Лев РОДНОВ
КНУТ
СУИЦИДА
Ты
видишь правильно, если отличаешь «пробу сил» от «демонстрации силы».
С
одной стороны, чаша человеческой жизни становится всё мельче, с
другой стороны, поток цивилизации всё больше напоминает тропический
ливень. Кто как умеет, прикрывает свою переполненную «чашу»: водкой,
аскетизмом, агрессией, тупостью, специализацией, хобби… — потому
что слишком ненадежен запас прочности чаши, любая случайная капля
может стать последней. И вполне понятна неадекватность реакции современного
человека на многие, казалось бы, пустяки и мелочи — в каждом из
них он видит эту самую «последнюю», смертельную каплю, и от того так
дико охраняет свою неприкосновенность. Но капли всё равно попадают…
Суицид. Явление-рекордсмен
для здешних мест. Самоубийство. Лучше разбитая чаша, чем переполненная.
Всё или ничего. Снова разговор о том же: «всё» — в 15 лет, «ничего» —
в старости. Три процента покончивших с собой — дети, восемьдесят
процентов — старики: «всё» в десятки раз менее опасно, чем «ничего».
Юность предчувствует и поэтому терпит, старость знает и поэтому не
желает больше чувствовать.
Говорят:
«Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Но по сути происходит
большее: смеясь над своим прошлым, человечество неизбежно смеется
и над своим будущим. Осмеянное прошлое — измененное будущее. Однако
при не полной искренности прошлое девальвирует, а будущее — не изменяется.
И не трогайте слабых!
Они виноваты в том, что слабы, но больше, чем сами себя, никто уже их
не накажет.
Каждый носит свой ад
внутри.
…«Дайте
мне точку опоры, я переверну мир!» — похвалялся мудрец. Ай-яй-яй!
Слава богу, что мир на том и держится — не имея «точки опоры»: всё подвижно,
всё относительно, свобода мира сбалансирована, а не укреплена.
А что сказать о внутреннем мире? Уж не то же ли самое?! Упаси бог иметь
внутри что-нибудь, что может послужить «точкой опоры» всему остальному…
Это — катастрофа, катаклизм. Перевернешься. И не раз.
Точка
опоры — это не более чем посох: сносившийся нужно отбрасывать
прочь без сожаления. Вечность опирается на миг. Точку опоры полезно
иметь при толчке, но она не нужна при свободном полете.
Думать
о смерти в пятнадцать лет — это нормально! Жизнь — шкала; не бывает
линейки без «нулевого» деления, относительного начала отсчета.
Относительно чего? Что взять за «нулевое» деление? Ценности морали?
Ценности идеологии? Сектантские догматы? Правила желаний? Нет! Самое
точное осмысление истинной ценности вещественной жизни возможно
только относительно самого стабильного «нуля» — смерти. Отсюда
берет начало юношеский максимализм, отсюда естественное стремление
знать суть вещей, а не их условность.
Самые
близкие и самые первые ценности на «шкале» жизни: любовь, смысл, правда,
дружба. По большому максималистскому счету ни одна из этих ценностей
не терпит даже мизерной лжи, потому что измерение происходит по
абсолюту: всё или ничего! И это хорошо! Природа сама дает нам шанс: вот
тебе «всё», вот тебе «ничего» — работай!
Было
бы гораздо хуже, если бы мы никогда вообще не думали о второй половинке
проявления жизни — смерти. Бродя по вечному неразвивающемуся
кругу, мы обрекли бы себя на вечный идиотизм. Именно смерть заставляет
нас совершать главную свою работу, пока открыты очи, — жить. Даже
самоубийство — это всего лишь крайняя форма эгоизма, не нашедшего
компромисса с миром. Природа заботится об эволюции духа.
Индусы
говорят: смерть — прекрасный советчик. Еще бы! Она всегда предельно
точна и бескомпромиссна. Впрочем, с острым инструментом может работать
только трезвый мастер… Уж не пьян ли ты от тех «ценностей», что по ошибке
научился называть «жизнью»? Прислушайся! Знание о небытии заставляет
нас быть.
Временные
идеалы обманывают. Вечность — никогда!