Лев РОДНОВ

 

 

ВЕЧЕРНИЙ КЛЕВ

фант-рассказ

 

         Ловушка проснулась и сразу отметила, что расчет оказался верным: возможности вечернего лова на несколько степеней были выше утренних возможностей. Утром Ловушка разбросала над планетой, населенной маломощными аборигенами, питательный, самовоспроизводящийся прикорм, и вот - можно было наблюдать прекрасный результат: цивилизация аборигенов развилась экспоненциально до пышной и многоцветной точки крайнего своего вырождения - то, что надо! - прикорм Ловушка опустила утром вниз в виде всеобщей полевой информации, но в силу примитивной чувствительности аборигенов его смогли тогда принять лишь единицы; собратья по планете усвоили прикорм позже - в интерпретации этих самых единиц, которых они называли "святыми"... Прикорм смешные существа внизу называли "верой", которую они видоизменяли и умножали по понятиям своего планетарного времени вот уже около десяти тысяч лет; время для Ловушки текло иначе, она проскучала в ожидании вечернего клева всего лишь день.

         Клев обещал быть великолепным! Почва, атмосфера, изрядное пространство вокруг планеты - все буквально кишело необходимыми эманациями, накопившимися в результате действия прикорма: аборигены надежно заглотили "веру" и теперь стопроцентно сидели на крючке. Дальнейшая судьба была совершенно ясна: либо погибать мучительной смертью от заглоченного внутрь, либо "вознестись" быстро и безболезненно в хранилища Ловушки. Ни то, ни другое не было подвластно мелкомасштабному мышлению аборигенов. Поэтому они продолжали лихорадочно наращивать обороты цивилизации, строили города, дороги, рыли грунт, делали летательные аппараты, упражнялись в консервировании собственных эманаций и называли это искусством: музыкой, поэзией, живописью... Ловушка с умилением зафиксировала эти, почти разумные, попытки постигнуть смысл мирового бытия.

         Ловушка чуть было не ошиблась, задремав. Прикорм вдруг начал загнивать вместе с цивилизацией: то, что аборигены называли верой, все больше превращалось в нечто совершенно неупотребимое, называемое на их языке "идеологией"... Потребовалась коррекция. Ловушка выпустила в небо над планетой массу загадочных летающих объектов, которые большинство населения приняло за очевидное подтверждение своей "веры". Летающие объекты - эти мини-ловушки - дразнили любопытство и воображение аборигенов на всех континентах планеты. Аборигены были в восторге, абсолютное большинство их полностью ориентировались на ловушки, охотно вступали с ними в контакты: цивилизация аборигенов испытывала нечто вроде предродового ошеломления - любая из мини-ловушек знала о мире гораздо больше, чем вся история планетарной науки. Взращенные за минувшие десять тысяч своих лет на прикорме типа "вера", аборигены массой хлынули к новому прикорму типа "знание": богатый урожай сам ломился в хранилища основной Ловушки. Да, пора было начинать лов: то, что аборигены обозначали звуком "душа", созрело окончательно.

         Ловушка давно облюбовала эту планетку, находящуюся на отшибе, вдали от больших энергетических скоплений. Ловушка здесь даже на работала, скорее отдыхала. Все случалось как бы само собой: утром она разбрасывала прикорм, вечером разбрасывала еще и - ловила, без труда и напряжения: цивилизация аборигенов каждый день повторяла одно и то же свое развитие, в конце которого охотно устремлялась всеми своими "душами" в бездонные хранилища космического рыбака. Потом наступала ночь, и Ловушка засыпала, питаясь до очередного своего пробуждения тем, что принес вечерний лов. Иногда к Ловушке приближались существа, похожие на нее. Тогда она делилась с ними добычей или, наоборот, защищала хранилища от воров. Во время таких "встреч наверху" планету аборигенов потрясали катаклизмы, а сами аборигены становились друг для друга убийцами и жертвами - обеспечивался повышенный ток эманаций наверх. Но это было нежелательно, потому что, в конце концов, существа внизу становились пугливы, осторожны, как звери, начинали не доверять голосу своего примитивного мозга - значит, прикорм типа "вера" начинал пропадать понапрасну, вечерний клев мог оказаться очень скудным...

         Ловушка в ожидании вечернего клева любила развлекаться тем, что упражнялась в смене масштаба восприятия мира. В обычном состоянии она ощущала себя от бесконечно малого до бесконечно большого везде, всегда и во всем. Меньший масштаб удержать в сознании было не так-то просто, тем более, примитивный четырехмерный масштаб мира аборигенов, вписанный в крохотную точку обитаемой планеты. Аборигены по-прежнему растаскивали по всей планете утренний прикорм, строили для него культовые храмы, хранили его в среде организованного социума, убивали друг друга из-за "веры", но более всего - плодились и наращивали сложнейшую гамму положительных и отрицательных излучений. Это всегда было прекрасно - видеть, как зреет новый богатый улов. Важно было не прозевать наивысший момент: некробиотические излучения на грани перехода живой материи в неживую были особенно питательны.

         Высшим шиком у Ловцов всегда считалось умение сконцентрироваться до масштаба отдельного аборигена и поймать его "душу" без помощи мини-ловушек, без приспособлений и помощников. Это была сверхзадача из сверхзадач: огромное, многомасштабное и многовременное тело Ловушки должно было сузиться в своем восприятии до пылинки, до микроба, до полного ничтожества, чтобы стало возможным совместить информационно-чувственные каналы двух бесконечно отдаленных существ Вселенной. Сделать это удавалось не многим, к тому же, в уходе в бесконечно малое таился большой риск: отключенное тело Ловушки оставалось жить в бесконечном мироздании как бы по инерции, без полного самоощущения, поэтому, вернувшись обратно из точки концентрации с уникальной добычей - "индивидуальной душой" аборигена - можно было застать на месте своего организованного многомерного и многозвездного тела обыкновенный хаос. А это - смерть... Но тем и отличались Ловушки от остальных жителей мира, что любили разрушительный риск и позволяли себе охотничий азарт.

         ...Художник, пьяница и доморощенный философ всенаплевательского толка Владимир Александрович Гришин проводил свой отпуск вдали от суеты - в заброшенной, совершенно пустой деревне на берегу небольшой речки он наслаждался полной свободой и абсолютным одиночеством. Творческая работа не шла, и поэтому Гришин жил в неспешном сочетании двух приятных дел - пьянстве и рыбалке. Еще он много размышлял, особенно с похмелья: тело, сознание и чувства, казалось, не то чтобы покидали его, нет, они словно бы расширялись во всех мыслимых и немыслимых направлениях. Когда Владимир Александрович начинал туго соображать, кто он, где он и что же такое его "я", он пропускал очередной стаканчик внутрь и бесконечность сразу же становилась ласковой и укрощенной. Он мечтал написать картину - раз и навсегда, единственную и вовеки веков, не имеющую названия, но воплощающую все названия мира. Картина в воображении ему представлялась так: бесконечная во все стороны тьма, а в центре этой тьмы горит невероятно ослепительным светом невероятно маленькая точка.

         Утром Гришин не поленился - забросил в омуток, где когда-то была мельница, сетку-авоську с тремя прокисшими буханками: авось, к вечеру в омуток на прикорм соберется рыба, можно будет хоть мелочь подергать для разнообразия. Днем художник спал, лишь иногда открывая глаза для того, чтобы подзарядиться стаканчиком вина. Художник очень был доволен тем, что рядом нет жены, детей, коллег и ценителей, что рядом только - умирающая деревня, природа, море вина и запасенного самогона. Жизнь восхищала тонкую душу Владимира Александровича и так, а вино вообще доводило это восхищение до беспредельности.

         Вечером начался бесподобный клев. Рыба хватала приманку слету, Гришин размахивал удилищем, как автомат. Полиэтиленовый пакет переполнился рыбой, и она веером распрыгалась вокруг по траве, замирая в зелени серебристыми сигналами. Вдруг Гришин понял, что что-то не так... Прямо перед ним, над омутком висел яркий плазменный шар и в тот момент, когда художник его увидел, в мозгу отчетливо прозвучало:

         - Ты избран Богом для великой миссии быть правителем мира. Я пришел, чтобы наделить тебя могуществом. Ты будешь обладать всем, что пожелают твои вера и разум. Сказать нужно одну лишь фразу: "Я согласен" - и твоя великая миссия начнется. Говори!

         Художник был знаком с симптомами белой горячки и глядел на висящий шар спокойно, даже с интересом. И вдруг он понял: это как раз то, что нужно! Черт! Вот так удача! Слова пришельца не произвели на пьяного рыбака никакого впечатления, зато профессионально-голодное воображение художника немедленно нарисовало вокруг светящегося точечного объекта немыслимой глубины тьму...

         - Отлично! Это моя лучшая картина! - сказал Гришин вслух. - Но я никогда не нарисую ее на полотне, потому что полотно - плоскость, которая все испортит... Я буду носить эту картину в себе!

         Шар исчез. Клев прекратился, как отрезало. Наползли тучки. Владимир Александрович собрал рыбу и дома напился под жаркое с особым удовольствием: необычная картина неотвязно и ярко стояла в глазах, наполняя все существо Гришина неизъяснимой силы внутренним светом.

         - Отлично! - удовлетворенно промычал на сон грядущий художник-отшельник, и на губах его застыла улыбка, переходящая в храп. Отпуск заканчивался, пора было возвращаться к людям.

         ...Последнее, что помнила Ловушка, были ее излучения в диапазоне информационного обмена между аборигенами: "...твоя великая миссия начинается. Говори!" А потом произошло что-то страшное, непредвиденное: Ловушка с ужасом поняла, что какая-то сила с легкостью превратила ее из охотника в беспомощную жертву. И наступила тьма.

 

1985 г.

 

 

Hosted by uCoz