Лев Роднов

 

ОНИ

 

          Уши слышат их, но сути слов не имеют. Взор повсюду на них набредает, но проходит насквозь беспрепятственно. Память рада бы их удержать, да не может. Они опыт свой не хранят. Они душу в душе не содержат. Они любят себя изменять, изменяя себе. Тот, кто хищен из них, ищет правду средь слабых. Тот кто слаб, верит в ложь, как в спасение. Безымянным не жаль безымянных. Они праздник от праздности не отличают. Они могут гордиться паденьем и мраком, они к свету идут по приказу, они верят в вождя, как язычник в болвана. Горе силу дает им, счастье — разъединяет. Зеркала их украшены лестью и страхом. Они славят разбойников в прошлом, они завистью кормят живущего вора. Они якобы лучше других. Самомнение — солнце ослепших. Мысль убита здесь склонностью к вере. Ну а вера сидит на цепи у надежды. Они странное племя метерых детей: безутешен их крик, безоглядно веселье. Они ищут чему подражать. Подражая, теряют века. Меж детьми и отцами не пропасть, а мода. Они любят быть копией истин и знаний. Что присвоено вдруг, то им ныне — Отчизна! Им чужое — не враг. Они строят плохие дороги. Города их в грязи, а селенья в унынии. Они смертью рабов добывают рекорды. Ожидание счастья — это воздух и плоть их безделья. Старики беспокойны, как грозы. Разум смотрится в крах с наслажденьем пророка. Реки их обмелели, и земли разрыты. Они пробуют жить, но, увы, — доживают. Им бы нужен герой, обладающий чудом. Как всегда, — говорят они, — как всегда… Пре-ображение — жажда их маленьких душ, вечный внутренний зов, что сильнее инстинктов. Образа помещаются в сердце. Им бессмыслица — мать, оправданье — отец. Пре-ображаться — их дикая страсть. Они целым народом впадают в иное, в новый образ случайный, как в пьянство. Они — сонмы актеров на сцене времен. Они ролью живут, и рождаются в роли, и в роли уходят. Коротки скетчи историй их дробных! И спектакли меняются слишком уж часто. Даже нет у них собственных слов для себя. И молитва, и песня, и платье — на время, на миг. Лицедеи судьбы, подменившие культом культуру. Опираться на прожитый грех — это значит стоять на ногах. Опираться на чей-то мираж — это значит служить балагану. Они так и живут: понарошку! Их вчерашние мысли — в чулане, их прожитые чувства — в земле. Они ждут потрясений, как славы. Но они не погибнут от пуль и разврата, потому что погибель их — сцена и роль. Они — маски и грим, они куколки правил, они — речь, что нашептана званым суфлером и званым жрецом. Похвальба их сидит на плечах похвалы. Нет, не здесь за наитием следует слово. Здесь же люди спешат за привадой отравленных снов! Мотыльки обожают жить вечным мечтанием. Они строят плохие дома. Они сделали целым тюрьму и работу. Они копят заморские деньги. Они могут питаться и манной, и ядом. Призрачен мир, где фантазия — царь в голове. Они тешат своим лицедейством других. Театрален их жест, бутафорен их мир. Мода сменится вдруг, или сменится царь — декорации тотчас же пере-вернутся. О, судьба подражателей ловких! Все подвластно их быстрой игре: и бездушные вещи, и символ картонный. Они истово счастливы тем, что играют прекрасно: в Бога, в Родину, в миссию первых, в золотую историю сказок своих, в возрождение мертвых и в охоту на ведьм. Они так поэтичны! Круг игры их велик. Ценность их жизни есть время спектакля. А время их — миг! Театральность пуста без последних пределов — нарисованный бог нужен им для картинной беды, для погибели и назиданья. Кто же смотрит на них, оглашенных, кто питает их бедный талант? Возрождение — жизнь после жизни — снова прежняя роль в изменившемся мире. Кому быть кукловодом — решают не куклы. Призрак искусства хозяевам служит. Лицедеи же призраку служат! Они сводят на сцене времен всю алхимию неба с алхимией ада. Они делают взрыв — свой «особенный путь» — катастрофу как свет. Имена им даны по ролям, а дела им даны, как условность. Кто придет к ним собою самим, тот с собою покончит.

Hosted by uCoz