Лев РОДНОВ
ЧЕМ ПАХНЕТ?
Сорок лет назад, при случае, старший брат подносил свой
кулак близко к моему лицу и многозначительно спрашивал: «Чем пахнет?» Детство
давно позади, а вопрос так и остался без ответа. Потому что запах сам по себе
не может быть вопросом, поскольку он и есть ответ.
Запахи нам снятся значительно реже, чем все остальное;
пахнущая реальность – одна из самых древних. Все, что живет и дышит в
атмосфере, неизбежно источает свою природную «визитку»: есть запахи встречи,
радости, и есть запах горя, угрозы. Чутье – инструмент очень тонкий! Пахнет луговая
тишина, властвует над прицелом ноздрей зов пламенной страсти, философично
струится запах тлена. Гимн обонянию пели и мотыльки, и боги. Пахнет замля,
пахнут цветы и деревья! Города и машины сливают дыхание. Страны и времена
узнаваемы, как ароматы в цветнике Истории. Запахов на земле больше, чем слов.
Это – космос, в который мы погружены от момента рождения и до момента смерти, и
о котором мы знаем очень мало. Закон природной жизни такой же беспристрастный,
как строка Уголовного кодекса: незнание правил не освобождает от
ответственности. Запах – порождение земного общежития и поэтому его
индивидуальность может существовать только в гармонии со всем остальным
множеством. А если нет гармонии? Если искусственного больше, чем настоящего? Тогда
человеческого судию поправит судия, как говорится, Верховный.
Помнит седой ветеран запах пороха, помнит охотник дух крови
и леса, знает рыбак терпкий запах сетей. Громкое «Я» превращается в тихое «Мы» –
это пот превращает рабочих в «рабочую силу»; запах вагона венчает, как тайный
священник, романтику русского бега с тоскою убогих просторов; запах вареной
картошки и «Беломора» – милый смог среди анекдотов и кухонь.
Обоняние – праязык, переживший все языки. Запахи оригинальны,
их невозможно сравнивать друг с другом, они индивидуальны, как банковский шифр.
Мы путешествуем по своей жизни от десятилетия к десятилетию.
Ах, что же мы помним? – Пятидесятые! – Запах застолий, терпкий дух бузины в
огороде, пахучая кринка с топленым молоком, полынь на спирту, гуталин на кирзе,
нафталинное царство в шкафу, запах целлулоидных воротничков, дух толокна и
запах первомайских листовок, сброшенных с неба, запах сена в казенной кошовке.
Закрой глаза, останови слух и мысли: цветок нашей памяти неувядаем. – Шестидесятые!
– Это запах очередей за отрубями и хлебом, жуткий, таинственный запах лампады, восторг
новогодних хлопушек и бенгальских огней, пары проявителя над первыми фото, дуст
под диваном и чад над электроспиралью. Не нужен переводчик, чтобы ощущать бытие
бессловесно! Обоняние есть истина плоти. Ни в одном архиве нет того, что
существует лишь в настоящем. Запах не спрячешь и не сохранишь. Дух жизни
доступен, но неуловим.
А потом – только то, что потом: ноздри щекочет запах первых
девичьих духов, школа пахнет мелом и соблазном жареных пончиков, льется первое
«крепленое десертное» и дымится первая затяжка. В чем ты, сила этого странного
слова «потом»: было? есть? или будет? – всюду подходит... Годы пахли шампанским
и пылью ремонтов, детским кефиром и тихой аптекой. Все сложилось в узор,
отстоялось, как осень, поэзией прошлого стало. Так ведь и нынешний вихрь
отстоится: деньги с запахом крови, вездесущее пиво, бомжи и помойки – запах
вечного страха! – все уйдет, растворится и станет красивым. Если в это не
верить, то не на что будет потом оглянуться с восторгом.
Чу! Обоняние – это знание сути вещей: путь истины прост,
прям и короток. Небо не слышит разумных и не видит зовущих, но оно нас всех –
чует! Немой остроте чутья принадлежит право первого впечатления. Проведите
месяц в Крыму, а потом войдите, вернувшись, в многострадальный лифт родной
многоэтажки и глубоко вдохните:
– Домом пахнет..., – задумчиво скажет сынишка.
А папа поправит в нюансе:
– Дома, сын, у нас пахнет иначе. А это – запах Родины.
Если б художники могли передавать образы жизни, воссоздавая
саму ее атмосферу, то все бы картины в мире назывались одинаково: «Без слов».