Лев РОДНОВ
опубликовано в
еженедельнике «КУ» в 1986 г.
ВЫИГРЫВАЕТ ТОТ,
КТО ПРИХОДИТ ПОСЛЕДНИМ
Все началось с того, что в середине лета, в самый разгар
жары единственный городской пляж стал приобретать вдруг дурную репутацию.
Словно заранее сговорившись, каждый день здесь тонули по восемь-десять человек,
причем тонули исключительно мужчины, по большей части, мужчины солидной
комплекции, с брюшком. У спасательной службы наступил аврал: дежурные на лодках
барражировали вдоль буйков интенсивнее обычного, тем не менее, аквалангисты
продолжали доставать из воды труп за трупом - безмятежие пляжа то и дело
оглашали безутешные вопли родственников и знакомых погибших. Этот очевидный
факт - регулярная, почти массовая гибель людей - немедленно оброс всевозможными
домыслами и слухами, доходящими от знающих людей, доморощенных криминалистов и
очевидцев, получивших надежную информацию только что из первых рук...
Предполагали разбойные действия гигантской щуки, ополоумевшей от старости и
загрязненности водоема, грешили на сильные холодные течения, известные своим
коварством, судачили о группе организованных бандитов, специально занимающихся
странным промыслом с неизвестной целью - чего только не предполагали охочие до
чрезвычайных происшествий и небылиц горожане. Догадки и слухи достигли своего
апогея, когда из воды выскочил на берег с выплюнутым загубником, срывающий с
себя на ходу обмундирование, аквалангист-спасатель; глаза его были вытаращены
от ужаса, спасатель перепрыгивал через тела загорающих и под дикий вопль мчался
большими скачками, не оглядываясь, в глубь берега. Спасателя отловили и
поместили в психиатрическую больницу, но речь к нему не вернулась ни в тот
день, ни на следующий... Граждане запаниковали. Пляж, несмотря на
исключительную жару, заметно опустел. Только безбоязненные отдельные матери да
их визжащие дети продолжали загорать, правда, не заходя в воду дальше, чем по
колено. Приходили на пляж подвыпившие парни, не внявшие предупреждениям женщин.
Результат - четыре новых трупа. После чего - всё! О купании не заговаривали
даже дети. Загорали, обливались водой из детских ведерок и полиэтиленовых
пакетов, но в глубь - ни ногой! Повертелась на пляже милиция, но, ничего не
обнаружив, уехала, пожав плечами. Спасатели от избытка чувств и
профессионального непонимания пили в режиме форсажа: с веранды из
"резиденции" над пляжем день и ночь струился громкий эмоциональный
матерок. Был июль.
Неподалеку от пляжа располагалось романтичное, но дорогое и
громоздкое хозяйство яхт-клуба, которое запросто могли попортить блуждающие по
набережной алкаши, не в меру активные подростки или попросту воры, поэтому
хозяйство требовало оплачиваемой охраны. Чем и занимался студент-медик Мишаня.
Он не спеша прогуливался по деревянным мосткам туда-сюда, с удовольствием
выпуская в ночную прохладу струи сигаретного дыма. В небе светили звезды, в
черном глянце воды покачивались желтым крапом отраженные городские огни,
волшебными живыми абрисами окружали мостки затихшие яхты, лишь иногда поскрипывала
какая-либо снасть, еле слышно могла дзинькнуть цепь, плеснуть нечаянно играющая
рыба. Деревянные доски под ногами приятно пружинили. Мишаня ощущал себя центром
этого прекрасного, светящегося, ровно и вечно живущего мира, нет, даже не мира
- мироздания! И тут его кто-то окликнул...
- Парень... Эй, парень! Оставь докурить! - Мишаня даже
растерялся, так как, оглядевшись, не обнаружил никого. Ласковый, вкрадчивый
голос шел откуда-то снизу. - Не жмоться! Курить охота... Иди сюда, здесь я...
И тут он увидел. Из воды, уцепившись за настил, высунулась
почти по пояс девица. Купальника на ней не было, она нагло демонстрировала
красивую грудь. Во взгляде у девицы было что-то от остекленения, что-то
бесовское. "Наркоманка!" - мгновенно определил студент-медик. Волосы
были очень длинные. Наркоманка смотрела умоляюще.
- Дай затянуться! Ну, хоть разок!
- Плыви, давай, откуда приплыла, - миролюбиво сказал Мишаня.
- А то тут, говорят, водяной водится, еще утащит.
Но девица не унималась.
- Дай затянуться, падла! - уже резче и громче сказала
девица.
Мишаня вдруг почувствовал в себе авантюриста. Ночное
приключение в яхт-интерьере начинало ему нравиться. К тому же, девица была
красива.
- На! - сказал он, протягивая горящую сигарету к ее мокрой
руке. - Осторожнее, не замочи, за фильтр держи... - Мишаня присел рядом с
ночной купальщицей на корточки. Девица была очень хороша! - Ты откуда такая
смелая? Одна купаешься?
Она несколько раз жадно затянулась, потом отбросила окурок в
сторону. Стеклянный блеск в ее глазах стал еще ярче и холоднее.
- Одна? - переспросила она. - Нет, не одна...
- А с кем? - Мишаня хотел разведать насчет того, далеко ли
осталась ее гуляющая компашка.
- С тобой! - вдруг взвизгнула девица истерично, и Мишаня
почувствовал, как длинные острые ногти до крови впились в кожу. - Ко мне
пойдешь! На дно! Ненавижу! Всех вас ненавижу!
- Ты что, дура! Утопишь ведь! - Мишаня что есть силы
вцепился, сопротивляясь, в ограждение. - Идиотка!
- Ненавижу! Ненавижу! - Девица, похоже, не контролировала
себя. Силы у нее было на удивление много. Мишаня почувствовал, что сдается, он
не кричал почему-то, не звал на помощь, только понимал, как тоскливый
запредельный ужас наполняет все его существо. Сумасшедшая рывками волокла его
за собой, лицо ее исказила гримаса наслаждения неуправляемой яростью. -
Ненавижу! Не-на-ви-жу! Всех вас изведу! Нена...
Страх подтолкнул Мишаню на хитрость.
- Сзади!!! - заорал он. Подействовало. Водяная психопатка
рефлекторно оглянулась и ослабила на мгновение свою мертвую хватку. Этого
оказалось достаточно. Мишаня вырвался и отскочил на несколько метров в сторону,
но девица на чудовищной, невероятной какой-то для пловца скорости, вспенивая за
собой воду, ринулась следом; ее голое тело по-прежнему до половины выставлялось
из воды, а протянутые вперед руки конвульсивно хватали ускользающую добычу,
распахнутые ненавидящие глаза бликовали, как два больших объектива. Мишаня
стремглав помчался по мосткам на берег - следом за ним со скоростью скутера,
вздымая перед собой шумный бурун, устремилась преследовательница.
Мишаня не помнил, как выскочил на асфальт набережной. Сзади
доносилось:
- Ненавижу! Все племя ваше людское ненавижу! Пока жива -
мстить буду! Ненавижу! Ммм!!!
Мишаня перевел дух и оглянулся. И... остолбенел! У самого берега
кружила в пене и брызгах на могучем чешуйчатом... хвосте - русалка! Видение
было кошмарным. От всего пережитого Мишаню трясло. Он, неожиданно для себя,
заплакал и, не узнавая собственного голоса, тоненько вдруг, беспомощно запищал:
- Помогите!!!
Русалка отплыла от берега метров на пятьдесят, потом
развернулась и с невообразимой скоростью вновь помчалась в сторону Мишани, под
конец она мощным рывком выбросила свое тело из воды в воздух, пролетела по
воздуху и рухнула со стонами на камни набережной. Послышался калечащий удар.
Русалка взвыла, царапнула ногтями по камням и вдруг, лишившись разом всей своей
ненависти, обессилела, распласталась лицом вниз, как обыкновенная баба после
истерики, заплакала тоже, сотрясаясь безутешно от какой-то непонятной, неутолимой
жалости к собственной жизни...
Мишаня был парень, в общем-то, не робкого десятка и не в
конец бессердечный. Ему приходилось слышать и читать в популярных журналах о
всякой нежити. Но вот так, чтобы лично повстречаться - как-то не представлялось
реальным...
Русалка плакала навзрыд.
- Добей меня! Добей камнем! Ох!..
Мишаня кое-как унял дрожь и подошел к столбу с электрическим
щитком, дернул рубильник, зажглись четыре желтых прожекторных глаза... Камни
были забрызганы кровью, которая весело сочилась из больших и малых ран...
Зрелище было ужасным во всех отношениях... На глазах у Мишани умирало странное
существо, умеющее говорить и думать... И в глубине мишаниной души заработал
эскулап: забыв о себе и обо всем на свете врач должен оказывать помощь любому
нуждающемуся... Любому... Преодолевая страх и отвращение Мишаня стал
приближаться к хвостатой девице...
- Душить не будешь? - деревянным голосом осведомился он.
- Уйди! Убью!
Быстрыми, решительными шагами Мишаня подошел вплотную и
присел. Дотронулся... Девица не сопротивлялась и не нападала. Она прекратила
плакать, стала покорна, как побитая овца, глаза ее потухли.
- Сесть можешь? Так, так... Терпи! И откуда ты такое
чудо-юдо выискалось? Так... так... переломов, кажется, нет. Повезло тебе,
дурехе! Погоди... - Мишаня сбегал в помещение караулки яхт-клуба, принес йод,
пластырь - ничего другого в аптечке не нашлось. Пошарил под кустами, нарвал
листьев подорожника. Раны обрабатывал йодом, прикладывал потом лист и укреплял
все полосками пластыря. Русалка дергалась от боли, но молчала, устремив
бессмысленный далекий взгляд поверх желтого бисера городских огней на той
стороне водоема. - Держись! - скомандовал Мишаня, закинув тонкую девичью руку
себе за шею, правой рукой осторожно приподнимая беспомощное тело под... ну, в
общем, под хвост.
В воде русалка судорожно вздохнула. Мишаня раскурил две
сигареты. Одну протянул ей. Она взяла, взглянула с благодарностью, как ему
показалось. Набережная была безлюдна.
- Ты как сюда попала? - Мишаня относительно освоился с
обстановкой.
- Долгая история...
- Расскажи.
- Ладно. Выпить у тебя, случайно, не найдется?
В спортивной сумке у Мишани лежали две бутылки водки;
назавтра была намечена вылазка с ребятами за город. Слегка поколебавшись,
Мишаня принес сумку к берегу, достал одну бутылку.
- Погоди, стаканы с закуской поищу.
- Не надо. Дай сюда! - русалка запрокинула бутылку и выпила
залпом из горлышка почти две трети. Зачерпнула в ладошки воды, запила. - На...
извини, что не поровну... Давно не пила! Ох, как все обрыдло! - захмелела она
моментально и, судя по всему, сильно.
- Ты рассказать хотела...
- Ладно. Слушай и не перебивай. А то утащу! - она засмеялась
хриплым, вульгарным смехом застарелой алкоголички. - Ладно! Не бойся, тебя не
трону. Слушай, коль охота... Дай-ка еще пивнуть. - Тем же разовым приемом она
прикончила содержимое бутылки. Мишане не досталось ни капли. Язык у девицы стал
заплетаться, но говорила она, тем не менее, прочувствованно и уверенно. Мишаня
не перебивал. - Странно вы, люди, устроены... - печально начала русалка, -
очень странно. Вы не умеете быть просто счастливыми. Просто счастливыми и все.
Вам обязательно надо чего-нибудь или кого-нибудь присвоить. Иметь! Чем больше
присвоишь и имеешь - тем больше счастье. Гнусь какая!.. - Она запрокинула
голову и почти безучастно констатировала. - Там где меня поймали и потом
продали этому вашему... - там звезды не такими были... Рисунок другой! Это,
пожалуй, все, что я знаю.
- Ты говоришь "этот" - это кто?
- Этот-то?! - она вновь вся задрожала от ненависти. - Этот
ваш!.. Я не знаю точно, кто он в вашей жизни... Сволочь, мерзавец, подонок! Я
не знаю, как его зовут, его при мне все называли Шефом... Подонок! Ты
представляешь, он меня, черт знает откуда, вывез для своего развлечения. Для
своего и для дружков своих таких же... Гад! Он меня в цистерне заместо живой
рыбы... Ненавижу! Ты слушай, слушай, все равно... - она задумчиво потрогала
ленту пластыря на груди. - Тут у вас, у людей, где-то недалеко есть
правительственная дача. Вот там... Не понял? Четыре года я там жила! Понял
теперь! Четыре года! Эти сволочи, когда гуляли, на экзотику любоваться желали!
Чего я только не натерпелась! Бунтовать поначалу пробовала, да куда там... Они
воду из бассейна выпустили, а у меня без воды чешуя сохнет... Вина для меня не
жалели. Напоят и сами голые в бассейн лезут лапаться, а я им улыбаюсь... Чего
только не насмотрелась, чего не наслушалась! Сама не заметила, как оскотинилась
при них. А Шеф этот - зубы золотые! - сам редко в бассейн лазил, побаивался-таки,
видать, меня, все больше других подзадоривал: давай, ветераны, давай! по
жопочке ее, по жопочке! Ох, как я ненавижу все племя ваше самодовольное!..
Иногда какие-то очень важные гости к Шефу приезжали, они тогда пили еще больше,
бутылками в меня бросали... Ни одна собака на эту правительственную дачу без
специального пропуска не проберется. Жизнь там, внутри, хоть и красивая, а -
дерьмо! Они дерьмо свое от посторонних глаз охранять умеют... Еще как умеют:
пикнуть не успеешь - прикончат. При мне тоже постоянный охранник был, кормил
меня, мы с ним о жизни разговаривали, когда у Шефа борделей не проводилось - в
перерывах... А потом у них что-то случилось, редко стали гулять и по-тихому. А
недавно Шеф подошел к бассейну и говорит тихо так, страшно: "Отплавалась,
девушка, много чего наболтать можешь..." Я очень испугалась. Рассказала
своему охраннику. Он оказался парень с заскоками: погрузил меня в машину, в
багажник, накрыл мокрой тряпкой, велел молчать и - вывез. Вот тут, с набережной
и вывалил. А потом... Все сволочи! - Потом он по мне из пистолета стрелял, но я
ушла как-то. Понял теперь? Понял?! Не-на-ви-жу!
Мишаня был потрясен.
- Понял... Утопленники на пляже - твоя работа?
Русалка самодовольно ухмыльнулась.
- Моя. Чья же еще? Это вам за издевательства, за
все-все-все! За то, что я теперь хлеб жру, который рыбаки на прикорм кидают,
рыбу из садовней воровать научилась, за то, что вода в вашем пруду хуже мочи,
за... Эх, чего там говорить!..
- Ты всем... мстишь?
- Стараюсь только мужикам. Извини, накипело... Ничего не
могу с собой поделать - я ведь все-таки баба, хоть и с хвостом. Природе я не
мешаю, а вам вот помешала. Ненавижу.
Начало светать. Теперь, когда страх отступил окончательно,
Мишаня разглядел русалку подробнее. Хоть и израненная, в кровоподтеках и
синяках, с пластырными наклейками, а все же она была очень красива.
Великолепные волосы, отточенные, изящные формы, огромные выразительные глаза -
все это восхищало и манило к себе. Она заметила его взгляд.
- Вот и ты мной обладать хочешь, - сказала она.
- Нет! - замотал головой Мишаня.
- Хочешь, хочешь... Вся порода ваша такая... Иди ко мне
ближе, да не бойся, иди! - Мишаня подошел. Девица обвила его шею руками и
поцеловала в губы. - Иди! Убирайся! Прощай, - она пошла на глубину.
- Подожди! - в каком-то отчаянном приступе крикнул Мишаня
вслед уплывающему чуду.
- Чего тебе?
- Возьми! - Мишаня выхватил из сумки вторую бутылку водки и
протянул. Русалка тут же вернулась. - Возьми... Только не топи никого больше...
Я через два дня на третий дежурю, в смысле, через две ночи на третью - я тебе
еду приносить буду. Хорошо?
- Через две на третью... - отрешенно, эхом повторила русалка
мишанины слова, крепко сжала горлышко запечатанной бутылки и - нырнула.
Следующий день выдался особенно жарким. Уже к десяти часам
утра термометр показывал за тридцать. На пляж опасливо потянулся от трамвайной
остановки, гонимый жарой и скукой, народ. Из сотен людей купаться отваживались
единицы. Миновал полдень. Утопленников не было. Никто не кричал, не причитал.
Спасатели на лодках лениво шлепали веслами, терзаемые жарой и похмельем, кто-то
противным голосом вещал через мегафон: "Граждане! Соблюдайте на воде меры
предосторожности! Граждане!.." Светило солнце, шелестел в пыльных листьях
слабый ветерок, зудели мухи - лето добросовестно делало свою работу. В двадцати
километрах от пляжа, неподалеку от правительственной дачи пьяный студент Мишаня
взахлеб рассказывал своим, изнемогающим от смеха однокурсникам, о бедной
русалке.
...Она выпила вторую бутылку позже, устроившись у подножия
гигантского шлакоотвала. В голове у нее сильно шумело, пространство и предметы
качались. Издалека она долго наблюдала мутными, слезящимися глазами за
маленькими многочисленными точками, копошащимися на песке... Глаза ее налились
кровью.
- Уже забыли про меня! Уже забыли! Ну, племя!.. - и она,
размахивая зажатой в руке, пустой бутылкой, лихими зигзагами поплыла, не
скрываясь, туда, где были люди. Она появилась в мелководной зоне подобно
привидению, матерясь и размахивая своей стеклянной гранатой. Пьяным вдрызг
голосом она орала одно и то же: - Ненавижу! Как я вас всех ненавижу!
Похмельный спасатель, сам не понимая, что делает, достал
тяжелое весло из ключины и, прицелившись в проносящееся мимо диво, вдарил
отполированной рукоятью точнехонько в лоб.
Гогоча, спасатели общими усилиями вытащили безвольное тело
на берег, где его пинали и били чем ни попадя, лишившиеся разума женщины -
работницы заводов, интеллигентки, молодые воспитательницы детских садов и
просто домохозяйки... Имеющиеся мужчины ошалело стояли в стороне, не
вмешиваясь.
- Прекратить! Всем разойтись! - послышалась властная
команда.
Подтянутые молодые люди, взявшиеся на плаже словно из-под
земли, сноровисто нейтрализовали неуправляемую толпу, разогнав участников расправы
и просто зевак в просторное кольцо. В центре лежала она... изуродованная, со
спутавшимися волосами, отклеившимися кусками пластыря, с глазами, забитыми
песком. Она еще дышала.
В отдалении, на асфальтированной набережной появились
несколько черных машин. Из них вышли люди, направившиеся особой
озабоченно-деловой походкой к месту происшествия. По толпе прокатился шепоток:
"Сам Шеф приехал! Шеф здесь!" Человек в отличном костюме серого цвета
и с бордовым строгим галстуком на шее хотел было что-то сказать, он уже обнажил
было вставные золотые зубы, но передумал... Русалка что-то шептала спекшимися
губами. Золотозубый без всякого содрогания наклонился над необычным существом,
прислушиваясь к шепоту.
- Господи! Прости меня, Господи! - шептали ее губы. Он
понял, усмехнулся криво: надо же, тварь, а туда же - Бога поминает... Ему стало
весело, но внешне он был абсолютно невозмутим.
Командир молодых людей безошибочно уловил внутренние
движения Шефа.
- Что нужно сделать? - спросил он едва слышно. Так же неслышно,
озабоченно кивая шокированной толпе, Шеф сказал:
- Отвезете на скотомогильник. Не надо никаких ученых,
никакого шума. Сделайте все тихо. Позаботьтесь. Это моя личная просьба.
- Не беспокойтесь! - ответил подтянутый молодой человек.
Через несколько дней студент медицинского института Мишаня
встретился в качестве практиканта с пациентом психоклиники -
аквалангистом-спасателем. Эти двое сразу же нашли общий язык, несмотря на то,
что один из них был абсолютно нем.
Число тонущих на пляже пришло в норму - не более одного-двух
в день.
К О Н Е Ц
1986 г.