Лев РОДНОВ

 

 

ПОЛНЫЙ ПОРЯДОК!

 

опубликован в лит. журнале СП «День и Ночь» в 2003 г.

 

рассказ

 

         Для того, чтобы почувствовать себя мессией, достаточно повстречаться с чем-нибудь таким, что "ни в какие рамки не лезет", а повстречавшись, - тут же предложить свою полную безграничность.

         Так и случилось. В необъятных временах и пространствах плыла знакомая нам всем Вселенная, где-то в ее недрах пульсировала наша галактика, если хорошенько присмотреться, можно было бы разглядеть и золотую пылинку - Солнце, а вот и планеты... По одной из них - Земле - и катил в вагоне дальнего следования "Харьков - Адлер" человек средних лет, средней наружности и среднего достатка - некто Хохлов. Но при всей его усредненности, настроение Хохлов имел просто невероятное! Он сидел в качающемся на ходу купе, внешне томился и скучал, но это было далеко не так - душа его летела, она стремилась ввысь, она легко покидала железную клетку вагона, взмывала в небо, к Солнцу, потом еще выше - к Млечному Пути, потом туда, чему нет названия, потом... Ах! Что говорить: Хохлов ехал в отпуск - свободный, как ветер, и одинокий, как космос.

         В том же купе ехали куда-то по своим студенческим делам три девушки, три однокурсницы. Их подчеркнутая вежливость и сдержанность по отношению к мужчине с летающей душой не лезла ни в какие рамки. В том-то и причина! Независимо ни от чего, Хохлов вдруг почувствовал себя мессией, который запросто способен объять своей жизнью и своим учением каждого. Ближнего - тем более.

         - Давайте выпьем, - сказал Хохлов вслух и сам удивился, как натурально, естественно и убедительно звучит его голос.

         - Давайте! - озорно вдруг согласилась одна из девчонок и подмигнула остальным, - те сделали губки бантиком.

         Тут Хохлов испугался, потому что выпить-то как раз у него и не было с собой, он, собственно, просто так сказал, в шутку. Ляпнул.

         - Давайте, давайте! - загалдели девчонки. В груди у отпускника стало горячо, он понял задачу: надо не только пророчествовать, но и являть чудеса.

         В специальном купе для проводников лежал пьяный проводник.

         - Здравствуйте, извините, вы не сочли бы... - начал издалека заглянувший в дверную щель Хохлов.

         - Двадцать пять! - немедленно отреагировал лежащий проводник и достал откуда-то из-под себя нераспечатанную водку. - Только чтобы все было в порядке! Понял?

         Сделка состоялась, Хохлов ушел, но вскоре опять замаячил в дверной щели проводницкого купе.

         - Еще? - прогундел лежащий и полез за следующей бутылкой.

         - Стаканы бы... - робко уточнил пассажир.

         - В мойке возьми. И чтобы - порядок полный у меня! Понял?

         - Понял, - проникновенно произнес Хохлов, наспех споласкивая от чаинок четыре стакана. Но проводник уже потерял к беседе всякий интерес.

         В тесном вагонном проходе Хохлов столкнулся с разъяренной женщиной, которая тоже хотела видеть проводника. На вытянутых руках перед собой женщина тащила развевающийся ворох дорожного постельного белья. Хохлов прижал стаканы к себе - женщина с визгом пролетела мимо:

         - Безобразие! Он выдал несвежее белье! Эти сволочи зарабатывают на нас, как могут! Я буду жаловаться! Где бригадир поезда?

         Хохлов снисходительно улыбнулся вслед возмущенной гражданке, юркнул в свое купе и клацнул защелкой. За дверью началось таинство человеческого бытия - знакомство и приятная беседа, об энергичности которой можно было только косвенно судить по нарастающим хихиканьям да по увеличению громкости мужского баритона. Однако, бутылка на четверых разошлась очень быстро; оживленно набиравшая обороты и размах приятная беседа, стала вдруг увядать и двигалась больше по инерции, чем на интересе. Срочно надо было добавлять "горючего".

         - Сейчас будет все в порядке, - сказал Хохлов спутницам, вышвырнул в окно пустую посуду и пошел за новой порцией.

         - Тридцать пять, - сказал проводник заплетающимся языком. - Не хочешь - не бери, - сказал проводник. - Только чтобы все!..

         - Я знаю, - холодно отрезал Хохлов и выложил сумму. Проводник тут же захрапел. По всему купе в беспорядке были разбросаны простыни, наволочки, полотенца - очевидные следы недавней деятельности нервной гражданки, не желавшей спать на грязном белье.

         - Полный порядок! - торжественно объявил Хохлов. Спутницы- студентки одобрительно защебетали, шельмы. В Хохлове что-то дрогнуло. Хохлов-ловелас уступал свои позиции Хохлову-сквалыге. Иными словами, жаль стало честно заработанных своих денег, нет, даже не так - жаль не денег, заработанных честно, а потраченных на оплату - за услуги барыге, спекулянту, отродью... С этого момента душа Хохлова прекратила свой межгалактический надсущностный полет, вошла, как ей и положено, в тело, озаботившись проблемами сиюминутными. А именно: Хохлов прекрасно понимал, что никакого продолжения коллективный роман-эпизод со студентками иметь не может, в то же время, он уже завелся и хотел пить, кутить и балагурить дальше, но ладно бы один шиковал, а то - четверо! Ну и дурак!.. Девчатам Хохлов стал наливать на донышко, себе - по полстакана. Обнаружив в Хохлове заурядного жадину, девчата справедливо потеряли к нему всякую симпатию. Пьянство и гордость - несовместимы. Девушки оказались гордыми, пить перестали совсем, отвернулись, разбрелись по своим полкам каждая и замолчали. Хохлов ощутил себя одинокой, голой и неприступной скалой из песни: "Есть на Волге утес, диким мохом оброс", - гордость он презирал, а силу мужской личности демонстрировал, как и все российские работяги - пил до точки.

         - Шеф, все в порядке, еще одну, друг, - Хохлов пришел к проводнику за третьей. Проводник мычал и пускал слюни, но в законах бизнеса был, как стекло: помнил все предыдущие и плюсовал цену в точно соответствии с возрастающим аппетитом клиента.

         - Сорок пять, - можно было понять из мычания.

         - Послушай...

         - Не хочешь - не бери.

         - Ладно. На, живоглот.

         - Я ведь встану сейчас, - пригрозил проводник пассажиру. - Порядок нарушать не позволю. Оскорблять! При исполнении слжб... слж... сбждл... слу-жжж-е-ббб-ных обязанностей?!

         - Извини, шеф, извини, погорячился.

         Тело проводника находилось в бескрайней интоксикации, разум жил отдельно - вел дела "бизнеса", чувства заботились об охране служебной и человеческой чести. Проводник был таким же многосложным современным человеком, как и сам Хохлов; братья цивилизации почувствовали родство непоседливых душ. Хохлову нравились люди, умеющие в одно и то же время жить сразу несколько параллельных жизней, причем, от стаканчика-другого число параллелей могло даже увеличиваться. Не то, что у этих, одноклеточных свистушек...

         За окном мелькало и вечерело. Студентки прочно залегли и замолчали окончательно. Хохлов пил один, мрачно и удовлетворенно скорбя о скудоумии и скудосердии мира, криво усмехаясь по поводу его всеобщей одноклеточности и бескрылости. Слов в голове не было - было какое-то печальное томление, взирающее покровительственно на суету мирскую. Постепенно к Хохлову пришло тихое озарение: порядка в мире не было, нет и не будет.

         К середине третьей бутылки память изменила ему, Хохлов перешел в режим существования, именуемый в просторечии "автопилот". Именно в этом состоянии он и полез рукой под чужое одеяло.

         Девки устроили коллективную истерику, попрыгали со своих полок вниз и побежали доносить. Явился  пьяный проводник с каменно-безразлично-серьезным выражением лица.

         - Гржднин, пчму нршаете прядок? А? Гржднин! А?.. Высссжу на стнции за нхждение в нетрзвом в-де. А!

         - Высадите, высадите его! Чего он налакался, да еще и лапается! - зачирикали в три голоса одноклеточные.

         Одну из них проводник поймал за зад и стал тянуть к себе.

         - Ух, какай хр-рошь-я!

         Выскочила в проход женщина, которая тащила давеча белье.

         - Да вы что, не видите, они же вместе нализались! Безобразие! Милицию вызывайте! Сейчас я бригадира поезда приведу, он в соседнем вагоне. Никакого порядка!

         - Плный прядок! - самодовольно гаркнул проводник.

         - Прядок! - эхом повторил автопилотный Хохлов.

         - Сбирр-райте вщи, - проводник серьезнел все круче.

         - Какие щи? - не понял беспамятный Хохлов.

         - Вщи собирайте, гржднин. Я вас вы-сажваю. Вщи... Вв-ве-щ-щи.

         - Я не пойду! - испугался пьяный Хохлов. - У меня билет.

         - Блет у меня, - сказал проводник. - А у тбя нету. У мня твой блет, пнял? Девочки птдтвердят, что нет...

         - Высадите, пожалуйста, этого алкоголика! Мы скажем, если надо, что он без билета едет, - послышался дружный возмущенный щебет.

         - Пнял? - торжественно спросил проводник.

         - Извините... - хотел было найти компромисс тихий, в общем-то, пассажир.

         - Кто хулиганит в общественном месте? Почему порядок нарушаете? - пришел бригадир поезда, такой же помятый и пьяный, как проводник вагона. Язык, правда, у бригадира не заплетался - профессионал он был классом повыше.

         - И тот, и другой хороши! - заголосила женщина. - Белье не стираное выдал! Я буду жаловаться!

         - Не беспокойтесь, гражданочка, сейчас разберемся, наведем порядок, - бригадир выпятил грудь.

         Начальство сурово стало подталкивать проводника к служебному купе, где двое вскоре и скрылись. Минут через десять из служебного купе клубами повалил, ядовито распространяясь вдоль вагона, папиросный дым; грянула на полную мощь стереофоническая магнитофонная глотка.

         - Уймите ваших дружков! - набросились девушки, женщина и другие пассажиры на засыпающего Хохлова.

         Сломленный обстоятельствами, покорный Хохлов пошел выполнять порученную миссию.

         - Я т-бе ск-зал, что в-с-жу? В-с-жу! - заговорил первым, не дав Хохлову рта раскрыть, проводник. Бригадир поезда сверлил взглядом красных глаз, молча и одобрительно кивал. - Ех-х-ть х-чешь?

         - Верни билет! - потребовал Хохлов.

         - Не пложено! Такой пр-рядок! В-сс-жжу!

         - Что ты до меня д... - тоже начал мрачнеть Хохлов.

         - Четв-р-тной и за-мнем! - нагло заявил проводник, бригадир кивнул.

         Хохлов вышел в холодный тамбур, загнул откидное сиденье и стал печалиться, мерзнуть, трястись и трезветь. Даже через дверь и сквозь стальной колесный грохот было слышно, как орут пассажиры и магнитофон. На некоторое время Хохлов впал в бессознательное сидячее забытье.

         Очнулся он от того, что его трясли. Поезд стоял на какой-то ночной станции. К жизни Хохлова призывал пьяный тщедушный милиционер.

         - Нарушаете! - скрипучим казенным голосом объявил страж порядка; за его спиной толпилось нетерпеливое, мстительное любопытство предыдущих участников этой истории. Они наперебой поддакивали.

         Пьяный милиционер оштрафовал Хохлова на десятку и ушел под разочарованные комментарии вагонного общества.

         Поезд тронулся.

         - На след-д-щей ст-нции опять млицию выз-зву! - пообещал вредный проводник. - Плати четв-ртной! Штр-ф. За н-ршение п-рядка.

         Хохлов начал соображать, что к чему. Он тихо выругался и заплатил.

         В купе девчата заорали пуще прежнего.

         - Спать невозможно! Перегаром воняет!

         Хохлов молча укрылся с головой и уснул без ненависти. Сил на чувства не было.

         Ночью Хохлову приснился сон-притча, яркий и запоминающийся, как новогодний праздник в детстве. Во сне он снова сел в злополучный вагон с пьяным проводником-вымогателем, снова купил втридорога водку, снова на него орали, вымогали и штрафовали - все было удивительно отчетливо. Действие во сне имело продолжение: Хохлова сняли-таки с поезда, был короткий разговор с пьяным начальником станции, после чего - заплатил. Заплатил он и пьяному таксисту, который вызвался мчать его вдогонку ушедшему составу; таксист дорогой ржал и почти не держался за баранку, таксист говорил, что на следующей станции поезд может не остановиться, так как машинист тоже пьяный... По радио кто-то пел пьяным голосом. Хохлов понял: весь мир пьян и прекрасно знает об этом - ему нравится быть пьяным. Причем, можно было заметить, что все "поддатые" в обязательном безусловном порядке заботились о... порядке. Каламбур жизни, так сказать. То есть, чем поддатее, тем больше у тебя прав на порядок. Сон продолжался, не прерываясь. Поезд догнали. Хохлов по-воровски проник внутрь, нащупал под скамейкой - как чуял: здесь! - пол-литру и залпом "дернул" прямо из горла. Сон кончился, Хохлов отключился во второй раз - уже во сне: стало темно и безразлично-муторно, жизнь провалилась в размеры без названия.

         Утром, как положено, явилась жажда. Хохлов, "восставший" намного раньше остальных пассажиров, кое-как проковылял до туалета, закрылся и вожделенно надавил ладонями, сложенными "лодочкой", на металлический сосок умывальника. Брызнула тепловатая струя, противная и невкусная. Наклонившись, качаясь от неровностей движения, Хохлов пил, а перед глазами у него прокручивалась картина езды с разудалым таксистом. "Сколько же я ему кинул?" - подумал Хохлов мучительно. И только тут Хохлов смекнул, что вспоминает сон. Он искренне развеселился от собственной замороченности, но следом нахлынули реальные воспоминания о вчерашнем, и веселье, мелькнув в сознании метеором, исчезло. Хохлов пошарил по карманам и пересчитал деньги. Веселиться, действительно, было не с чего.

         Поезд исправно стучал колесами на стыках, вагон раскачивался, ехал. Девушки не улыбались, проводник не разговаривал. Конечно, Вселенная вокруг существовала, как и прежде, но теперь это была ДРУГАЯ Вселенная - ее пространство уже не содержало в себе одинокой, восторженной и летающей человеческой души имени гражданина Хохлова. В этой Вселенной был другой ПОРЯДОК, отличный от того, с которым был в гармонии герой этой истории. Поэтому похмельный, то есть практически трезвый, Хохлов сделал вывод, аналогичный тому, что был найден в подпитии: мир ПРИНЦИПИАЛЬНО бардачен - это и есть его порядок.

         Но, может быть, даже не в Хохлове дело. А в ком или в чем? Трудно сказать точно. Ну, для чего, например, надо было рассказывать здесь о трех мимолетных девушках-студентках и о женщине с пуком грязного белья? А черт их разберет: уж больно много от них шума!

 

1989 г.