Лев РОДНОВ

 

ПРАЗДНИЧНОЕ ПЕРЕМИРИЕ

 

          Наконец-то можно как следует отдохнуть! Среднестатистческий декабрьский гражданин думает о выдающихся личных подарках. Рабочее пространство гигантских фирм и небольших контор гудит от разговоров об отдыхе. Вот-вот зазвенят фужеры, ударят в потолок пробки, тяжко ухнут знакомые куранты и веселое братание малопригодного нашего прошлого с таким же малопригодным (нашим же) будущим — начнется. Весело! Ликованию подлежит все, что облик имеет и речь. Вечный сценарий: грядет Новый год. Значит, грянет полуночный праздник! Ночь перемирия с собственной жизнью! Ночь никогда не сбывающихся волшебств — миг неизвестности и ожиданий. Краток сей миг, хоть и год сей велик.

 

          Сказка стечет с голубого экрана, как опийный дым и страна утомится от звезд. Громкие крики, шутихи и пороховушки — стоит ли думать о чем-то еще?! Хищники веселы, зайцы смелы! Все поздравят друг друга с надеждой дожить до иных поздравлений.

          Человек человеку подаст безделушку. Человек человеку подарит слова. Каждый зорко смолчит: что дороже? Пьяный трезв, трезвый пьян — карнавальные маски на скрывшихся лицах.

          Море блеска и шика покроет все то, что скучало по свету. Благодарные души не спросят иного и станут певучи. Ах, любимое время: не думать, не помнить, не знать! Нет пожаров в пылающих чувствах прохожих — миролюбием тешится каждый.

          Свечи вспыхнут. Обжоры уснут. Богомольцы надменность скрестят со смирением. На морозных ветрах — жар огней городских.

          Кто подскажет: куда повернуться лицом? Если в бывшее смотришь — спасибо ему за науку, если в завтрашний день — за прекрасный обман. Тост, — заклятие верящих в чудо, — воспарит над столом короля и раба. Вина щедро вольются в речистое горло и заставят его взять над разумом власть.

          Что за дивный шабаш?! В темноте грезы света ясней!

          Как любовник любовника, человек держит сам себя так: изнутри — зовом счастья, а снаружи — кнутом. Меры нет человеку, когда нет мерил. Когда ждет он запретов, себе запрещать не умея. А в волшебную ночь — можно все! Вожделение ищет свое сожаление, восседая верхом на похмелье. Удивителен мир, превращенный из плавных течений в бурлящий каскад! Лето — паводок вод, зимы — паводок чувств. Кто себе сам на смену идет? Засыпает в одном, чтоб проснуться в другом? Человек или год?! Кто меняется первым: судьба или лист календарный? Кто меняет одежды надежд? Побирушка-проситель? Тиран? Лицедей?

          В числах нет новизны. И в словах ее мало. Но прислушайся, друг! — В тишине, что предшествует звуку, есть смысл. Он — крылатыми делает спящих. Он барьеры крушит в ремесле. И рождает детей. Чтобы было кому посмеяться над прошлым.

          Человек слишком стар. Дед Мороз — одуванчик зимы — однолетка. Дед Мороз человека не празднует.

          Пусть запомнится то, что вело не к усталости лет. Не фанфары, не вещи, не деньги — не пир суетящихся здесь. Это — вехи дорог между жизнью и жизнью в кишащих живыми мирах.

          Два бокала, наполненных вровень, поют одинаковой нотой. Чаши жизней звенят — не иначе. Счастлив тот, кто несет драгоценное время в посуде без трещин. Пьет вино  торжества не безумно, легко выпрямляясь спиною и духом, поднимая напиток любви высоко на собой. Только тот может счастья желать, кто богат этим сам.

          Бедняк пожеланьям не внемлет.

          Испытанья сложны, но от них происходит зерно простоты. Каждый чует, что есть под покровом обманов и страха огонек непогасшего детства. Чиркнет спичка, душа затаится…, и… вдруг… — разлетятся бенгальские искры! Огонек с огоньком повстречались опять!

          В мире все безнадежно старо. Кроме наших надежд на ошибки.