали и снова носили вокруг огневой позиции батареи.

Так продолжалось около часа. Затем занесли «языка» в блиндаж и стали на ломаном русском языке «допрашивать» его: «Какая часть? Кто командир? Сколько пушек в полку? Где штаб дивизии?» При этом сапогами больно поддавали под бока. Солдат молчал. Стали уже думать, не умер ли он от страха. А когда его вытряхнули из мешка на землю, он ошалело глядел вокруг и ничего не мог понять.

Бледный, трясущийся, жалкий.

- Ну, сукин сын, - кто-то из присутствующих сказал со злостью. - Под трибунал пошел бы, если б развязал свой язык. Из-за таких люди гибнут. Сволочь!

Этот урок пошел на пользу всем бойцам батареи.

 

 

СМЕРТЬ ВДВОЕМ

 

Шел бой за гору Кичера. Вершина ее была уже в наших руках. Командир дивизии с группой офицеров переходил на новый НП. Они медленно поднимались в гору по извилистой тропинке. Справа - стеной буковые и дубовые деревья. Слева, внизу, журчал небольшой ручеек.

Место было приметное. На большой поляне стоял полосатый пограничный столб с указателями на северо-восток и на юго-запад - на одном из них было написано - «Польша», на другом - «Чехословакия». Недалеко от столба - разбитое снарядом дерево. Прислонившись спиной, под ним сидела девушка - санинструктор. Положив на ее колени голову, лежал солдат.

- Посмотрите на эту пару, - громко говорит начальник политотдела дивизии полковник Холковский.  - Даже нас не замечают.

Подошли поближе. Девушка сидела в той же позе, не обращая внимания на подошедших. В правой руке бинт, левая - на лице солдата.

Все стояли молча в каком-то оцепенении. У солдата на шее видно пулевое ранение. Но смерть наступила не от этого. Чуть ниже ордена Красной Звезды грудь пробита осколком. У санинструктора - маленькое пятнышко запекшейся крови на правом виске. Сейчас все стало ясно: снаряд разорвался в вершине дерева в тот момент, когда девушка стала делать перевязку. Осколки его поразили обоих одновременно.

В кармане гимнастерки санинструктора нашли записку, в которой было написано: «Если я погибну, похороните меня там, где оборвалась моя жизнь. Только косу мою отправьте моей мамочке».

Просьба ее была выполнена. Похоронили их вместе, в одной могиле на восточном склоне горы Кичеры, под разбитым буковым деревом. Обоим им шел только восемнадцатый год.

 

 

ТРОФЕЙ - ОРУДИЙНЫЙ ЗАМОК

 

Севастополь в огне. Враг любой ценой хочет захватить город-крепость. Бомбит, обстреливает, штурмует. Наши войска отчаянно сопротивляются, отбивают все атаки, совершают дерзкие операции в тылу противника, ходят в разведку за «языками».

Мичман Д.Минеичев, уроженец Воткинска, в составе отряда лейтенанта Г.Бондаренко ушел на задание в тыл фашистов. Без осложнения прошли линию обороны противника. В горном лесу натолкнулись на ящики со снарядами. Их было более 20 штук. Недалеко в кустах обнаружили пушку, которую гитлеровцы, видимо, пытались втащить повыше, чтобы обстреливать наши боевые позиции, но наступившая ночь помешала это сделать. Хозяев орудия рядом не было видно. Осторожно обследовав местность, обнаружили немцев около костра. Сигнал - и все они остались лежать на земле, не успев даже крикнуть.

Орудийный замок лейтенант Бондаренко принес в расположение части как трофей.

 

 

СМЕРТЬ СВЯЗИСТОВ

 

Батарея 37-миллиметровых зенитных пушек стояла на косе Чушка, что вдается на 17 километров в Керченский пролив. Зенитчики несли потери не только от снарядов дальнобойных немецких орудий и налетов авиации, но и от мин-сюрпризов.

Для подачи сигнала «боевая тревога» в то время зенитчики использовали куски металла, звоном которых объявлялся этот сигнал. Командование батареи для такого «колокола» решило использовать выброшенный на берег косы буй. Это был пустотелый металлический сигарообразный предмет, длиной около метра и диаметром около 20-30 сантиметров.

Командир взвода связи взял с собой сержанта и солдата, притащил буй к наблюдательному пункту. С большим трудом открутили выступающую на буе пробку, потратив на это около двух часов. Вместе с ней из буя вытащили какой-то блестящий цилиндрический предмет и стали его рассматривать. Вдруг яркая вспышка огня ослепила находящихся недалеко орудийные расчеты, а вслед за ней - взрыв. Взрывная волна сбросила солдат с пушек. Посыпался песок, ракушечник и еще что-то мокрое.

Когда пришли в себя, увидели страшную картину. Там, где находились связисты, темнела неглубокая воронка. На расстоянии 4-5 метров лежали растерзанные тела лейтенанта, сержанта и солдата. К месту взрыва сбежались командование батареи, санитары и свободные от дежурства офицеры и солдаты.

С трудом собрали останки погибших в плащ-палатку и отвезли хоронить на твердую землю.

Буй оказался миной - сюрпризом.

 

 

СНАЙПЕР

 

Шли соревнования снайперов частей, находившихся на отдыхе. Пули точно ложились в мишени. Среди соревнующихся был и старший сержант Черных. Рассматривая только что принесенную головную фигуру - мишень, он сказал:

- Чисто работают, но...

Высокий генерал, стоящий рядом, услышав эти слова, резко повернулся к говорившему и спросил:

- Как это понимать?

- Никто из стрелявших не попал в глаз фигуры, - спокойно ответил Черных.

- Вот отдаю тебе пистолет именной, - расстегивая кобуру, произнес генерал, - Если из десяти выстрелов одной пулей...

Он не договорил фразу, но и так все было понятно.

Черных взял винтовку, проверил затвор, оптический прицел, заглянул для чего-то в ствол, и, расстегнув на воротнике гимнастерки две пуговицы, лег на огневую позицию.

Все затаили дыхание. Вдали, над окопам, мелькнула на мгновение мишень и скрылась. Так повторялось десять раз. Выстрелы следовали один за другим.

Старший сержант взял протянутый ему пистолет, внимательно осмотрел его и вернул владельцу со словами:

- Хорошая это штука, красивая, но с винтовкой нашему брату сподручней. Что сделаешь из пистолета на 500 метров? А мне еще надо много фашистов отправить на тот свет. У меня особый счет.

- Разрешите идти, товарищ генерал! - обратился Черных к руководителю стрельб.

- Идите! - ответил тот. И, глядя вслед старшему сержанту, с восхищением произнес:

- Молодец! Побольше бы таких воинов!

 ...Черных до войны был охотником. Среди стрелков считался лучшим. Меткость его была необычной. Белку в тайге бил в глаз, чтобы не портить шкурку. Но то был зверек добродушный. А сейчас предстояло сразиться с врагом хитрым и коварным. Иметь только зоркий глаз и твердую руку еще было недостаточно. Мастерства маскировки сибиряку явно не хватало. Из-за этого он однажды чуть жизнью не поплатился. Пуля врага попала в винтовку, но сам Черных не пострадал. Сильно тогда переживал старший сержант.

- Вот тебе оружие! - сказал однажды старшина, подавая ему новую снайперскую винтовку. - Пристреляй и действуй!

С тех пор много раз ходил Черных со старшиной на «охоту»  за фрицами. На участке, который оборонял полк, появился опытный вражеский снайпер. «Поворотом смерти» называли изгиб дороги, на котором немец подстреливал наших бойцов. Обнаружить его долго не удавалось.

Старшина и Черных решили пойти на хитрость. Сделали чучело. Несколько раз высовывали его над окопом, и тотчас же немецкая пуля дырявила его голову. Направление полета пули было со стороны груды колючей проволоки, на которой болтались обрывки чьей-то одежды. Черных усилил наблюдение за этим местом, а старшина стал выбрасывать землю из окопа. Потом он как бы нечаянно выбросил и саперную лопатку. Вслед за этим высунули голову чучела и сразу же спрятали обратно. Затем высунули руку чучела по направлению к лопатке, лежащей на бруствере. Раздался выстрел, пуля врага впилась в деревяшку, обтянутую рукавом старой гимнастерки. Выстрел нашего снайпера почти слился с первым выстрелом. Через несколько минут гитлеровцы открыли ураганный пулеметно-минометный огонь.

Гибель своего знаменитого сверхметкого стрелка заставила немцев забыть об осторожности и обнаружить свои огневые точки.

 

 

ТРИ ПЛЕННЫХ ТАНКИСТА

 

В конце июня 1943 года полк готовился к штурму хутора Ячнев Колодезь. На рассвете ударила наша артиллерия, а спустя полчаса раздалось громкое «Ура!» пехоты.

Забавный случай произошел в тот день. Вражеский танк, полыхая огнем, шел напролом. Наконец, остановился. Открылся люк, и с поднятыми руками на землю спрыгнули три  танкиста, в черных комбинезонах. Трусливо озираясь по сторонам, они, отбежав подальше от танка, ждали решения своей судьбы.

- Опустите руки! - крикнул им по-немецки старший лейтенант связи Петр Пчельников. - Хватит за нашу победу голосовать!..

Он неплохо знал немецкий язык.

- Отвоевались! - старший лейтенант дружелюбно хлопнул по плечу длинного, белобрысого немца. Тот даже от испуга присел. - Не бойся! Не расстреляем. Жив будешь, в Удмуртию к нам приедешь. Много есть будешь курки, яйки. Ферштеен?

- Я, я. Ферштеен! - немец угодливо улыбался и продолжал начатый разговор.

- Нема курка, нема яйка, до свидания хозяйка! Все засмеялись.

Разведчики и связисты закурили из своих кисетов, а немцам кто-то дал трофейные сигареты, которые наши солдаты считали травой, очень слабыми, предпочитая дымить махоркой.

- Ну, как ваши дела в Германии? Как там ваш фюрер? - спрашивали танкистов.

- Гитлер капут! - ответил белобрысый пленник. - Таузент, тойфель! Ер ист феррюкт. Ер вирд зайнем шикзаль нихт ентгеен!

- Что он тут лопочет? - поинтересовались бойцы. Пчельников перевел: «Тысяча чертей! Он сумасшедший. Он не уйдет от своей судьбы!» Все снова покатились со смеху.

- Услышал бы это твой фюрер, приказал бы повесить тебя.

- Вас, вас? (Что, что?) - допытывался белобрысый, оказавшийся более разговорчивым, чем остальные.

- Да не нас, а тебя, - солдат обвел рукой вокруг шеи, изображая петлю. - Ферштеен?

- Я. Я!? - испуганно съежился пленник...

Может быть, действительно эти немцы побывали в Удмуртии. Были же в Ижевске, Можге и других районах республики пленные немцы, в сентябре 1992 года приезжал ведь в Удмуртию профессор из Германии М.Р.Бок, ныне известный ученый. Почти через полвека после окончания войны решил посмотреть Кизнер, где он, как военнопленный, валил лес, расплачиваясь за преступления своего фюрера.

 

 

РАЗВЕДЧИК С СОБАКОЙ

 

Александр Сунцов после шести месяцев учебы в танковом училище попал в 1942 году на фронт. Воевал он тогда в составе механизированного корпуса в должности помощника командира взвода разведки. Приходилось ходить в тыл к немцам, проходить, проползать десятки километров. Часто отправлялся он в разведку один, правда, всегда брал с собой собаку - немецкую овчарку, которая часто выручала его.

Однажды разведчик с собакой совершал рейд по тылам немцев. Забравшись в кусты, вел наблюдение за дорогой. Вот прошла к линии фронта колонна автомашин, груженых боеприпасами. На одной из них - даже зенитный пулемет.

Внимательно пересчитав машины, Сунцов продолжал наблюдение. Долгое время дорога была пустынна, никакого движения. Собака лежала рядом. Разведчик уже намеревался покинуть свое убежище, когда из-за поворота показалась большая колонна немцев.

Один…, два…,  десять..., двадцать два солдата и один офицер. Солдаты были без оружия, совсем еще юнцы. «Новобранцы, - подумал Сунцов. - Видимо, туго приходится фрицам, если гонят на передовую таких молокососов, даже не вооружив их».

И тут у разведчика мелькнула дерзкая мысль: «А не захватить ли их в плен? Лишь бы офицер не успел применить оружие. Передовая недалеко. Есть стыки между немецкими частями, через которые можно пройти незамеченными».

Оглянулся. На дороге тихо. Когда немцы поравнялись с разведчиком, Сунцов дал шепотом команду собаке: «Фас!» Четвероногий друг только и ждал.

Внезапное появление на дороге русского разведчика и собаки ошеломило немцев. Даже офицер не пытался сопротивляться. Сунцов всех их привел в расположение своей части.

За эту операцию отважный разведчик был удостоен ордена Красной Звезды.

 

 

КАРАНДАШИ

 

Наши войска стремительно продвигались вперед. «Дрант нах остен» немцев кончился. Поход на восток сменился, как шутили бойцы, «Драпом нах хаузе». Население деревень и сел радостно приветствовало своих освободителей. Солдат угощали тем, что удалось сохранить от фашистов. В свою очередь, видя голодные взгляды босоногой ребятни, наши артиллеристы совали в руки растерявшихся мальчиков и девочек куски сахара, банки консервов, хлеб.

Полк проходил маршем через большое гуцульское село. Всех нас удивила одна просьба. Дети, стоящие у обочины дороги, обращались к нам с одними и теми же словами:

- Товарищ, дай карандаш!

Особенно старательно они выговаривали слово «товарищ». Сначала мы не поняли, что хотят от нас. Уж очень необычной была в то время эта просьба. Сержант Тулинов даже сказал:

- Это по-гуцульски, наверное, что-то другое означает.

Но, оказывается, дети, а потом к ним присоединились и взрослые, действительно, просили карандаши.

Все наши запасы этих письменных принадлежностей, а их у нас было немного, быстро таяли. Деревня была длинная, впереди нас еще ожидали такие же необычные просители. Сначала карандаш разрезали пополам, потом - на 3 и даже на 4 части. Хотелось, чтобы каждый малыш получил бы такой памятный подарок от советского солдата.

Это было в сентябре 1944 года.

 

 

ВЫСТРЕЛ

 

Яркое майское солнце горячо припекало. По равнине шагал одинокий солдат, часто поглядывая на небо. За спиной у него висела винтовка, на ремне – патронташ и малая саперная лопатка. Солдат спешил по какому-то срочному заданию.

Кругом было тихо. Просто не верилось, что рядом идет война, льется кровь, гибнут люди. Вот вдали над горизонтом появилась черная точка. Она быстро приближалась, увеличиваясь в размерах. Скоро можно было видеть простым глазом, что это «Мессершмидт». Он вылетел на свободную охоту. Солдат понял это и сразу распластался на земле. Но летчик уже заметил движущуюся цель, и спикировал на солдата.

Вжимаясь в землю, человек ждал, когда его пронзят пули, и он уже больше никогда не встанет. Но самолет ушел вверх, не сделав выстрела.

Боец поднялся, стряхнул землю с обмундирования и пошагал дальше. Немецкий летчик, развернув свою машину, снова спикировал на солдата. Так продолжалось несколько раз. Видимо, гитлеровского пилота забавляла такая игра. Он знал, что на равнине негде спрятаться, и русский от него не уйдет.

Мы от злости кусали губы, но ничем не могли помочь своему товарищу: были от него далеко и все это наблюдали в бинокль.

Надоело солдату бегать, как суслику от стервятника, и он сел по-турецки на землю. Зарядил винтовку бронебойно-трассирующими пулями и стал ожидать врага. Когда фашистский коршун стал снова пикировать на солдата, прозвучал винтовочный выстрел. «Конец» - подумал боец и закрыл глаза.

Сильный взрыв раздался метрах в шестидесяти. Это взорвался немецкий самолет. Маленькая пуля с красной головкой (бронебойно-зажигательная) из трехлинейки настигла немецкого летчика.

Солдат поднял с земли пилотку, сорванную с головы взрывной волной, вытер лоб, вскинул на плечо винтовку и зашагал дальше, на войну.

 

 

КНИГОНОША

 

Азик Певзнер - наш артиллерийский разведчик. Он подвижен, остер на язык, отчаянный порой до безрассудства. Командир батареи его очень любил. Наблюдая за противником, Азик всегда что-то обнаружит интересное: то офицерскую столовую, которую потом уничтожит наша батарея, то замаскированное орудие или пулемет.

Особенно паренек любил книги. Иногда идет сильный артобстрел, а он, прижавшись к стене землянки НП, листает какую-нибудь повесть или роман.

Все, что имелось в орудийных расчетах и у разведчиков взвода управления, Азик быстро прочитал. А больше достать было негде.

Товарищи ему говорили:

- Сходи к немцам, они тебе дадут.

Последнее слово было понятно всем. Но иначе смысл его понял Певзнер.

Слева от высоты Сахарная голова, внизу, виднелось полуразрушенное здание одной из новороссийских библиотек. Она находилась на нейтральной полосе.

Через несколько дней разведчики увидели у себя в землянке большую стопу книг.

- Откуда это? - опросили они у Азика. Хитро улыбаясь, он ответил:

- Сходил к немцам. Они разрешили взять.

Этот разговор услышал комбат, проходивший мимо. Он потребовал рассказать все подробно. Как не хотелось Азику выдавать свою тайну, а пришлось.

Оказывается, ночью пробрался он через наш передний край обороны (друзей у него среди пехотинцев имелось немало), залез в здание. Набрал в темноте книг, валявшихся грудами на полу, и, накрывшись плащ-палаткой, стал с фонариком в руке просматривать их, отбирая понравившиеся. Потом складывал в вещмешок и ползком возвращался в расположение НП.  Командир батареи хотя и ругал Певзнера за такие действия, но как большой любитель книг иногда разрешал  ему ночные вояжи в библиотеку, на нейтральную полосу.

 

 

С ЭТИМИ «САМОВАРАМИ» МОЖНО ВОЕВАТЬ!

 

Был предпоследний, 1944 год войны. Бои шли уже в Карпатах. В связи с этим артиллеристов перевооружили - забрали 122-миллиметровые гаубицы и 76-миллиметровые дивизионные пушки (ЗИС-3), которые в то время считались лучшими в мире.

 Командир 8-й гаубичной батареи старший лейтенант Булгаков, потомственный шахтер, просто был влюблен в свои гаубицы, и не мудрено: снаряд приличного веса и траектория полета крутая, что немаловажно в горах, да и рассеивание намного меньше, чем у пушки.

Одним взамен дали горные пушки «времен царя Гороха» на деревянных колесах, короткоствольные, на вид уж очень неказистые. Словом, и смех, и грех - и не пушки после наших «красавиц». Другие, как батарея Булгакова, получили 120-миллиметровые минометы. Комбат был страшно недоволен, плевался, матюгался, проклинал эти «самовары».

С такими «самоварами-самопалами» и начали воевать. Весной 45-го дивизия находилась во втором эшелоне. И вдруг (на войне всегда бывает вдруг) поступает приказ: «Дивизию выдвинуть на передовую». Был слух, что немцы готовятся к наступлению.

Раннее утро. Солнце только что взошло, и с нашей стороны позиции немцев были видны очень хорошо. Булгаков решил произвести пристрелку участка дороги, которая выходила из-за бугра, занятого противником. Подготовил данные и скомандовал: «Одна мина - огонь!» Повернулся к разведчикам, что были с ним на НП, и говорит: «Ну, братцы, закуривайте, пока эта мина летит до цели». Этими словами он еще раз выказал свое презрение к «самовару».

Только повернулся в сторону высотки, как перед НП раздался оглушительный взрыв. Все находящиеся здесь сразу сообразили, что это мина прилетела с 8-й батареи. Не было предела негодованию комбата, что только не высказал он в адрес минометов. Было ясно, что Булгаков ошибся в расчетах и дал на батарею неверные данные. Он и сам это понял и быстро остыл. Учел дальность, траекторию полета мины, и снова команда: «Одна мина - огонь!»  Комбат просто прилип к стереотрубе, ожидая разрыва мины.

И тут случилось невероятное. По дороге, по которой вели пристрелку, показалась открытая немецкая самоходка. Наши солдаты называли их «Прощай, Родина!» Экипаж самоходок почти не был защищен от пуль и снарядов.

Мина, выпущенная 8-й батареей, попадает прямо в кузов самоходки. Представьте, что осталось от расчета при взрыве 120-миллиметровой мины внутри этого железного ящика!

Булгаков все это видел через оптику. Сколько было радости и торжества, похвалы по адресу минометов! «С этими «самоварами» не так уж и плохо воевать!» - говорил комбат часто тем, кто нелестно отзывался об этом оружии.

Любое оружие в умелых руках успешно разит врага.

 

 

И ГОРЫ НЕ ПРЕГРАДА

 

Воевать в Карпатах зимой - дело скверное. Слякоть, грязь, крутые подъемы - все это затрудняло наше наступление. Дивизия сначала продвигалась по широкой долине, которая все сужалась и превратилась в ущелье. Справа и слева нависали отвесные скалы. За ущельем - словацкое селение Снины, а дальше, на равнине, первый на нашем пути - чехословацкий город Гуменне.

Пробиться по ущелью просто было невозможно, хотя немецкая авиация не мешала. Был густой туман. Изучив обстановку и разведав местность, командование дивизии решило: вернуться назад, взять вправо и через гору, хотя тоже высокую, но относительно пологую, выйти почти в тыл противника.

7-я и 8-я батареи были на тракторах-тягачах. Артиллеристы и рота пехотинцев, привязав канаты где только можно, потянули технику вверх, на гору. В обычных условиях на это вряд ли решились бы, очень уж рискованно было это делать.

При строжайшей маскировке подготовили огневые позиции и данные для стрельбы. На другой день сделали короткий, но мощный огневой артобстрел. Пехота навалилась на фрицев, и дивизия пошла вперед. Было захвачено большое количество пленных. Два офицера высокого ранга, увидев на высоте пушки и минометы, тракторы-тягачи, в изумлении раскрыли рты и что-то заговорили по-немецки.

В управлении дивизиона был связист Саша Лисицкий, который сносно говорил по-немецки, так как в период оккупации Армавира работал на городской электростанции. Он перевел разговор немецких офицеров. Если бы они (немцы) сейчас не видели своими глазами, то никому и никогда бы не поверили, чтобы на эту гору в такую слякотную погоду можно поднять машины и пушки. Они еще спрашивали, как это удалось сделать русским солдатам. Один солдат, стоящий рядом с Сашей Лисицким, сказал: «Переведи им, что где не пройдет олень, там пройдет русский солдат. Это еще Суворов говорил».

- Я, я (да, да), - говорили немецкие офицеры, услышав ответы, и отправились за своими в плен.

 

 

РЫБАЛКА ТОЛОМ

 

Бой за польское местечко был коротким, но кровопролитным. Мы, артиллеристы, понесли потери, особенно большими они были в пехоте. Дивизии дали три дня отдыха, чтобы пополниться и привести себя в порядок.

Небольшая группа солдат и офицеров сидит на берегу искусственных водоемов, - прудов, - уступами расположенных друг за другом. Сидим и гадаем, есть ли здесь рыба, а если имеется, то как ее поймать. К нам подходит старик-поляк в ветхой одежде, давно не бритый, босой. Мы его спрашиваем о рыбе.

- Тутай в стафе ма дужо рыбэ, - отвечает он на наш вопрос.

- А глубоко здесь? Есть, чем ловить?

- Не глэибоко. Не мам незбэнднэго экфипунку, - разводит руками поляк.

Мы поняли, что рыболовных снастей у него нет.

Вскоре сапер, что был рядом с нами, принес толовые шашки и запал от гранаты. Кто-то достал моток полевого кабеля. Воды в прудке оказалось до подбородка. Толовые шашки связали обрывком провода, просверлили ножом отверстие для запала, привязали конец провода к кольцу. Чтобы нечаянно не вырвать чеку при разматывании провода, в дно воткнули кол и, обмотав его, потянули кабель на берег. Когда все было готово - тол - на дне, провод - у солдата, лежащего за бугром, - сержант-сапер скомандовал: «Огонь!» Солдат рывком потянул провод на себя. Раздался сильный взрыв. Вверх поднялся большой фонтан из воды, земли и ила. Через несколько секунд гладь пруда покрылась блестящими оглушенными рыбинами. Это были отличные карпы.

Улов оказался удачным: почти пять ведер. Два из них взяли  для своей кухни, а остальные отдали поляку. Он сначала отказывался, а потом с благодарностью взял.

- Бардзо, дзенкуе, товажышки! - кланяясь, говорил он. - Не вем як се мам отвзаемниць. Бардзо, дзенкуе, панове! Бардзо ми жаль роставаць сем с панством! Вшисткечо наилепшево! - беспрестанно кланяясь, он ушел домой.

 

 

- Большое спасибо, товарищи! Не знаю, как вас отблагодарить. Большое спасибо, господа! Мне жаль расставаться с панами. Всего наилучшего!

 

 

ЮБИЛЕЙНЫЕ ЗАЛПЫ

 

В ноябре 1942 года, когда  оборона под Новороссийском стабилизиро­валась, командование части и дивизии решило отметить 20-летие нашего артиллерийского полка. В Шисхарисе, на окраине города, в бывших винных подвалах собрались приглашенные из дивизии, соседних артил­лерийских частей и отдельных подразделений.

Минут за десять до 19 часов командир дивизии произнес краткую речь и, обращаясь к майору Стрункину, сказал: «Дорогой Михаил Иванович! Сейчас вся артиллерия дивизии и приданных ей частей трехкратным залпом поприветствует ваш полк и вас, как его командира». Были даны три залпа, правда, не очень дружные.

Ответное слово взял командир полка. Он поблагодарил всех за поздравление и тут же произнес: «А теперь послушайте, как будут стре­лять настоящие артиллеристы!» Стрункин взял телефонную трубку и сказал: «Командиры дивизионов, доложите о готовности батарей к залпам». Доложили. «Всем сверить со мной часы!» - и называет время. - «Через пять минут по моей команде - «Огонь!»

И вот через пять минут боевыми снарядами по пристрелянным целям обороны немцев, как говорится, «на едином дыхании» был дан дружный залп всеми орудиями полка, потом второй и третий. Стрельбы залпами батареями, дивизионами, полком были хорошо отработаны. Однажды залпом 2-й батареи был уничтожен дот противника, что вызвало восхищение наших пехотинцев, залпом полка была накрыта заранее пристрелянная офицерская столовая немцев. От здания осталась груда развалин.

Замечательные залпы получились и на этот раз. Они вызвали бурю восторгов и восхищения у присутствующих. Немцы переполошились. Над их обороной взлетели в воздух сотни ракет, раздалась пулеметная и артиллерийско-минометная стрельба. Противник, видимо, решил, что русские начали ночное наступление. Долгое время не утихал этот грохот.

Так мы отметили День артиллерии и юбилей нашего полка.

 

 

ЧАСОВОЙ ИЗ ДВУХ СОЛДАТ

 

Этот случай произошел в апреле 1943 года на печально известном Крымском фронте. 77 стрелковая дивизия – в ее составе и наш артиллерийский полк - занимала оборону на самом правом фланге, у Азовского моря, в районе Джантары.

Кормили нас тогда очень и очень плохо, как говорили солдаты, даже хреново. В рационе отсутствовали витамин «А» и другие. В результате этого у многих бойцов появилась «куриная слепота». Днем видишь нормально, а когда солнце сядет за горизонт, слепнешь. Хотя и ночь лунная, и коптилка в землянке светит, а даже поднесенную к глазам руку не видишь. Некоторые и днем стали плохо различать предметы, и все им казалось в каком-то желтом свете.

Особенно страдал этим заболеванием наш артиллерийский раз­ведчик Василий Михайловский. Он находился на НП вместе с за­местителем командира полка майором Панкулом. Командир полка Козлов и другие штабные работники располагались в «тылу» (на расстоянии менее 100 метров от огневых позиций) в наскоро вы­рытых землянках. Материалов для оборудования хороших укрытий в той местности не было - кругом степь.

Как-то под вечер старшина и повар на передовую привезли очередную баланду: завтрак, обед и ужин - все вместе. С ними прибыл полковой врач. Майор Панкул приказал ему осмотреть Михайловского, чтобы выяснить, что же случилось с разведчиком. Врач забрал его с собой в «тыл», и по дороге объяснил ему, что это такое, и обнадежил: «Не горюй! Как только при обстреле или бомбежке будет убита лошадь, сварят ее печенку, скормят тебе, и болезнь пройдет. Все снимет «как рукой»».

За разговорами незаметно прибыли в штаб полка. Наступил ве­чер. Надо охранять штаб, а некому: комендантский взвод - выбит, по­варов, писарей и других штабных работников - тоже негусто, да и они на пределе своих физических возможностей.

В такой обстановке командиру штабной батареи пришла мысль: поставить на пост охраны штаба полка прибывшего Михайловского. Тот, как мог, объяснил комбату Ефименко, что ночью он абсолютно ничего не видит, хоть глаз выколи. Тогда комбат вспомнил, что в одной из землянок лежит вполне зрячий солдат-связист, но сильно контуженый и потому ничего не слышит и заикается. Звали его Жора, а вот фамилия забылась. Вызвал его Ефименко, кое-как разъяснил ему задачу по охране штаба полка. Усадил солдат на небольшом бугорке спиной к спине и приказал: «Ты, Васыль, як шо почуешь, товкай его, а вин шо побачит, будэ тебе товкать». После такого инструктажа оба солдата заступили в караул.

Вскоре пошел моросящий дождь. Часовые натянули на головы капюшоны плащ-палаток, и можете себе представить, как у них увеличилась видимость и слышимость. Повернувшись лицом к товарищу, Жора, сильно заикаясь, стал жаловаться на свою нелегкую фронтовую жизнь.

В это время откуда-то шли командир и начальник штаба полка. Они еще издали заметили, что кто-то маячит около штаба полка и слышен какой-то непонятный громкий разговор. Подошли осторожно поближе, но их никто не окликнул, не остановил. Когда же они приблизились почти вплотную, Михайловский услышал шаги, стал трясти Жору за руку и  орать ему в ухо во все горло:

«Жора-а-а! Посмотри, кажется, к нам кто-то идет! Может, стрелять надо!?» Тот повернулся и увидел свое полковое начальство. И еще более заикаясь, стал объяснять Михайловскому, что стрелять не надо, что прибыли свои.

Михайловского командир полка узнал сразу, так как кадровую службу перед войной солдат проходил в его части. Он потребовал объяснить, что это все значит. Разведчик четко (он ведь не заикался) доложил: вместе с солдатом он стоит на посту и вдвоем охраняют штаб полка, что солдат-напарник ни черта не слышит, так как сильно контужен, а он, Михайловский, ни черта не видит, так как страдает «куриной слепотой». Но вместе они составляют полноценного солдата-часового. На пост их поставил комбат Ефименко.

Командир полка и начальник штаба после такого рапорта минуты три гоготали, держась за животы, а потом Козлов вытащил из кобуры пистолет и стал палить в воздух. На выстрелы из землянки выбежал Ефименко и кричит: «Хлопци! Шо злучилось?..» Увидев начальство, замолчал. Бледный Ефименко пытался объяснить: «Та ж, товарищ майор, воны же один бачит, другий-чуе...», но коман­дир полка дальше слушать не стал и махнул рукой.

Часовым было приказано убираться вон. Михайловский кое-как докричался до своего напарника и сообщил ему, что им приказано отсюда уходить, и, уцепившись за плащ-палатку товарища, побрел вместе с ним к землянкам.

Оба они хорошо знали солдатскую заповедь: от начальства - подальше, а к кухне - поближе.

 

 

ПОЕДИНОК

 

В ту пору немцы чувствовали себя полными хозяевами в небе Кавказа. С восхода солнца и до темноты в воздухе висела «рама», немецкий самолет-разведчик «Фокке-Вульф-190», и стоило ей заметить хотя бы дымок костра или одинокую повозку, как тотчас же появлялись «юнкерсы» или «мессершмидты» и тогда - держись! Поэтому днем лесистые склоны гор, долины, дороги - все казалось вымершим.

Однажды среди белого дня поступил приказ: «Батарею» (оставшуюся от четырех орудий пушку) перебросить на другой участок обороны полка».

Приказав ездовому и рядовому Пургину запрягать лошадей и по готовности выезжать на новое место, командир орудия вместе с остальным расчетом по лесным тропинкам ушел вперед, чтобы подготовить огневую позицию.

Когда все было готово, вышли на опушку леса осмотреться. В поднебесье «рама», как и следовало ожидать, исправно несла свое дежурство. Несмотря ни на что, надо было ехать. Ездовой сел верхом на коренника упряжки,  Альберт Пургин устроился на передке, и шестерка лошадей вынесла «батарею» на дорогу. Не проскакали они и километра, как послышалось гудение самолета, а затем вой пикировщика. Едва ездовые успели юркнуть в какую-то полуразрушенную землянку возле дороги, как серия взрывов потрясла землю.

Когда все стихло, они выбрались из своего убежища. Лошади и пушка, к удивлению, были целы. Немецкий летчик делал новый заход. Артиллеристы были уже на своих местах: один - на коне, другой - на передке орудия. И как только самолет начал входить в пике, упряжка вдруг рванулась в карьер, а потом началось что-то невообразимое: вой моторов, близкие разрывы бомб, треск пулеметов, грохот кованых колес пушки - все слилось воедино. Пургину казалось, что он летит куда-то вниз, и только рычаг ручного тормоза, в который он вцепился обеими руками, не дает свалиться под колеса. Бомбы рвались то впереди, то сзади.

Когда ездовой оборачивался к Пургину и давал знак, тот изо всех сил жал на рычаг тормоза. Упряжка и орудие резко останавливались, и солдаты камнем падали на землю. Потом снова бешеная скачка, снова стервятник с воем пикировал, бомбя и поливая свинцом… Но всему, как говорится, бывает конец. Из придорожного кустарника на дорогу выскочил боец и махнул в сторону леса. Свернув с дороги, «батарея» влетела под спасительный зеленый свод.

Вражеский летчик, взбешенный тем, что добыча ускользнула, еще раз на бреющем полете прошел над лесом, строча из пулемета. Потом все стихло.

Мужество и хладнокровие, плюс солдатская смекалка помогли перехитрить врага. Бывший коногон с донецкой шахты и необстрелянный юнец из Удмуртии вышли победителями из неравного поединка с гитлеровским летчиком.

 

 

ПОРТРЕТ У ДОРОГИ

 

Вечер. На контрольно-пропускном пункте наступило затишье. Только девушка-солдат медленно шагает поперек шоссе туда и обратно. Над дорогой возвышается арка. Вверху пламенеют слова «Слава героям - освободителям Риги!», а по бокам два огромных портрета, справа - танкист, слева - летчик.

К КП подъезжает грузовик, в кузове его шесть летчиков, рядом с шофером - капитан.

- Пропуск! - решительно потребовала девушка. Все молчали. Без слов было ясно, что пропуска у них нет. Летчики наперебой стали объяснять, что едут на взморье отдохнуть, через Ригу им только проскочить, и вообще непонятно, что ей от них надо. Они и есть те самые освободители Риги, о ком написано на арке.

На девушку эти горячие тирады не произвели никакого впечатления, и шлагбаум она не открыла.

- Да пойми ты, кукла, - кипятился нетерпеливый лейтенант. - Штаб где? В Риге! А как туда добраться за пропуском? Ты нас в город не пускаешь!

- А это уже не моя забота.

- Слыхали? Не ее забота! Да у нас на отдых всего два дня. Может быть, у твоей будки коротать? Понаставили их тут на нашу голову! - шумел летчик.

Девушка привыкла к подобным перепалкам. Ей приходилось выслушивать и более обидные слова.

Из кузова выпрыгнул другой лейтенант. Подойдя к портрету летчика и обращаясь к девушке, он сказал:

- Вот это герой, правда?

- Да, - ответила она. - Зря золотую звездочку не дают.

- Между прочим, могу сообщить - на его счету свыше ста успешных боевых вылетов. Что это значит для летчика-штурмовика, надеюсь, объяснять не надо? Десять «илов» сменил: подбивали. Дважды ранен. С него, небось, и пропуска бы не потребовала.

- Ну и не потребовала бы, - рассердилась девушка. - А вы чего к чужой славе примазываетесь?!

- Нет, это уже слишком! - с комическим возмущением всплеснул руками лейтенант.

- Владимир Никифорович, да выйдите вы из машины и покажитесь этой грозной красавице, а то она нас тут до утра продержит.

И тогда бывший фабзайчонок, слесарь Ижевского машзавода, а теперь прославленный летчик-штурмовик Герой Советского Союза Владимир Опалев вышел из кабины и подошел к девушке, она тихо ахнула и, глядя то на портрет, то на капитана, медленно сказала:

- Можете проезжать. Счастливого пути! Желаю вам хорошо отдохнуть! - и отдала честь.

 

 

ЦВАЙ ШЛЯФЕН

 

Война ушла в прошлое. Бомбежки, артобстрелы, ежедневные смерти, окопы, непролазная грязь, холод - все это вспоминалось только в разговорах. Впереди был мир, марш из-за границы на Родину. Теперь в свободное от занятий время офицеры, сержанты, а порой и солдаты заходили в кафе, рестораны, маленькие закусочные.

Небольшая компания офицеров занимает два угловых столика, сдвинув их вплотную вместе. Всем распоряжается молоденький лейтенант. Он общителен, весел, уже успел где-то пропустить «по маленькой». Громким голосом он подзывает кельнера. Вместо него подходит молоденькая официантка и по-немецки спрашивает, что угодно господам офицерам. Лейтенант решил щегольнуть знанием немецкого языка и произносит:

- Фройлин! Цвай шляфен! - и показал два пальца. - Шнель, шнель!

И, обращаясь к сидящим офицерам, говорит:

- Будем пить! Мы победители!

Девушка удивленно смотрит на лейтенанта, краснеет.

- Найн, найн! (Нет!) - трясет она головой.

Лейтенант возмущен. Громко кричит: «Келнер! Ком цу мир! (Иди сюда!)».

Из-за дверей быстрыми шагами выходит немолодой немец, и, склонившись в легком поклоне к сидевшим, спрашивает, что нужно. Он немного говорит по-русски. Ему объясняют, что хотят выпить, но официантка отказывается обслуживать. Кельнер обращается к молодой немке. Они какое-то время говорят на немецком языке. Потом, обращаясь к офицерам, сообщил им, уже по-русски, что один из вас предлагает переспать с ней вдвоем. Она не согласна. Господин офицер сердится.

- Да нет же! Две бутылки вина и все! Выпить! Тринкен! - перебивая друг друга, объясняют сидящие. Кельнер улыбается. Снова обращается к немке и быстро что-то ей говорит. Она в смущении уходит. Вскоре возвращается с двумя бутылками вина и ставит их на стол.

- Битте! - говорит она.

- Все ведь поняла, а не хотела принести, - говорит лейтенант.

«Знаток» немецкого языка только чуть-чуть перепутал слова: «шляфен» - значит спать, а «фляшен - бутылки.

 

 

 

АРМЕЙСКИЕ  РАССКАЗЫ

 

 

 

ПОВАР ГОЛОПУПЕНКО

(Юмореска)

 

Был такой старшина Голопупенко. Где только он не служил, отовсюду его гнали за воровство. Вызвал его однажды командир дивизии и говорит: "Ну, что мне с тобой делать, старшина? Гнать тебя надо!" А он в ответ: "Ну, колы з такими кадрами разбрасиваця, так шо тогда с дивизией будэ?"

"Ну, тогда на склад НЗ пойдешь". "Ни, товарищ генерал. Там я не потяну. У мэнэ образование малэ". "Ну, тогда на склад текущего довольствия". "О! Там я потягну!»

После этого разговора командир дивизии решил его назначить старшиной самой разгильдяйской роты.

Проходит какое-то время. Начались ротные учения. Комдив вспом­нил о старшине и решил эту роту как следует проверить. Приезжает в полк, а рота как раз выполняет упражнения по борьбе с танками. Все танки горят. Личный состав забрасывает пехоту "противника» гранатами.

"Ну, - говорит комдив, - отличная работа. Вот только надо по­смотреть, как в полевых условиях кормят солдат". Командир полка докладывает: "Если вы дадите команду на обед, то минут через пят­надцать кухни будут здесь".

Была дана команда. И на самом деле - от опушки леса отделились три походные кухни во главе с Головупенко. Каждому солдату полага­лось по котелку наваристого борща, по котелку гречневой каши, и сверх того - по курице. Оценка за обед - пять.

После отъезда командира дивизии командир полка спрашивает стар­шину: "Где ты столько курей набрал?" "Це ж я ийду до дорози, дывлюсь - курица сидит. Я пиймал, ие зарезав, обыдрав, привязал до черпака. Вона и бовталася кажному в котелок. Вам треба була видминна (отличная) оценка, вы ие получилы!".

 

 

ПОГОНЫ МЛАДШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА

 

На Ладожском зенитно-артиллерийском полигоне переполох: при­ехал Министр обороны страны маршал Жуков. В срочном порядке пыта­ются навести порядок на батареях, кухнях, в служебных помещениях. Все знают крутой характер прославленного полководца, нетерпимость его к разгильдяйству и бесхозяйственности.

В сопровождении свиты идет он на соседнюю батарею. Его привет­ствуют, докладывают. Мы стоим в некотором отдалении и с интересом наблюдаем. Подходит к полевой кухне. Бравый старшина идет строевым шагом и хорошо поставленным командирским голосом докладывает, что приготовлено на обед. Кругом чистота, порядок. Видно, что маршал доволен первым впечатлением.

- А как вы кормите солдат?- спрашивает он у старшины. - Надо попробовать.

В чашке приносят борщ, в тарелке - кашу. Отведав по 2-3 ложки того и другого, Жуков хвалит старшину, и, подозвав адъютанта, что-то тихо говорит ему. Тот роется в своей полевой сумке, а потом разводит руками. Видно, нет того, что надо. Потом полковник быстрыми шагами идет к нашей группе офицеров и подходит к младшему лейтенанту. Все мы застыли по стойке "смирно". У каждого в голове сверлит мысль: "Какой непорядок заметил министр? Кто провинился?»

- Разрешите снять с вас погоны, товарищ младший лейтенант! - говорит полковник, и, сделав паузу, добавляет: - Маршал решил присвоить старшине звание младшего лейтенанта,  а погонов у нас, к сожалению, с собой не оказалось. Он приказал найти. А у вас еще новенькие. Получите на складе. Скажите, что Жуков снял.

И полковник стал отстегивать погоны с шинели офицера. У всех нас, когда опасность миновала, на душе отлегло, многие заулыбались.

Жуков, приняв погоны от полковника, объявил приказ о присвое­нии очередного звания старшине и, вручив ему пару блестящих погон, крепко пожал руку.

А над младшим лейтенантом, что стоял среди нас, товарищи шутили:

- Не огорчайся, что Жуков тебя «разжаловал». Помни, что курица - не птица, а младший лейтенант - не офицер. От сержантов ушел и до офицеров не дошел.

И еще что-то в том же роде.

Армейский юмор порой бывает довольно злым и обидным.

 

 

СТРЕЛЯТЬ БУДЕТЕ ВЫ!

 

Третью неделю мучаемся в ожидании хорошей погоды. Все небо над Ладогой затянуто густым слоем туч. Самолет с конусом не может лететь. Зенитно-артиллерийские стрельбы отодвигаются.

Декабрь. Погода стоит холодная, а значительная часть солдат живет в палатках. Приходится беспрерывно топить железные печки. Это порой приводит к несчастью. Уже сгорело две палатки. Правда, никто не пострадал.

Командир батареи капитан Ленденский, выяснив в метеослужбе прогноз погоды, сказал:

- Дня два-три еще будет плохая погода. Так мне сказали метеорологи. Съезжу пока домой в Ленинград. За меня останешься ты. Был я в то время заместителем командира батареи по политчасти.

Через два дня на полигоне разнесся слух: "Жуков приехал. Будет проверять боевую подготовку артиллеристов».

Все знали, что это значит. Под горячую руку маршала можно и загреметь вниз.

Слух оказался правдивым. После обеда тучи стали расходиться. Была объявлена готовность №1. Предстояли учебные стрельбы.

В 12 часов поступила команда: "Приготовиться к стрельбам! Самолет с конусом вылетел по маршруту".

Из штаба сообщили, что Жуков движется в сторону нашей батареи. Вскоре показалась его плотная фигура в окружении сопровождающих его офицеров.

Выслушав доклад, маршал сказал:

- Ваша батарея будет стрелять первой!

- Не смогу я стрелять, товарищ маршал. Я ни разу не стрелял зенитной батареей.

- Ты что, как рязанская баба на базаре, торгуешься. Был на фронте?

- Да, был.

- Тоже так торговался с немцами, стрелять или не стрелять?

- На фронте другое дело. Там некогда раздумывать.

Командир дивизиона дергает меня за полу шинели сзади, дает понять: «Не спорь! Не лезь в пузырь! Молчи!»

- Будет стрелять ваша батарея! - резко сказал Жуков, как отре­зал, и прекратил дальнейший разговор.

Было передано с командного пункта, что самолет входит в зону огня. Батарея в течение пяти лет зенитно-артиллерийские стрельбы выполняла всегда на «отлично». Отличилась она и на этот раз. Оценка была поставлена 5. Заслуга  в этом, прежде всего, наводчиков и дальномерщиков, которых мы задержали для проведения стрельб, хотя они и подлежали увольнению по срокам службы. Весь личный состав батареи получил благодарность министра обороны Жукова, а мне командир дивизиона обещал дополнительный месячный отпуск, который я жду уже в течение 44 лет.

 

 

ДОРОГА

 

Маршал Жуков, будучи командующим Уральским военным округом, решил проверить одну дивизию, что располагалась в районе Чебаркуля. Местность там была болотистая, да еще наступила и осенняя распутица. В одном месте машина командующего засела в грязи основательно. Все усилия шофера были напрасны. К счастью, в это время проезжал военный тракторист Владимир Кончуц.

Маршал приказал ему подъехать, зацепить машину тросом и вытащить ее на проезжий участок дороги. Когда это было сделано, обращаясь к трактористу, он сказал:

- Их машины, - показывая в сторону командира дивизии и сопровождающих его лиц, - не вытаскивай! Вытащишь – немедленно накажу! Пусть строят хорошую дорогу.

Пришлось засевшим в грязи изрядно измазаться, прежде чем смогли ехать дальше.

Маршал не терпел не исполнения своих приказов. Приказ построить хорошую дорогу в расположение дивизии был дан еще несколько месяцев назад.

 

 

НАСМОРК

 

Когда маршал Жуков прибыл на огневые позиции, батарея уже закончила учебные стрельбы по движущимся мишеням-танкам. Выслушав рапорт, он спросил:

- Куда стреляли? – и, подойдя к стереотрубке, прильнул к окулярам. Но ничего не было видно. Выругавшись, маршал обратился к командиру батареи:

- Как же вы корректировали огонь, если цель не видна?

Чтобы не запотевала оптика, на стереотрубку были надеты предохранительные колпачки (дело было зимой). Быстро сняв их, офицер показал направление стрельбы.

- Постройте личный состав! Солдат и сержантов отдельно, офицеров – отдельно.

Он медленно шагал вдоль строя, внимательно всматривался в лица. У майора Зворыгина в это время был сильнейший насморк, который мучил его. Первое время он успешно швыркал носом, загоняя появляющиеся выделения в «депо». А они, проклятые, текут и текут, спустились уже на нижнюю губу и двигаются дальше. А шевелиться нельзя - команда «смирно».

Подойдя к Зворыгину, Жуков, некоторое время смотрел на него, а потом сердито сказал:

- Что, как рязанская баба, сопли распустил! Убери их! Тоже мне - офицер…

- Виноват, товарищ маршал. Насморк, - и, вытащив из кармана носовой платок, майор привел свой нос в порядок.

После этого случая товарищи по службе нет-нет да и вспоминали приезд Жукова на батарею, и говорили майору: «Вот будешь в родной Удмуртии, то расскажи знакомым и родным, как тебе сам Жуков сопли вытирал». Майор в таких случаях чертыхался и отходил в сторону. После демобилизации, работая в редакции «Комсомолец Удмуртии», Зворыгин иногда вспоминал тот «исторический» момент.

 

 

МАРШАЛ ПОМОГ

 

Двое суток три сержанта торчат на небольшой станции, но не могут отбыть в свою часть. Военный комендант, к которому они периодически приходят, обещает посадить их в вагон, когда будут места.

После очередного обращения раздраженный и измотанный звонками капитан сказал им:

- Еще раз появитесь здесь, посажу вас не в поезд, а на гауптвахту.

В это время к вокзалу медленно подошел поезд из трех вагонов. Раскрыв двери одного из них и положив сходни, военные стали выкатывать автомобиль. Из другого вагона вышел невысокий, коренастый военный с энергичным, волевым лицом, в низко надвинутой на лоб фуражке. Это был Жуков. Он, не спеша, прохаживался по перрону, заложив руки за спину.

Сержанты, увидев знаменитого полководца, снова побежали к коменданту. Они решили использовать этот момент.

- Товарищ капитан! Мы обращались к маршалу Жукову. Он приказал нас срочно отправить первым прибывшим поездом.

- Какой Жуков? Что за чепуху несете! Двое суток ареста каждому!

- Да вы взгляните в окно! Он ходит по перрону. Ждет, когда автомобиль из вагона выкатят.

Выглянув в окно, комендант увидел лампасы, маршальские звезды на погонах и знакомое по снимкам лицо полководца. Вытянувшись по стойке «смирно», капитан крикнул приглушенным голосом:

- С первым прибывшим поездом отправлю вас, чтобы не мешали работать! А сейчас марш отсюда! – и комендант побежал на перрон представляться маршалу.

 

 

«СЫН» ЖУКОВА

 

На перроне в ожидании поезда стояла группа младших офицеров. Разговор шел об одном: где немножко перекусить. Времени было около полуночи, но окно вокзального ресторана еще светилось. Один из лейтенантов постучал. Голос из-за двери ответил: «Поздно. Закрыто».

После небольшого совещания, кто-то предложил: одного из присутствующих выдать за сына прославленного полководца и еще раз попробовать уговорить официанток. В группе действительно был человек с фамилией Жуков, но не Георгиевич, а Анисимович. Впрочем, кто знает, что у Жукова нет сыновей, а есть только дочери. Был же у лейтенанта Шмидта 41 «сын»! Новоиспеченного «сына» обрядили внушительно: один снял и отдал ему кожанку, поставили под перронную лампочку, чтобы блестел весь «иконостас». Отставив ногу в сторону, Жуков небрежно курил, пуская дым вверх. Один из более расторопных лейтенантов снова отправился к ресторану.

Робко постучав в дверь и извинившись за столь позднее время, попросил впустить офицеров в ресторан.

- Мы сопровождаем сына маршала Жукова. Вон, посмотрите в окно. Видите, стоит и курит. Днем пообедать не успели. Да и в поезде, который скоро подойдет, вряд ли сумеем что-нибудь перекусить.

Занавеска дрогнула, приоткрылась, и голова официантки появилась в окне. Действительно, недалеко стоял бравый офицер в кожаной куртке, с планшеткой на боку, и вся грудь увешана орденами и медалями.

- Мы вас долго не задержим, - продолжал офицер, - минут 5-10 и уйдем. Может быть, что-то найдется у вас, хотя бы чай, хлеб и по паре яиц.

Что уж там сказала девушка своим подругам по работе, но несколько голов еще мелькнуло в окне, с любопытством посмотрев в сторону «сына» Жукова.

Через несколько секунд дверь открылась, и офицеры вошли в ресторан, почтительно пропуская новоиспеченного «сына» маршала вперед. Для каждого нашлось не только второе блюдо и закуски, но даже по 150-200 граммов водки.

Так «сын» маршала Жукова выручил товарищей и помог им утолить свой голод.

 

 

ПОЛЕТ ЗА ГРАНИЦУ

 

Только что закончились учения. Двигатели некоторых самолетов еще работали. Техники осматривали их со всех сторон. Летный состав, собравшись в небольшие группы, обсуждал полеты.

Один из самолетов вырулил на взлетную полосу. На это никто не обратил особого внимания. Подобное случалось и раньше: надо было после полетов проверить рулевое управление, работу двигателей и других механизмов.

Вот МИГ-15 двинулся вперед, увеличивая скорость разбега и, оторвавшись от полосы, …взлетел в воздух.

- Чей самолет? – спрашивали пилоты друг друга. Минуты через две выяснилось, что летчик улетевшего самолета стоит рядом с товарищами.

Кто взлетел? Этот вопрос уже выяснять не было времени. Тревога! Звено перехватчиков МИГ-17 подняли по тревоге в погоню за беглецом. Самолет был настигнут уже у границы с Финляндией. Беглецу было дано понять, что если он не вернется, то будет уничтожен. В сопровождении перехватчиков он повернул обратно и приземлился на аэродроме. Это был техник. Он считался в полку неплохим офицером. Добросовестно выполнял свои обязанности по обслуживанию авиационной техники. Товарищи по службе его уважали за то, что у него всегда можно было взять взаймы деньги, и если ему их не возвращали, то никогда не напоминал о долге. В его холостяцкой квартире в любое время можно было найти, что выпить и чем закусить. Он очень стремился научиться вождению реактивного самолета и часто летал на спарке вместе с летчиками. Присматривался, приглядывался. И не напрасно: сумел, наконец, поднять самолет в воздух самостоятельно.

Уже позднее, разбирая это дело, узнали, что техник был во время войны летчиком, попал в плен, и немцы подобрали к нему «ключик». Он «бежал» из плена, вернулся снова в авиацию, но не летчиком, а лишь техником.

Выбрал момент. Забрал некоторые летные документы и решил перелететь за границу. Если бы в свое время обратили внимание на одну фразу в характеристике техника: «Алчный к деньгам», - подобное вряд ли случилось бы.

 

 

ЭХО ВОЙНЫ

 

Группа офицеров курсов переподготовки занимается учебным минированием местности в районе Автово, что на окраине Ленинграда. В отдалении, на пустыре, старушка пасет свою корову. Опоясав себя длинной веревкой, на которой привязано животное, женщина с увлечением читает какую-то книгу. Кругом тишина. Вдруг грохнул сильный взрыв. Все вздрогнули и оглядываются вокруг. У некоторых мелькнула мысль: «Не попала ли среди учебных боевая мина?» Офицеры все целы, на месте. Нет на пустыре только коровы, да и старушка лежит на спине и не шевелится. Осторожно подошли к ней.

Через несколько минут бабка открыла глаза и с недоумением смотрит на окруживших ее военных. Когда она пришла в себя, ей растолковали, что, видимо, корова наступила на мину, которая осталась еще со времен ленинградской блокады, и подорвалась. В отдалении виднелись останки коровы, разбросанные в стороны.

Оказывается, война не умирает сразу после окончания сражения. Она еще может подать свой голос через несколько лет и взять очередную жертву. К счастью, в этот раз не человека, а животное.

 

 

ТЕЛЕГРАММА ВОРОШИЛОВА

 

Фамилия у него была знаменитая – Ворошилов. Солдат он был неплохой, но нет-нет да выкинет какую-нибудь штучку, за что порой получал наряды вне очереди. То солдата первого года службы пошлет с консервной банкой к авиаторам за «компрессией», то во время наряда на кухню попросит кого-нибудь из новичков продувать перед закладкой в котел макароны. Или еще что-нибудь придумает.

По семейным обстоятельствам предоставили ему десятидневный отпуск домой. Прошли незаметно дни пребывания у родителей. Пора возвращаться в свою часть. То ли был он в то время «под мухой», то ли решил пошутить по-прежнему, а пришла в дивизион телеграмма такого содержания: «Командиру части. Прибываю в часть 5 ноября. Организуйте встречу. Ворошилов». В день получения телеграммы – а был выходной – дежурил лейтенант Ким, кореец, недавно прибывший после окончания артиллерийского училища. Он решил, что Ворошилов – это Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Видимо, приезжает в Ленинград и хочет посетить несколько воинских частей, в том числе и отдельный артиллерийский дивизион. Дежурный по части развернул бурную деятельность: вызвал через посыльных командира части, начальника штаба, командиров батарей, большинство которых жило в Ленинграде. Через некоторое время выяснилось, что телеграмму прислал не Клим Ефремович, а солдат Ворошилов. По приезду его, как говорится, всем сестрам досталось по серьгам: лейтенант получил выговор, солдат – гауптвахту. Шути, да знай меру.

 

 

ТЫ И ЭТО НЕ ЗНАЕШЬ?

 

В полк прибыл генерал. По этому случаю был боевой смотр, а потом – беседа с личным составом. Проходя вдоль строя, генерал остановился перед бравым солдатом-казахом с автоматом на груди. Спросив, откуда он, как идет служба, решил проверить знание оружия. Указывая на детали автомата, генерал спрашивал:

- А это что?

- Кожух, - отвечал солдат.

- А это?

- Антабка.

И так, показывая пальцем на ту или иную часть автомата, генерал проводил маленький экзамен. А когда генерал указал на спусковой крючок, то солдат, округлив от удивления глаза, произнес:

- Ты и это не знаешь, товарищ генерал?

Кругом раздался громкий хохот. Улыбался в свои усы и генерал.

 

 

«ПРОВЕРЕНО ВОЕННОЙ ЦЕНЗУРОЙ»

 

Август 1941 года. Полк стоит у границы с Ираном, напротив – станция Дульфа, скрытая от глаз грядой гор. Автомеханик уехал в Нахичевань. Вернувшись вечером, он подходит к лейтенанту Куликову и говорит:

- Я привез бутылку водки. Пойдем, выпьем.

- Нет, - отвечает тот. – Я уже поужинал. Лучше завтра утром, перед завтраком. Занятия у нас проводят младшие командиры, и я буду свободен.

Утром автомеханик зовет Куликова. Пошли. Влезли в полуторку. Младший лейтенант начал искать эту злополучную бутылку. Туда, сюда – нет. Но потом все-таки нашел среди вещей. Смотрит, а бутылка пустая, и на ней наклеена бумажная полоса, на которой стоит штамп: «Проверено военной цензурой».

Куликов расхохотался. А автомеханик в недоумении крутит в руках бутылку и говорит:

- А что тут смешного?

- Ну, как же не смешно. Бутылка опечатана и просмотрена военной цензурой, а в ней ничего нет. Разве это не смешно?

Уже после войны шофер Полкарев признался, и на вопрос Куликова ответил:

- Мы, товарищ лейтенант, ту операцию провернули.

В тот день солдат Шеховцев получил из дома два письма, а я видел, что автомеханик покупал водку. Сообщил об этом Шеховцеву.

- Вот хороший момент, - говорит он. – А где она?

- Да где, в кузове.

Нашли, выпили, снова закрыли. Шеховцев вырезал из конверта штамп военной цензуры и полоску наклеил на бутылку.

 

 

КОНФЕТЫ

 

Дело было после войны. Часть стояла в городе Черновцы, что на Западной Украине. Солдаты несли службу, ходили в наряды. Шла мирная армейская жизнь. Кто заслужил и желал – получали увольнение в город.

Забавный случай произошел с одним солдатом. Отправился он в город. Походил по магазинам, побывал в кино. А перед возвращением в часть решил выпить, чтобы закрепить хорошее настроение. Купил конфет, булку белого хлеба на закуску. Выполняя просьбу сослуживцев, в магазине канцтоваров купил таблетки для чернил. Были в то время такие кружочки темно-фиолетового цвета. Раскрошишь их, зальешь горячей водой и – готовы чернила.

Положил солдат покупки, завернутые в бумагу, в один карман. Идет, кусает булку, поштучно кидает в рот карамельки. Попадались иногда вместо них и чернильные таблетки (в кармане бумага развернулась, и все перемешалось). Солнце печет. Жара. С лица пот льется. Вытирает солдат лицо то платком носовым, то рукавом гимнастерки. Сплевывает накопившуюся слюну в сторону. Погулял, выпил. Душа радуется.

Когда пришел в часть, товарищи, - одни с тревогой, другие с недоумением, - уставились на него. Все лицо и губы в чернилах, на лице и обмундировании – чернильные пятна и полосы.

Удивлен солдат: почему его рассматривают, как редкий экспонат в музее. А когда узнали подробности, то все присутствующие разразились громовым хохотом, который долго не смолкал.

 

 

СТРОЕВОЙ СМОТР

 

Была подана команда: «Приготовиться к строевому смотру!» Но почему-то забыли сообщить о форме одежды. И на взлетной полосе аэродрома, где выстроились части дивизии, стояло разношерстное войско: летчики – в кожаных куртках, техники – в бушлатах, в телогрейках, также был одет личный состав, батальон аэродромного обслуживания, мы, артиллеристы – в шинелях.

Маршал Жуков, в то время Министр обороны, по случаю приезда в дивизию которого и был объявлен строевой смотр, медленно шел вдоль шеренги и все больше хмурился. Было ясно, что он недоволен и раздражен внешним видом такого войска. Подойдя к командиру дивизии, он произнес одно слово – «Говно!» - и, сев в машину, уехал.

Простояв несколько минут по команде «смирно», а потом – «вольно», солдаты, сержанты и офицеры были отправлены по своим местам. Через некоторое время выяснили, что Жукова в расположении дивизии нет. Он находился уже в штабе Ленинградского округа.

Маршал не терпел расхлябанности и нарушения воинских уставов.

 

 

ДЫРКА В СТЕНЕ

 

В караульном помещении, что находилось в небольшом лесочке, недалеко от взлетно-посадочной полосы аэродрома, на одной из стен виднелась небольшая дырка, обведенная красным кружком. Это был след от пули. Начальник штаба дивизии полковник Волков приказал: «Дырку от пули не заделывать. Пусть все видят и знают о ее происхождении. Перед разводом часовых на посты и при их возвращении начальнику караула или разводящему каждый раз напоминать об этом трагическом случае».

А дело было так. Возвратившись с постов, солдаты стали чистить оружие. Все ли разрядили карабины? Вот этого-то по халатности разводящего и не было проверено. Один из солдат прицелился в стену, возле которой стоял его товарищ по караулу, нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел. Караульный стал медленно оседать на пол. Его на машине быстро отправили в госпиталь, но спасти не удалось. Этот случай еще раз подтвердил простую истину: нарушение инструкции, требования устава, халатность при исполнении служебных обязанностей рано или поздно приведут к трагедии.

Об этом свидетельствовала дырка в стене караульного помещения.

 

 

ТАНКИСТ В КАПУСТЕ

 

Танковая часть стояла под Кунгуром, в лесу, недалеко от селения. Была осень. Шла заготовка овощей для солдатской столовой. Однажды Григорий Исупов сообщил своему товарищу-танкисту, что он будет охранять овощехранилище, и попросил его прийти за капустой и морковью.

Вечером, после занятий, Иван Вострецов отправился за обещанным. Расспросив своего товарища, как найти капусту в складе, он отправился по длинному коридору. Было темно, и только горящие одна за одной спички немного освещали путь. Вскоре спички кончились. Пришлось идти на ощупь. Сделав несколько шагов в темноте, Вострецов неожиданно полетел вниз, в засольник. Приземление было мягким – под ногами оказалась капуста.

Все попытки ухватиться за край засольника были безуспешны. Высота приличная, и выбраться своими силами было невозможно. Он стал звать на помощь товарища, свистеть, кричать, стучать в стенку емкости, но кругом была тишина. Исупов стоял снаружи и криков не слышал. Когда же он сообразил, что прошло уже больше получаса, а товарищ из склада не выходит, сам зашел в помещение и громко позвал: «Иван, где ты?» Ответ послышался как будто из-под земли: «Я здесь, в засольнике. Не могу вылезти. Помоги!»

Засветив электрофонарик, Исупов протянул товарищу приклад карабина, за который, ухватившись, любитель капусты вылез на пол.

Оказывается, в капусте находят не только младенцев, но иногда и танкистов.

 

 

 

БЫТОВЫЕ  РАССКАЗЫ

 

 

 

КОЗА В ЭФИРЕ

 

         Радиостудия находилась в одноэтажном домике с завалинкой. Летом, во время сильной жары иногда сотрудники вынуждены были открывать окна, чтобы охладить аппаратуру.

         Передача была закончена. Григорий Тетеркин, будущий мой однокашник по университету, а в то время диктор местного радиовещания, не выключив микрофон, просматривал подготовленный материал. Закончив чтение нескольких информаций, он посмотрел в окно. Опираясь копытами на завалинку, в окне маячила голова козы. Она некоторое время молча смотрела на человека, а потом неожиданно громко заблеяла. Только тогда диктор обратил внимание на тумблер и немедленно выключил микрофон. Но было уже поздно. Козлиное блеяние ушло в эфир.

         На другой день товарищи и знакомые на улице при встрече спрашивали радиожурналиста: «Гриша, почему ты закончил передачу козлиным голосом?» Пришлось каждому интересующемуся объяснять причину такого происшествия.

 

 

«НЕЧИСТАЯ СИЛА»

 

         Баня находилась у реки метрах в 70-80 от дома. Топили ее каждую субботу. Когда помоется вся семья, приглашали желающих соседей, одиноких старушек. После всех обычно шла живущая рядом бабка Степанида, которую в деревне звали Стеня Кузина, слепая. Она действительно видела плохо и все время лечила свои глаза детской мочой, но видеть от этого лучше не стала. Она даже иногда засыпала на полке и приходила домой уже утром.

         Однажды, около 12 часов ночи, в огороде у бани раздался дикий крик. Все взрослые выскочили во двор. Было видно, как голый человек бежит к дому и громко вопит. Это была бабка Степанида. Вначале никто не мог разобрать ее слов. Она, задыхаясь от бега и показывая рукой в сторону бани, кричала: «Там – нечистая сила… Черт… Ударил меня по боку». Действительно, на левой стороне была широкая красная полоса. Местами даже выступала кровь. Женщины,смазав йодом рану, накинули на плечи старушки старое одеяло. Отец и с ним еще два моих двоюродных брата, что жили напротив, захватив топор и фонарь «летучая мышь», отправились к бане.

         Подходили тихо, прислушиваясь. Может быть, какой-то деревенский хулиган проделал злую шутку с бабкой. В предбаннике остановились. Ничего подозрительного не обнаружили. Дверь была открыта. Посветили фонарем, осмотрели углы. На полу лежал деревянный обруч с кадки. От жары и влажности он распарился, разогнулся и, спружинив, острым концом с силой ударил старушку, оставив на ее ребрах кровавый след.

         Это и была «нечистая сила».

 

 

ВАНЯ-ПЕЧНИК И КОЗА

 

         Около кладбища была вырыта узкая и глубокая яма. Видимо, хотели поставить новый столб для ворот, так как старый подгнил и валялся на земле. Деревенский печник Иван Кузьмич, или как его называли за глаза Ваня-поросенок, Ваня грязный, в изрядном подпитии возвращался поздно вечером из соседней деревни, где он клал печь. Эти клички он получил за то, что почти всегда ходил измазанный глиной и часто «под мухой». Специалист в печном деле он был хороший. После окончания работы хозяева всегда его изрядно угощали  вином, а чаще - самогоном.

         Угораздило же его свалиться в темноте в глубокую яму. Упал он на что-то мягкое, живое. Все попытки выбраться наверх не увенчались успехом. Крик о помощи тоже никто не услышал. Была глубокая ночь, самый крепкий сон. Поворчав немного, он уснул. Проснувшись утром рано, он обнаружил рядом козу, которая свалилась сюда еще до печника. Она тем более не могла выбраться из глубокой и узкой щели.

         Вскоре печник услышал скрип колес и человеческие голоса. Стал кричать и звать на помощь, чтобы его вытащили. «Кто ты?» - спрашивали мужики, боясь подойти ближе. «Ваня грязный», - ответил он. Кто-то отвязал вожжи и концы их бросил в яму. «Держись, сейчас вытащим!» - крикнули ему. Ваня грязный сначала решил помочь бедной скотине и, привязав козу поперек брюха, крикнул: «Тащите!».

         Когда мужики увидели над краем ямы рога и козлиную бороду, бросили вожжи и с криками: «Черт! Черт!», - отбежали в сторону. Коза грохнулась обратно в яму. «Не бойтесь, мужики! Это коза свалилась вместе со мной», - кричал печник односельчанам. Они робко подошли к самому краю и увидели удивительную картину – Ваня-печник сидел на дне и обнимал за шею настоящую козу, которая еще вчера забрела на кладбище и свалилась в яму.

         Вытащив обоих пострадавших, человека и козу, мужики долго смеялись.

         Печник частенько вспоминал этот забавный случай и подробно рассказывал, как его однажды приняли за черта.

 

 

ПОРОСЕНОК В ЧЕМОДАНЕ

 

         Когда мой однокашник по университету сдавал зачет или экзамен по журналистике преподавателю Багрееву, бывшему редактору газеты «Уральский рабочий», тот в конце беседы всегда говорил: «Ну, а теперь расскажи-ка, Тетеркин, как твой друг Игармин привез в редакцию поросенка».

         Игармин, редактор рабочей газеты, во время командировки в Свердловск встречался с литсотрудниками «Уральского рабочего» и заключил пари на то, что в Новом году он обязательно привезет им живого поросенка. Они, конечно, не верили в его обещание, но в душе все же надеялись получить новогодний подарок. Редактор купил на базаре маленького поросенка-ососка (они в то время стоили недорого). Влил ему в рот энное количество водки и уложил в старый деревянный чемодан, просверлив в нем несколько отверстий, чтобы животное не задохнулось в пути. Этот живой багаж затолкал на верхнюю полку.

         Вначале все шло нормально. Игармин оживленно беседовал с соседями-пассажирами, а опьяневший поросенок спал, не издавая звука. Уже при подъезде к Свердловску маленькая чушка завизжала во всю Ивановскую. Одни, слыша визг поросенка, смеялись, другие – возмущались и требовали высадить пассажира с поросенком из вагона. К счастью редактора, показался вокзал.

         Подхватив под мышку чемоданчик, Игармин, сопровождаемый поросячьим визгом, быстро прошел в тамбур. Поезд продолжал еще двигаться и, не ожидая полной остановки, редактор выскочил на перрон. Ему очень не хотелось встречаться с железнодорожной милицией.

         К удивлению сотрудников редакции областной газеты, поросенок был доставлен по назначению. Пари было выиграно.

         Журналисты потом шутили: «Хорошую свинью подложил Игармин нашей газете».

 

 

РЫБА И ЛОПАТА

 

         Разводящий с группой сменившихся с постов солдат военной автомобильной школы, что располагалась в городе Кингисеппе, возвращались ночью в караульное помещение. Были белые ночи. Все видно, как днем. Солдаты шли вдоль берега реки. Гладь воды изредка нарушалась редкими всплесками мелкой рыбешки.

         В одном месте внимание всех привлекла какая-то коряга около берега. Когда подошли ближе, то увидели, что это – большая спящая рыбина, лежащая на отмели головой к берегу. Сержант шепотом сказал: «Иванов, сбегай на мост и возьми там, у сторожа лопату!» «Для чего? – стал выяснять солдат, но сержант прикрикнул: «Бегом! Потом узнаешь».

         Когда караульный вернулся, разводящий пояснил: «Когда я ударю рыбу ребром лопаты по голове, ты, Иванов, прыгай в воду и хватай рыбу за жабры и – на берег!» Замахнувшись, он с силой опустил лопату на голову рыбы. Послышался неприятный хруст костей, и рыба стала разворачиваться в глубь. Она была еще жива.

         Солдат прыгнул в воду, схватил рыбу под жабры и с трудом вытащил на берег. Еще несколько ударов, и шевеление прекратилось. Это оказался лох. Так называют местные жители благородного лосося.

         Продев сквозь жабры найденную на берегу проволоку, прикрутили ее к длинной палке, и два солдата понесли улов в часть. Хвост рыбины тащился по земле. Вес ее оказался более 23 килограммов.

         В обед солдаты ели уху из лоха и хвалили находчивый караул за такой вкусный подарок.

 

 

СМЕРТЬ ОТ «МЕДВЕЖЬЕЙ БОЛЕЗНИ»

 

         Лесник долго ходил по лесу, осматривая новые посадки сосны, и не заметил, как наступил вечер, а вместе с ним начался сильный, проливной дождь. К счастью, по пути к дому он увидел большое дерево с дуплом, в которое свободно мог пролезть человек. Попробовал. Дупло внутри оказалось большим и просторным, доходило до земли. Присел лесник и как-то незаметно задремал. Разбудило его чье-то сопение и какой-то незнакомый запах. Просвет в дупле закрыла чья-то фигура. Похоже, кто-то тоже пытался спастись от дождя здесь. Протянув руку к дуплу, человек почувствовал жесткую шерсть и от страха закричал диким голосом. Просвет открылся, и было слышно, как захрустели под ногами сучья. Кто-то быстро убегал от этого истошного крика.  До утра сидел перепуганный лесник в дупле, боясь высунуть наружу голову. Когда стало уже светло, он осторожно вылез наружу из своего убежища и пошел по следу какой-то вонючей жидкости, который тянулся вглубь леса. Поминутно оглядываясь, лесник все шел и шел дальше. Впереди что-то чернело. Еще несколько осторожных шагов - и  стало ясно, что это лежит медведь. Жив? Притаился? Нет. Взял лесник камень и бросил в тушу. Никакого шевеления. Медведь был мертв. От большого страха у зверя приключилась «медвежья болезнь» - попросту говоря, сильнейший понос, - и наступила смерть.

 

 

ЧАСОВОЙ МАСТЕР

 

         У старика испортились часы-ходики. Проснется ночью старуха, и привычного тиканья нет. «Дед, починил бы ты часы. Без них как-то непривычно. Петух подает свой голос ночью, но это не часы», – говорит бабка.

         Решил старик починить свои ходики. Разобрал их до винтика, а обратно собрать не может. То одно колесико окажется лишним, то другое. Долго мучился дед. Сложил все детали в мешочек и повесил на гвоздик, где раньше висели часы.

         У соседа, который видел, как дед разбирал часы и смазывал их керосином, тоже испортились ходики. Принес он их к старику и говорит: «Дед! Почини-ка и мне часы!» Старик сидит на табуретке и точит напильником пилу. На просьбу соседа не отвечает. А потом, не поднимая головы, говорит: «Я теперь часы не чиню, только пилы точу».

         Взглянул сосед на то место, где раньше у старика висели и тикали часы, и увидел на гвозде мешочек, в котором находились детали от часов. Не сказав больше ни слова, он вышел из дома.

 

 

БОЛОТНЫЙ ГАЗ

 

         О том, что в природе существует болотный газ, кто-то из деревенских ребят вычитал в журнале. Вскоре группа пацанов стала целые дни пропадать на пруду, занимаясь добычей этого газа. Брали в бане ведро или небольшую кадушку, заполняли ее водой и опрокидывали вверх дном. Пузырьки газа поднимались вверх и вытесняли воду из посудины. После этого наклоняли немного ведро или кадушку набок и поджигали выходящий газ спичкой. Вспыхивало пламя. Вот только вскоре спички кончились, и «дело» застопорилось.

         В это время на берегу проходил деревенский старик с окладистой белой бородой. Все знали, что он заядлый курильщик, и спички у него всегда найдутся.

         - Дедушка, дай спичку! – попросили его сорванцы.

         - Для чего вам? – спросил он. – Курите что ли, бездельники?

         - Нет. Один опыт покажем, - ответили ему. – У нас под кадкой горючий газ.

         После некоторых расспросов старик достал спички и зажег одну из них, поднося к приподнимаемому над водой краю кадушки. То ли поспешил паренек, то ли руки у него дрогнули, а выход оказался большим, и пламя метнулось к старику, сильно опалив его бороду.

         Ругаясь, он кинулся к ближайшим ребятам, но они от испуга бросились в рассыпную, некоторые убежали по мелководью в заросли камыша.

         Старик долго еще ругался на берегу, потрясая палкой, которая была у него в руке, и обещал каждому надрать уши и натолкать в штаны крапивы.

 

 

РАСПРАВА С ПРИВИДЕНИЕМ

 

         Отец ехал ночью мимо кладбища. По натуре он был человеком не пугливым, но когда увидел около дороги улыбающегося человека в шляпе и подпоясанного веревкой, то в груди появился какой-то неприятный холодок. Фигура не шевелилась и не отступала в сторону. В таких случаях, говорили в то время старые люди, надо сотворить молитву и наотмашь ударить кнутом или палкой привидение. «Отче наш, иже еси на небеси, да светится имя твое…» - сотворил отец молитву и с силой хлестнул по голове фигуры. Но кнут вырвался из руки…

         Нахлестывая концами вожжей свою лошадку, промчался мимо. Не оглядываясь назад, отец галопом въехал в деревню. Утром он все же решил сходить на кладбище и посмотреть место, где была встреча с «незнакомцем». Каково же было его удивление, когда он увидел лишь столб, обвязанный толстой веревкой, на верху которого была прибита круглая дощечка, а в расщелине трепетала какая-то бумажка, принятая ночью за зубы человека. Между верхней частью столба и прибитой дощечкой, принятой за шляпу, висел кнут. Вот уж верно говорят, что у страха глаза велики. У страха глаза, как плошки, а не видят ни крошки.

         Отец иногда рассказывал об этом случае и – при этом тихо смеялся над своим страхом, который он испытал однажды ночью у кладбища.

 

 

МИНОГИ В ПИРОГЕ

 

         Минога – беспозвоночное существо - на рыбу в нашем обычном понимании мало походит: вместо рта – круглый присосок, как у пиявки, вместо жабр – семь отверстий с той и с другой стороны тела. Поэтому в некоторых местах миногу называют семидыркой. Она живуча и долгое время может находиться без воды. Ее змеевидное, длиной до 15 сантиметров тело долго извивается в кастрюле. Только посыпанная солью, она быстро затихнет, как говорят, уснет.

         Жена решила сделать пирог с миногами. Приготовила тесто. Сделала сочень и положила мины и лук, закатала и поставила в духовку. Через некоторое время, приоткрыв дверцу, посмотрела, как подрумянивается стряпня. Боже мой! По бокам пирога видны дыры, как будто кто-то тыкал в него пальцем. Закрыв дверцу, с возмущением крикнула:

         - Кто трогал пирог?! Кругом дыры.

         Оказалось, что никто даже не заглядывал в духовку. Снова приоткрыв дверцу и присмотревшись, увидела в темноте рядом с пирогом какие-то свернувшиеся комочки. Вытащив один из них на свет, обнаружила, что это испекшаяся минога.

         От жары миноги, еще не совсем уснувшие, стали шевелиться, продырявили тесто и вышли на волю из «заточения», а тут тоже оказалось, что спасения нет. Они испеклись не внутри пирога, а снаружи.

         Пирог был съеден без миног, а миноги – отдельно.

 

 

СТАРИК И МУХОМОР

 

         Дед и бабка сидят друг против друга и молчат. По их лицам видно, что они чем-то очень обеспокоены.

         - Что у вас случилось? – спрашиваю я их (мы жили у них на квартире в Кингисеппе).

         - Да вот старик съел мухомор.

         - А как это получилось? – задал второй вопрос.

         - Поставила я в печку грибы, а к загнетке – мухомор для мух. Добавила туда сахарного песку, сметаны, чтобы больше привлечь мух. Сказала своему Петровичу, чтобы на обед  достал из печки грибы, которые поставлены дальше от заслонки. А он, дурень, вытащил мухомор и съел его. Вот сейчас сидим и ждем, что будет дальше: отравится или нет.

         - Так надо быстрее идти в больницу и промыть желудок, - предлагаю им.

         - Да, может быть, ничего страшного не будет, - отвечает бабка. – Болей, говорит, нет. Рвоты тоже. Старик хвалит грибы. Вкусные, говорит, были.

         И они продолжают молча сидеть, ожидая действия мухомора. Все мои доводы о немедленной промывке желудка остаются без внимания.

         Так прошло несколько часов. Вечером, придя из части домой, я увидел повеселевших стариков.

         - Вот, видишь, Николай, старуха хотела меня отравить, да ничего не вышло, - лукаво глядя на жену, говорит дед. – Молодого захотелось ей иметь.

         - Дурак старый! Не мели чепуху! – отвечает на его слова бабка. – Сам виноват. Не то достал из печи, что надо было. Да ничего. Бог спас.

         Не Бог, а сильный жар в печи обезвредил яд мухомора.

 

 

ИСТОРИЯ С АКТЕРОМ

 

         Съемки фильма «Третий удар» о боях по освобождению Крыма закончены. Актеры и статисты из воинских частей собрались в большом селении. Все радостно возбуждены, вспоминают интересные случаи во время съемки кадров. Местное население тоже пришло посмотреть на тех, кто делает кино.

         Отдельные актеры еще не сняли форму. Одни – в одежде наших солдат и офицеров, другие – в немецкой, с крестами на шее и нашивками на мундирах.

         Старая бабуся пристально смотрит на немецкого офицера (артист не успел смыть даже грим), то с одного, то с другого бока подходит старушка к «немцу». В руках у нее посох внушительных размеров. Потом внезапно бросается на него с криком: «Паразит! Всех курей у меня съел. Нехай разорвет тебя пополам!» - и она больно ударяет его по плечам, спине, норовит врезать и по голове.

         Стоящие рядом не могут понять, в чем дело. Палку у бабки вырвали, схватили ее за руки. Она же пытается вырваться и пнуть «немца» ногой.

         - Он у меня на квартире стоял, когда в Крыму были немцы. Всех моих курочек, гад, съел.

         Оказывается, актер, играющий роль немецкого офицера, был очень похож на квартиранта, когда-то жившего у старушки. Перевоплощение в немца обернулось для него в данный момент вот такой историей.

 

 

ПОТ НА АНАЛИЗ

 

         Жара стояла около 30⁰ С. Больных в палатах было мало. Плотный человек с лысой головой лежал под одеялом. Когда зашла к нему санитарка, он попросил еще второе одеяло, чтобы накрыться.

         - Что, знобит? Температуришь? – спросила пожилая женщина, ставя в угол ведро с тряпкой. – Сейчас принесу, - и она вышла.

         Когда укрывала принесенным одеялом больного, в палату заглянул главный врач.

         - Что такое? Почему укутались, как в мороз? – спросила она лежащего.

         - Да вот пот на анализ надо сдать, - ответил тот и указал на пустой пузырек от пиницилина, и большой кусок ваты. Рядом лежала бумажка – направление на анализ.

         - Кто принес? – строго спросила главврач.

         - Не видел. Когда пришел, уже все лежало на тумбочке. Вызвали лечащего врача, сестру, санитарку, но никто из них ничего вразумительного не мог сказать. Попытки выяснить у больных эту историю с анализом прояснения не дали.

         Только через несколько дней все выяснилось. Оказывается, один из больных решил разыграть товарища по несчастью. Взяв у дежурной сестры, когда она ушла по палатам, официальный бланк для направления на анализ, заполнил его, поставил вместо подписи какую-то закорючку, пузырек из-под пиницилина и кусок ваты. Все это положил в палату. Больной был человеком излишне доверчивым, шуток не понимал, воспринимал всю эту затею как необходимую. За разъяснением он обратился к тому же человеку, который подстроил ему такую шутку, и тот подробно рассказал, как проводить подобный анализ.

         Надо было лечь на постель, накрыться одним или лучше всего двумя одеялами. Под мышки положить по куску ваты. Через некоторое время скопившийся пот выдавливать из ваты в пузырек. Так повторять несколько раз, пока не наберется его хотя бы половина склянки.

         Эта история долго рассказывалась среди больных, вызывая смех и удивление медицинского персонала. Виновник ее сознался в своей проделке только после выписки из больницы.

 

 

ШАМПАНСКОЕ С ВЫСТРЕЛОМ

 

         До Нового года оставалось несколько минут. Вечеринка была в полном разгаре. Все ждали 12 часов ночи, чтобы открыть бутылку шампанского. Среди присутствующих был молодой человек, лет тридцати, носивший такую же фамилию, как и автор книги «Мастер и Маргарита». Он часто выкидывал различные штучки, которые удивляли многих в компании.

         В этот раз парень решил в момент вылета пробки из бутылки с шампанским произвести выстрел из стартового пистолета, что находится в кармане его брюк.

         Часы бьют двенадцать ночи. Все смотрят на шампанское. Вот пробка медленно выдавливается из горлышка. Трах! Трах! Какой-то сдвоенный звук. Один слабее, другой – слишком громкий. Некоторые от неожиданности даже вздрогнули.

         Разливается шампанское. Все тянутся друг к другу, чтобы чокнутся бокалами. Среди них и «стрелок». Вдруг захохотал один сидящий за столом, потом другой, третий. Громкий смех заставил «стрелка» взглянуть на свой карман, где был произведен выстрел – брюки разорваны, просвечивают белые кальсоны. Парень в растерянности не знал, что делать. Покраснев, он покинул застолье.

         Взрывная волна от выстрела испортила брюки. Так получилось в Новый год: у одних – веселье, у других – огорчение.

 

 

СЛУЧАИ, РАССКАЗАННЫЕ ДРЕССИРОВЩИКОМ ИВАНОМ КУДРЯВЦЕВЫМ

 

ГОША И УГОЛЬ

 

         Цирк переезжал из одного города в другой. Часть реквизита и зверей уже была отправлена специальным поездом. Я со своим медведем Гошей в товарном вагоне был прицеплен к товарняку. Наступила уже зима. В вагоне имелась печка, но кончился уголь. Хотя я и прижимался к теплой шубе своего косолапого друга, мороз проникал все сильнее. Надо было доставать уголь. Взяв два ведра и медведя с собой, отправился в голову поезда, к тендеру, где был уголь. Поезд стоял на какой-то небольшой станции. Редкие прохожие с удивлением глядели на нас, шагающих с ведрами по рельсам.

         Забравшись по ступенькам в тендер, я стал нагребать уголь в ведро. Машинист, услышав шум, выглянул в окно паровозной будки.

         - Что ты там делаешь? – спросил он.

         - Уголь нагребаю. Вот замерзнем вместе с другом, - указывая на стоящего внизу медведя, - ответил я.

         - Это что? Медведь? Настоящий?

         - Конечно, он.

         Машинист юркнул в будку и громко закричал:

         - Слезайте! Я сам вам принесу уголь. А то еще сожрет нас вместе с помощником!

         Уголь уже был нагребен, и я спустился на землю. Отдав нагруженные ведра медведю, мы пошли с ним в свой вагон.

         Машинист долго смотрел нам вслед. Потом в окне появилась голова его помощника. О чем они говорили между собой, мы не слышали.

         Вскоре в вагоне запахло теплом.

 

 

ГОША В ГОСТИНИЧНОМ НОМЕРЕ

 

         При перевозке клетка для Гоши была поломана. Наступал уже вечер, и починить ее было некому. Оставлять медведя было негде. Я решил взять его с собой в гостиницу. Зная о том, что моя затея не будет поддержана администрацией, решил провести медведя как своего товарища. Надел на его голову шляпу, накинул плащ и, обняв его за спину, повел на второй этаж. Со стороны можно было принять нас за пару подвыпивших друзей, которые возвращаются на ночлег.

         Утром в номер поступал директор гостиницы. Кто-то из горничных, видимо, высказал свое подозрение о странном посетителе, который пришел со мной в номер. Медведь в это время около умывальника чистил свои зубы огромной щеткой. Был у меня такой цирковой номер. Я обсыпал щетку сахарным песком, и Гоша с удовольствием толкал ее в рот. Увидев эту картину, директор спрашивает:

         - Это что, настоящий медведь?

         - Да, – говорю я, - настоящий.

         На лице директора появился испуг.

         - Давай быстрее уводи его отсюда! Он всех моих жильцов тут покалечит, если не сожрет. Сейчас же! Немедленно! Иначе я вызову милицию. И он скрылся за дверью.

         Через несколько минут я оделся и вышел снова в обнимку с Гошей из гостиницы. Мы шли в цирк.

 

 

ГОША И ВОДКА

 

         Шли съемки фильма «Мой косолапый друг». Снимался в этом фильме мой Гоша. По сценарию крупным планом должна быть показана радостная, веселая морда медведя. Как это сделать, никто не знал. После долгого совещания решили дать небольшое количество водки, смешанной с медом. Но желаемого результата не получилось, вид у зверя был очень грустный, печальный, как у человека, после большого похмелья. Давали молоко, варенье – ожидаемого эффекта не было. Наконец, дали бутылку кефира. О, радость! Гоша доволен, весело сосет из бутылки. Дали вторую, тоже с удовольствием выпил.

         Режиссер крикнул оператору:

         - То, что нужно! Быстрей снимай крупным планом!

         Гоша радостно ворчал, весело поглядывая вокруг, ожидая третью бутылку.

         Нам стало ясно: водка вызывает грусть, кефир – радость.

 

 

«ЗНАНИЕ» ГРУЗИНСКОГО ЯЗЫКА

 

         В нашей батарее старшиной был грузин Гургенидзе. Я решил у него учиться грузинскому языку. Кое-что, конечно, запомнилось, осталось в памяти. Но говорить по-грузински я не научился.

         Через несколько лет, когда учился в Уральском университете, проходил вечером по улице. Было уже темно. Около оперного театра стояло три парня, и говорили между собой по-грузински. Поравнявшись с ними, приподняв в приветствии руку, я сказал: «Камарджоба, Генацвале! Рога цхвароб! (Здравствуйте, дорогие! Как живете?). Они моментально обступили меня, похлопывали по плечу, жали руку. Что-то спрашивали по-грузински. Я, конечно, ничего не понимал. Весь мой словесный запас из этих двух фраз был окончен.

         - Не понимаю я вас, товарищи, - говорю им в ответ.

         - Как не понимаешь? Сейчас говорил. А теперь не понимаешь, - с возмущением кричали они. – Родной язык забыл? Да! Не хочешь говорить? Да!

         Дело принимало серьезный оборот. Руки у них уже сжимались в кулаки. Выбрав момент, я рванул в сторону, за кусты, что росли около здания.

         Тогда я убедился, что щеголять «знанием» какого-либо языка, имея такой словарный запас, как у меня, иногда может закончиться плачевно.

 

 

ПЕРВОЕ КИНО В ДЕРЕВНЕ

 

         Впервые в деревню привезли кино. Клуба в то время не было, и пришлось простынь-экран повесить на бревенчатую стену одного из домов. Стулья, табуретки, деревянные чурбаки, - все пошло на оборудование мест для сидения. Ребята, да и часть взрослых людей расположилась прямо на земле, кто сидя, кто полулежа. Отец моего товарища тоже разместился вблизи экрана. Электроэнергию во время киносеанса вырабатывало в то время динамо, которое привинчивали к какой-нибудь скамейке и по очереди крутили деревенские парни, чтобы не платить за билет.

         Фильм был «Чапаев». На экране замелькали первые кадры, а затем показалась тачанка, запряженная четверкой лошадей. Они мчались в бешеном галопе прямо на зрителей. Отец Анатолия вскочил и, ругаясь, попятился в сторону от экрана. «Куда, черти, смотрят! Так и человека затоптать недолго!» – в сердцах закричал он, и ушел домой. Зрители громко смеялись.

         С тех пор он ни разу не ходил в кино, хотя домочадцы уговаривали его посмотреть тот или иной фильм, которые частенько стали привозить в деревню. Ему, видимо, было неприятно вспоминать, что он изображения коней на экране принял за настоящих.

 

 

СНИМКИ, НЕ УВИДЕВШИЕ СВЕТ

 

         Саша Чернышев, студент Ижевского сельскохозяйственного института, был на практике в своих родных краях. После поездки по полям он со своими друзьями - агрономами сидел в колхозном газике и обменивался впечатлениями о посевах, высказывал прогнозы о будущем урожае.

         Кто первым заметил в небе спускающийся на парашюте шар, сейчас уже трудно вспомнить, но возглас: «Смотрите, смотрите!» - заставил всех взглянуть вверх, на небо.

         - Что это такое? – этот вопрос невольно задавал себе каждый.

         - Ребята! – воскликнул один из сидящих в машине. – Так это же космический корабль Юрия Гагарина! Сегодня утром по радио передавали, что в космос запущен гражданин Советского Союза.

         Да, это так и было. Шар опустился на саратовскую землю, купол парашюта опал. Из корабля никто не выходил.

         - А где Гагарин? – был вопрос. Никто из присутствующих не знал, что космонавт катапультировался из корабля и тоже на парашюте приземлился на землю в том же районе, но в другом месте.

         Вскоре в небе застрекотали вертолеты. Одни из них кружились над местом приземления корабля, другие – шли на посадку. На проселочных дорогах появились легковые автомашины. Все они устремились к одному месту – к шару. Люди в военной форме и штатской одежде подходили к космическому кораблю, осматривали его, заглядывали в иллюминаторы, хлопали ладонями по его выпуклым бокам, опаленным огнем при входе в атмосферу.

         Вскоре два человека из прибывших, по всей вероятности – работники службы госбезопасности, на машине подъехали к колхозному газику, что стоял на обочине дороги. Они подробно расспрашивали о том, как спустился корабль, кто к нему подходил, когда он приземлился.

         Саша Чернышев со своими товарищами до этого уже побывал у корабля, сделал несколько снимков, еще когда он был в воздухе на парашюте, а потом – уже на земле. Заметив висящий на шее Чернышева фотоаппарат, работник госбезопасности попросил его показать. Взяв в руки, он быстрыми, умелыми руками вытащил фотоаппарат из футляра, мгновенно отсоединил крышку и – пленка была в руке. Резко, рывком развернул ее и посмотрел на свет.

         - Что вы делаете?! Там же снимки! – с волнением закричал Чернышев. Но было уже поздно. Пленка засвечена.

         - Извините, я не знал, что фотоаппарат заряжен, - и, вернув ее владельцу, они быстро отъехали к группе военных.

         Так погибли любительские уникальные кадры о корабле первого космонавта. Погибли безвозвратно из-за пресловутой секретности.

 

 

ЗЕМЛЯК ХРУЩЕВА

 

         Пассажир, сидевший рядом со мной в вагоне, оказался человеком разговорчивым. Он охотно рассказывал о своей прошлой жизни, о том, как воевал на фронте, где родился и чем занимается сейчас.

         - А знаете, ведь я родом из Калиновки, - доверительно сообщил он мне. – Мы с Никитой Сергеевичем Хрущевым земляки, даже друзья детства.

         - А в Ижевск зачем едете?

         - Там я теперь живу. По ранению с фронта был направлен в неизвестную мне Удмуртию, в госпиталь. Познакомился здесь с одной женщиной, женился, да так и остался здесь. Ижевск стал моей второй родиной.

         - Я расскажу вам один случай, связанный с моим знаменитым земляком, - продолжал пассажир. – Долгое время после окончания войны жить приходилось по чужим квартирам, снимая то комнату, то угол. Потом дети появились. Сам знаешь, каково жить, когда над головой нет своей крыши. Жена частенько «пилила», упрекая, что не могу получить жилье.

         И я решил написать письмо своему земляку – Первому секретарю ЦК КПСС и председателю Совета Министров Союза ССР Хрущеву. Описал свои боевые и трудовые дела, а в конце, как бы между прочим, добавил несколько строк о том, что никак не могу получить квартиру, а таскаюсь с семьей по чужим углам. А чтобы вспомнил он меня, описал несколько случаев из нашего детства, упомянул свое уличное прозвище и отправил письмо в Москву. Ответа я, по правде говоря, и не ожидал. Разве дойдет мое послание лично до Хрущева.

         Прошло около трех месяцев. Однажды приходит ко мне извещение из Совета Министров Удмуртии. Приглашаюсь я к Председателю Совмина нашей республики, а им в то время был Степан Андрианович Ефремов. Надел все свои награды и отправился в здание на центральной площади. Показал дежурному милиционеру приглашение, и беспрепятственно был пропущен к Ефремову.

         Поздоровавшись, он сразу строго спросил:

         - Что ты жалобы пишешь Хрущеву? Это твое письмо? – показывает конверт и бумагу.

         - Жалоб я не писал. Это просто письмо с воспоминаниями о детстве. Мы с Никитой Сергеевичем земляки. Вместе росли, играли и учились. Да и отцы наши дружили друг с другом. Часто на базар вместе ездили. Приедут, бывало, навеселе, да еще малость добавят за столом и начинают вести беседу. Больше всего о политике толковали. А мы, сорванцы, сидим на печке, отогреваясь после игры на морозе, и слушаем. Хотя мало что понимали, но слушать было интересно.

         Я хорошо помню, как Никита ходил в овчинном полушубке с большой заплатой на животе. Во время игры он нечаянно где-то зацепился за гвоздь и вырвал большой лоскут, который где-то потерялся. Его мать пришила заплату из другого материала. Рукава полушубка у него всегда блестели: они частенько выполняли роль носового платка, особенно зимой.

         - Вот письмо с запиской. Предложено внимательно рассмотреть его, решить положительно и сообщить о принятых мерах лично Хрущеву, - продолжал говорить председатель Совмина.

         - Квартиру я в письме не просил, а только сообщил, что никак не могу получить ее. Одни только обещания.

         - Сейчас мы тебе тоже не можем сразу дать. Посмотрим, поищем, а потом сообщим. Ответ дадим письмом. Ждите!

         Я ушел домой. Месяца через полтора мне сообщили, что выделена двухкомнатная квартира по такому-то адресу.

         Через год поехал в отпуск к своим родным в Калиновку. Когда рассказал матери о письме Хрущеву и получении квартиры, она задумчиво произнесла:

         - Большим человеком стал Никита Сергеевич. Только одно беспокоит меня, как он страну прокормит. Они ведь раньше и лошадь свою по-настоящему не могли накормить, а тут такую огромную страну… Не знаю, как у него получится… (В то время в стране начались перебои с продажей хлеба, и в магазинах появились большие очереди).

         Эта мысль у меня тоже возникала, но на душе было радостно оттого, что знаменитый земляк-односельчанин помог быстро решить мой жилищный вопрос.

 

 

КОЛХОЗНЫЙ ХРЯК И КОНОПЛЯ

 

         Юрка Петрованов, так чаще всего звали этого тринадцатилетнего мальчика, с выцветшими от солнца волосами. Летом, во время каникул, он обычно пас стадо колхозных свиней. Работа эта несложная, и времени для размышлений много. При хождении за стадом возникают разные мысли. Вот привязалась одна из них и не дает покоя: почему в конопляник заходят коровы, телята и овцы, а свиньи – никогда? В чем дело? Видимо, пытливый, аналитический ум был у этого деревенского паренька.

         Однажды он решил провести такой эксперимент: нарвал головок конопли, перемешал их с кусками хлеба, который всегда был в его сумке, добавил две морковки, что сорвал утром в своем огороде, и все это дал здоровенному, с огромными клыками и свирепой мордой колхозному хряку.

         Животное подошло к крошеву, обнюхало его своим большим «пяточком» и начало есть. Юра, стоя невдалеке, с интересом наблюдал эту картину. Потом хряк походил какое-то время, обнюхивая место кормления, постоял, будто прислушиваясь к тому, что у него происходит в животе, и… бросился к ближайшей свинье. С остервенением он стал ее кусать. Затем кинулся в стадо. Поддевал животных клыками, кусал, вскакивал на них. Раздавался пронзительный визг и громкое хрюканье.

         С хряком происходило что-то необычное. Таким возбужденным он еще никогда не был. Из конного двора в это время вышел председатель колхоза (конопляник был рядом). Услышав пронзительный свинячий визг и крики пастуха, председатель направился к стаду. Увидев подходящего человека, хряк бросился на него. Видя такой оборот дела, спасаясь от разъяренного животного, председатель побежал к реке. С ходу он пытался перепрыгнуть на противоположный берег, но оказался в воде.

         Хряк, побегав вдоль берега, кинулся обратно к стаду и продолжал калечить свиней. Выбравшись из реки, председатель побежал в деревню за помощью к Васе-охотнику и рассказал ему, что колхозный хряк взбесился, и его надо немедленно пристрелить. Схватив свою двустволку, тот на ходу зарядил ее и вместе с председателем бегом кинулся к стаду.

         Двумя выстрелами почти в упор животное было прикончено. Потрогав его ногой и убедившись, что хряк мертв, председатель отправился в контору, чтобы сообщить в ветеринарную лечебницу района о случившемся.

         Приехавший вскоре ветврач осмотрел тушу животного и приказал привезти голову в лабораторию на исследование. Анализ не подтвердил бешенства. Причиной были наркотические вещества, содержащиеся в конопле. Как они попали внутрь свиньи, об этом Юра долгие годы молчал.

         Сильно искусанных хряком свиней решили все-таки прирезать. Стояло жаркое лето, и раны могли загноиться, и последствия были бы плохими.

         Вот такая необычная история случилась однажды около колхозного конопляника.

 

 

СТИХИ

 

 

 

ТЫ ПОМНИШЬ?..

 

Цемеская бухта кипела в огне,

И плавился камень под нами.

Десантники гибли, их много на дне.

Победы мы видели знамя!

 

Мысхако, Станичка, десант огневой,

И Коган¹, погибший в разведке.

Тогда отвечали за все головой,

Не лясы точили в беседке.

 

Сарайчик, как крепость, вагончик стоит,

Прострелянный тысячью пуль.

А немец проклятый снова вопит:

«Скоро, Иван-рус, буль-буль!»

 

Апрельские дни нам с тобой не забыть,

Как бомбы нас рвали на части,

Но выжили мы, а врага победить –

То было великое счастье!

 

Норд-ост обжигал наши лица порой,

Разрывов слепило нас пламя.

А враг здесь был рядом, за этой горой,

И толом мы рвали там камень.

 

Тогда нам комбаты кричали с НП:

«Солдаты, огня поскорей!»

И ухали пушки на наших ОП,

Сметая огнем егерей.

 

Тащили орудия мы на плечах

На те вон высотки, что рядом,

И был недостаток у нас в «огурцах»².

Металлом фриц сыпал, как градом.

 

Нам с болью в сердцах говорили тогда:

«Пять выстрелов в сутки – и баста!»

Те дни вспоминаю теперь я всегда

На встречах с ребятами в классах.

 

(Примечания:

1) Павел Коган – поэт, автор известной песни «Бригантина», погиб во время поиска разведчиков на высоте Сахарная голова под Новороссийском в сентябре 1942 года.

2) «Огурцами» на фронте во время разговора по телефону называли артиллерийские снаряды с целью конспирации.)

 

 

                            *        *        *

 

Сегодня в Уве собрались мы, друзья,

Сражения вспомнить былые:

Татаринов Виктор, Касаткин и я

Дороги прошли фронтовые.

 

Вот вспомнил, товарищ, и ты жаркий бой,

Друзей боевых вспомнил снова,

И тех, что погибли рядом с тобой,

И командира отряда Смирнова.

 

С ним ты в то время ходил по тылам,

Громил там штабы и обозы.

Последний сухарик делил пополам,

Шинелью одной укрывался в морозы.

 

 

Мы многих друзей потеряли в пути –

На фронте оставил кто руку, кто ногу –

И все же вперед продолжали идти,

Огнем расчищая дорогу.

 

А Ханин – комсорг боевого полка,

Комсорги с тобою мы оба.

Не вскинется к другу, как прежде, рука.

Друзья ж мы с тобою до гроба!

 

И разве думал я тогда,

Что через много лет

Новороссийская Звезда

Найти поможет след.

 

Вот в Шисхарисе, наконец,

Щекой к тебе приник

Наш Михайловский, Баранец,

Комсорг Попов и Лебедик.

 

И Латий - плотный, грудь в «крестах»,

И мой земляк Пургин.

Не прятались в войну в кустах,

Не струсил ни один!

 

Цогоев – лучший наш комбат -

Разил врагов умело.

И был бесстрашным тот Мурат,

Встречал он танки смело.

 

А календарь¹, что Костюков

Сложил с друзьями на Марктхоте –

То память полковых сынков

Артиллеристам и пехоте.

 

О молодости, что прошла

В суровой той войне…

Большая грусть ко мне пришла,

Крещенная в огне.

 

Как наши волосы «мукой»

Припорошила жизнь!

Судьбы не ищем мы другой.

Не падай духом, брат, держись!

 

Да, каждый стал из нас седой -

Война, года и раны.

Но не разлить нас, друг, водой,

Прошли мы вместе страны.

 

А жизнь идет за годом год…

Хоть нас и бурей не сломало,

Придет, друзья, и наш черед,

Нас остается очень мало.

 

Дикун – наш главный ветеран –

Найти помог друг друга,

А фронтовая дружба нам

Дороже, чем супруга!

 

(Прим.:

1) Календарь выложен из камня на перевале Маркхот сыном нашего полка и молодежью Новороссийска после войны. Он виден издалека, цифры меняются каждый год.)

 

 

 

ТОСТ

 

На фронте мы жизни своей не жалели,

На танки и доты без страха мы шли.

Не все до Победы из нас уцелели,

К печальному финишу мы подошли.

Полвека прошло, как бои отгремели,

А останки солдат все лежат на земле.

Вдовы павших давно всех внучат обогрели

И остались одни, как в сгоревшем селе.

Забыты все наши былые заслуги.

Сквозь зубы цедят нам подонки порой:

«За что воевали? Какие услуги

Вы нам оказали? Какой ты герой?!»

Все те извращения, что пишут порою

О нашей Великой народной войне,

Уколом пигмея будут герою,

А подвиг солдат возвеличат вдвойне.

И наша Победа останется вечной

Во веки веков! Навсегда!

Хоть сотни годов пролетят быстротечно,

Народы Планеты вновь скажут тогда:

«Да, были герои, что кровь проливали

И мир от фашизма спасли!»

Я вас прошу, чтобы тост все подняли:

«За Мир! За Победу! За вклад, что внесли!»

 

 

 

СОБЕРЕМСЯ ВСЕ МЫ ВМЕСТЕ

 

Давно вас не видел, друзья боевые,

Устроил нам Вася отличный обед,

Чтоб вспомнили вместе бои фронтовые

И тех, кто не дожил до наших побед.

 

Вот я из Удмуртии, Миша – из Крыма,

А Жора – Калмыкии доблестный сын.

Нас смерть миновала, прошла тогда мимо.

Наш враг побежден и повержен Берлин.

 

Почем же фунт лиха теперь мы все знаем,

Что стоят друзья, и чем платят за жизнь.

Другой уж не будет, мы понимаем,

Зубами, мой друг, за нее ты держись!

 

Спаяла нас крепко семья фронтовая.

Осколки и пули калечили нас.

И нас разлучит лишь доска гробовая,

Сердца же свои оставляем у вас.

 

 

РАЗДУМЬЕ

 

Ах, сколько белой краски у войны?!

В волосах она у нас осталась.

Где теперь вы, Родины сына?

Какая вам судьба досталась?

В смертельный бой шагнули мы,

Исчезли многие в сраженьи.

Навек остались в мире тьмы,

А жизнь по-прежнему – в движеньи.

Вот рядом взрыв – и нет тебя,

Ты стал частицею природы.

Погиб ты, Родину любя,

Исчезли вмиг твои невзгоды.

И воплотился ты в цветы,

В ручьи, текущие бурливо,

В деревья, землю и кусты,

В людей, смеющихся счастливо.

Устроено все в мире так:

Круговорот в природе вечен.

За чью-то жизнь не дашь пятак,

О ком-то плачешь каждый вечер.

Солдатской жизни нет цены.

Начальство ценит ее мало.

Живым пришел солдат с войны

И на порог присел устало.

Свое он дело совершил:

Войну победой завершил,

Детей поставил на «крыло»

И в люди вывел их.

Завистник скажет: «Повезло».

Не зная радостей иных,

Солдат закончил жизни путь,

Его ты вспомнить не забудь!

 

 

                            *        *        *

 

Пеплом посыпала жизнь наши головы.

Тысячи верст мы прошли по земле.

Секло нас норд-остом, калило нас холодом,

С тобою мы крепко держались в седле.

 

Смерть все кружилась над нами вороном,

Огонь и свинец полыхали в лицо.

А сколько легло нас под каждым городом,

Когда немцы нас брали в кольцо?!

 

 

НЕ ДОЖИВШИМ ДО ДНЯ ПОБЕДЫ

 

Незабудками тела их проросли,

И плачет иволга в кустах весною.

Маки красные на крови расцвели,

Земля изранена жестокою войною.

 

Сколько ж их в сраженьях полегло,

Принявших пулю иль осколок в грудь!

А нам, оставшимся в живых, всем повезло,

И в День Победы ты их вспомнить не забудь.

 

В земле им истлевать всем суждено,

И радостей людских уж не узнать.

Они нас ждут к себе давно,

Чтобы о прошлом рассказать.

 

А будущего нет у них,

Война их раньше времени скосила.

Земля в объятия приняла сынов своих.

Любовь к Отчизне – в том была их сила!

 

 

ГОДА ИДУТ

 

Мы с тобой стареем понемногу,

И года летят, как листопад.

И порою скажешь невпопад,

И в строю шагаешь уж не в ногу.

 

Друга своего не забываешь,

С ним на фронте ползал под огнем.

Часто вспоминаешь ты о нем,

Боль чужую, как свою, ты понимаешь…

 

Сентиментальней я с годами становлюсь,

И слезы набегают на глаза.

Тускнеет в них былая бирюза.

Напрасно, по-пустому, часто злюсь.

 

- Зачем все это? – спросите меня, -

И где тут истина зарыта?

- Здесь тайны нет, она открыта,

Виной всему - проклятая война.

 

Ведь нервы не канаты, часто рвутся

От напряжений и житейских неудач.

От нерешенных жизненных задач

Как часто люди лбом о стенку бьются.

 

Ты помни, ветеран мой дорогой,

Войну, какую мы с тобою одолели!

И если все же уцелели,

То жизнью поживем еще другой.

 

Не будем хныкать, нюни распускать.

Ведь мы солдаты – это значит много.

А впереди нас – незнакомая дорога,

По ней, сам знаешь, нелегко шагать.

 

 

                            *        *        *

 

В кругу друзей я снова молодею,

Как будто скинул с плеч лет пятьдесят.

Хотя с годами все сильней седею,

И в паспорте на мне десятки лет висят.

Но если уж друзья поднимут чарки дружно

И чокнутся стакашками все враз,

Тут слов о старости нам говорить не нужно:

Становимся готовыми на кросс и брасс.

 

 

НАКАНУНЕ ДНЯ ПОБЕДЫ

 

Плохо спят в эту ночь ветераны.

Вновь болят у них старые раны,

Да и мысли опять о войне.

Тяжко им, бедолагам, вдвойне.

 

Было много друзей фронтовых,

Только трое осталось в живых,

Три процента, теперь говорят,

Только трое из сотни ребят,

 

Уцелело в кровавой войне.

Мой комбат, напиши-ка ты мне:

Как здоровье твое, как живешь?

 

Фронтовые ты песни поешь?

Вспоминаешь ли тех, кого нет?

Уж от них не получишь привет.

 

 

ОТПОВЕДЬ ХУЛИТЕЛЯМ ВЕТЕРАНОВ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

 

Как грустно на душе у нас с тобой,

Когда друзей мы вспоминаем павших,

Прикрывших нашу Родину собой,

Все тяготы войны познавших.

 

Хулителей солдат, чтоб больше не скулили,

Таких мы горлопанов спросим так:

- Вы под бомбежкой непрерывной были

И отбивали в сутки до пятнадцати атак?

 

Вы пили воду, перемешанную с кровью?

И ползали ли по-пластунски под огнем?

Не спали сутками, терзаемые болью?

Бой – ночью, ад кромешный – днем.

 

Контужены вы были бомбой иль снарядом,

И ваша голова тряслась, и кровь шла из ушей?

Ходили вы в глубокий тыл врага с отрядом?

В костер вы стряхивали вшей?

 

Вы видели в танках горящих танкистов?

Они как сухие поленья трещат.

А провод, зажатый зубами связиста?

Как фрицы в окопах от ран верещат?

 

Как летчик таранит немецкого аса,

И вместе с противником входит в пике?

А ночью красивая светится трасса,

Да только дыру оставляет в виске.

Минер ошибается только раз в жизни.

На воздух взлетает он вместе с землей.

И ничего не осталось для тризны.

Хоть раз вы представили случай такой?

 

Седел ваш волос в восемнадцать лет?

И танки вас в окопе засыпали?

Осколки рвали молодое тело? Нет!

И сотую вы часть того не испытали.

Так кто дал право вам судить о нас,

Отдавших для Победы молодые жизни?

Ведь не было бы на планете вас,

Не будь таких сынов Отчизны.

Как люди, здесь сидящие, средь нас,

Законом жизни был для них приказ.

Помянем всех солдат на фронте и в тылу почивших,

Медаль прославленного полководца получивших.

 

 

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ ВЕТЕРАНА

 

Весна у нас с тобой прошла,

И наступила осень жизни.

И старость грустная пришла,

Мы не нужны теперь Отчизне.

 

Но вспомнят нас еще потомки,

Как защитили мы страну.

Сейчас же правят бал подонки,

А Родина идет ко дну.

 

Ряды фронтовиков редеют,

Как снайпер смерть их выбивает.

Их головы сильней седеют.

Как тяжко им порой бывает!

 

Но духом все ж они сильны,

И время лучшее настанет.

Найдутся смелые сыны,

И банда пред судом предстанет.

 

Вся камарилья сгинет прочь,

Получит каждый по заслугам.

Не вечно же бывает ночь.

Крепить мы связь должны друг с другом.

 

А сколько лет отпущено судьбою

Нам жить в «краю зеленых помидор»?

Ни я, ни ты не знаем мы с тобою,

А если кто ответит – это вздор.

 

Пусть жизнь без нас продолжит бег.

Веселых песен не услышим,

Но честно проживем свой век

Пока мы полной грудью дышим.

 

Хоть мы болеем понемногу,

И ноги ходят уж не прытко,

И ехать в дальнюю дорогу

Для нас становится как пытка.

 

Но что нам трудности такие,

Не раз вели мы жаркий бой.

Прошли дороги фронтовые.

И встретиться должны с тобой!

 

Ведь нужно нам не угощенье,

А фронтовых друзей общенье…

Хотя и выпивка нам не помеха,

Скажу серьезно вам, без смеха!

 

 

ОСЕНЬ

 

Холодными слезами плачет осень,

И зябнут голые в саду кусты.

И в эту пору мне тоскливо очень,

А рядом нет тебя, уехал ты.

 

Все листья покраснели, пожелтели,

И ветер их уносит в даль.

И журавли куда-то улетели,

На сердце нам оставили печаль.

Ведь в жизни так случается нередко,

Ее прожить – не поле перейти.

Не помню, кто сказал, но очень метко:

Печаль и радость на одном пути.

 

Иной нам скажет, что грустить не дело,

Ведь лето жаркое придет опять.

В природе так, а в жизни – пролетело.

И наша молодость уж не вернется вспять.

 

***********************************